Принялась рассматривать дом. Другие дома на этой улице почти все отличались какой-нибудь характерной деталью: там полосатый навес во дворе, здесь раскрашенный вручную веселенький почтовый ящик. Роджеров дом не выделялся ничем. Участок был заброшен, редкие кустики наверняка выросли там случайно. Ставни не покрашены, нет таблички с номером дома или фамилией хозяев, нет обычного для таких домов цветного флюгера. Шторы тщательно задернуты, никаких признаков жизни. Видимо, гостей здесь не любят.
Я подошла к двери и прислушалась. «Back-street Boys». Кроме музыки, доносился шорох, шаги, звяканье кастрюль. Я набрала в грудь побольше воздуха и постучала. Сперва тихо, потом сильнее. Никто не отозвался. Постучала еще раз. Музыка оборвалась — и с нею все остальные звуки. Ни звяканья, ни шагов. Я приложила к уху ладонь, прислонилась к двери и затаила дыхание.
Дверь приоткрылась. Я подняла глаза и наткнулась на хорошенькое личико девушки, изящной маленькой азиатки. Она открыла дверь чуть пошире, настороженно глядя на меня. На вид не больше шестнадцати, одета в простую белую рубашку на пуговицах, потертые дешевые брючки, на ногах белые носочки и сабо. Очень красивая. Сочные губы, темные, большие глаза. Черные волосы собраны сзади в узел. Ноль косметики, только блеск для губ. Девушка жевала резинку.
— Хозяйка дома? — спросила я.
Она продолжала смотреть на меня, словно не понимая.
— Вы говорите по-английски?
Девушка закивала, но по-прежнему молча. И от двери не отцепилась.
— Хозяйка. Мэри Тисдейл. Она дома?
Девушка долго смотрела на меня.
— Я миссис Тисдейл.
Показалось, что я ослышалась.
— Ты Мэри Тисдейл?
Внезапно нахлынули нелепые мысли: может, это какая-то дальняя родственница Роджера? Седьмая вода на киселе, происходящая из азиатской ветви Тисдейлов? Но у них нет никакой азиатской ветви! Может, она ему сводная сестра, незаконная дочь моего свекра? Мозг лихорадочно искал какое-то естественное объяснение. Не может быть, что это жена Роджера. Невероятно. Я постаралась собраться, но паника развязала язык, и меня понесло.
— Как зовут вашего мужа?
— Роджер Тисдейл. — Она просияла. — Мистер Роджер Тисдейл.
Господи! Она же совсем ребенок! У меня перед глазами поплыло, кровь застучала в ушах. Я схватилась за косяк двери.
— Скажите прямо, вы женаты — женаты, как муж и жена, — с Роджером Тисдейлом?
Она радостно закивала.
— С Роджером Тисдейлом, сценаристом?
— Да! Да! Это мой муж! — воскликнула она.
Ее муж? Спокойно, спокойно, пусть продолжает. Я вдруг пожалела, что не взяла с собой каких-нибудь М&Мов, — таких детей можно подкупить конфетами.
— Что вам нужно? — У нее в глазах мелькнуло беспокойство.
— Что нужно? Я тут живу неподалеку, просто хотела познакомиться с соседями и все такое. Меня зовут миссис Райан.
Мэри заулыбалась было, но потом что-то вспомнила и посерьезнела снова. Еще уже прикрыла дверь.
— Я, вообще-то, не должна ни с кем разговаривать.
— Почему?
— Муж не велел. Говорит: «Сиди дома, Мэри, и следи за ним хорошенько». Я так и делаю. Сижу и жду его. — Она надула губы. — Но я очень скучаю. Он все время в разъездах, ставит свои пьесы.
Ставит пьесы? Значит, ей он так объясняет свое отсутствие? Для меня он ездит в дома творчества и на репетиции, для нее — ставит пьесы. Денди.
Вышла толстая кошка и потерлась о ноги Мэри. Вот-вот должна окотиться. Мэри взяла ее на руки и погладила.
— Я играю с Типпи. Ем. Смотрю телевизор. Танцую под музыку. Убираюсь дома. Вот и все, наверно.
Я старалась вести себя как нормальная соседка, внимательная и дружелюбная. Как друг. Как старшая сестра.
— О, я вас прекрасно понимаю! Прямо мой распорядок дня. — Я улыбнулась, покачала головой. — И все время ждешь. Ох уж эти мужчины!
— Ох уж эти мужчины! — эхом отозвалась Мэри — теперь она тоже улыбалась.
— Слушайте, можно мне зайти на минутку? Меня что-то подташнивает. Наверно… может быть, я беременна…
Это не всерьез, конечно, просто такая стратегия показалась мне подходящей. Ее колебания были просто на лбу написаны: «Роджер не велел мне разговаривать с чужими. Но эта леди вроде ничего, симпатичная. И потом, он все равно не узнает».
«Пожалуйста, Господи, пусть она выполнит мою просьбу. Пусть она даст мне войти. Господи, пожалуйста!»
— Ну, заходите. — Она сделала наконец шаг назад и открыла дверь.
Мебель я сразу узнала. Весь этот дом был набит хламом, который раньше пылился у нас в подвале. Мы собирались отвезти его на рас продажу, но руки никак не доходили. В конце концов Роджер погрузил это барахло в фургон и сказал, что отвезет в «Дом надежды» — приют для женщин, перенесших насилие. Я заметила пару складных пляжных стульев, дешевые книжные полки, которые уже начали слоиться, плетеный диванчик и стулья, купленные еще после окончания школы. Над софой висела картинка — я ее нарисовала на девятом месяце, когда от скуки на стенку лезла. Даже не знаю, что меня больше злит — то, что он подарил ей мой рисунок, или то, что он подарил ей нечто настолько убогое. Чего я не обнаружила, так это телефона. С Роджера станется запереть девушку в загородном доме без всякой связи с внешним миром.
— Можно от вас позвонить?
— У нас тут в поселке нет телефонов, — сообщила она как нечто само собой разумеющееся. — А муж говорит, что такие, без проводов, слишком дорого стоят. У вас ведь такие, да? Без проводов?
— Да, у нас такие. Без проводов.
Господи!..
Шагая за ней к софе, я рассматривала ее фигурку и с ужасом представляла, как Роджер наваливается на нее. Алиса по сравнению с ней матрона! Интересно, что у нее за акцент? Наверное, филиппинский. Мэри принесла мне стакан с водой, я жестом попросила ее присесть. Она села, скрестив ноги. Кошка прыгнула ей на колени, потерлась о плоский животик девушки и соскочила обратно. Я оглядела комнату. Скудно обставлена, но убрана чисто, просто безукоризненно. У меня мелькнула жестокая мысль: может, она и в нашем доме могла бы убираться? Это можно отнести на счет моего состояния в тот момент. Только в совершенно безумном состоянии мне могло прийти такое в голову. Мой муж сделал эту девочку своей женой, держит ее запертой в домике на лесной дороге, запрещая общаться с людьми. Так, сейчас надо выяснить две вещи: сколько ей лет и как они встретились.
— Когда будет ребеночек? — Мэри кивнула на мой живот.
Я даже не поняла, о чем она, пока не вспомнила свою легенду.
— Не знаю. Зимой, наверное.
Даже собственный голос показался мне чужим.
Я пыталась восстановить равновесие. Мэри подхватила кошку и перевернула ее, погладила выпуклое брюшко.
— Типпи тоже беременна! — Она прошлась пальцами по кошачьим сосочкам, улыбнулась и погладила свой живот. — И я хочу ребеночка.
— А вы… — я постаралась улыбнуться, — беременны?
Мэри пожала плечами.
— Не знаю. Может быть, да. — Она надула из жвачки пузырь и втянула его в рот. Мечтательно улыбнулась. — А может, и нет. Надеюсь, что да. Я люблю детишек.
«Еще бы! — чуть не сказала я. — Ты же сама практически зигота».
— Детишки — это классно. У вас есть маленький братик или сестричка?
— Есть. Четыре брата, три сестры. Дома остались. — Она посмотрела куда-то вдаль.
Я сама уже с трудом понимала, что происходит.
— Здорово! Какая большая семья! Вы старшая?
Она кивнула, все еще глядя в пространство.
— Сколько вам лет?
Я затаила дыхание, Мэри закусила губу и явно растерялась.
— Двадцать один год.
Морочит мне голову. Я захихикала:
— Да нет, по-настоящему! Сколько вам лет на самом деле?
— Шестнадцать, мэм, — послушно сказала она.
Значит, я теперь «мэм»? Вообще-то, я должна была быть довольна, что добилась ответа, но было неприятно, что она так меня назвала. Опять это мерзкое слово.
— Мэри, вы такая красивая, — продолжала я, — вы, наверное, актриса. Вы с мужем познакомились в театре?
