— Мэри, у тебя есть родственники в Штатах?

Она кивнула, прикусив губу.

— Где-то в Филадельфии. (У нее это звучало как «Пилладельфия».) Двоюродные братья отца.

— Я попробую найти их и договориться, чтобы ты жила с ними. А пока… — Я проглотила комок, — можешь временно оставаться здесь, со мной и с Питом.

— И с Типпи? — Она просияла. — С котятами?

— Типпи, пожалуй, да, но котят надо отнести в приют для животных. Мы не можем взять их к себе.

— Да, миссис Райан. Хорошо. — Она было расстроилась, но тут же снова заулыбалась: — Спасибо, миссис Райан.

— Пожалуйста, зови меня Вэлери.

Внизу вдруг хлопнула дверь — Роджер сматывался. Громыхнули ворота гаража. Мы с Мэри подошли к окну в гостиной и смотрели вслед его машине. Поворачивая, Роджер встретился глазами со мной и выставил средний палец на свободной руке.

Сейчас Мэри в комнате для гостей, смотрит «Я люблю Люси». Ну и денек!

На сегодня все.

В.

У Мэри задержка — одиннадцать дней. Утром ее стошнило после завтрака. По идее, я должна рвать на себе волосы, но я на удивление спокойна. Это прозак так действует или перспектива появления младенца в доме? Понятно, соседи будут смаковать сплетни: сначала мой муж завел несовершеннолетнюю любовницу, а теперь и ребенка состряпал. Но как бы там ни было, этот ребенок будет кровным родственником моему собственному сыну. Почему я должна запрещать ему расти в этом доме? С другой стороны, он будет постоянным напоминанием о подлости Роджера и о его пренебрежении ко мне. Что, если Роджер потребует общения с ним, захочет помогать растить его?

И если совсем с другой стороны посмотреть — родится малыш! Милый, чудесный живой комочек, лучик добра и любви. Я таю при одной мысли об этом. Или у меня просто крыша едет?

На сегодня все.

В.

Господи Боже! Мэри говорит, что хочет «заставить ребенка выйти». Видимо, Роджер позвонил ей, пока меня не было, и потребовал сделать аборт, угрожая высылкой из страны. Полдня она висела на телефоне, беседуя с филиппинской тетей Эстой. Судя по всему, эта тетя — вроде тех подпольных бабок, которые, кроме всего прочего, раздают советы о самостоятельных абортах.

— Тетя Эста все знает! — сказала Мэри, махая листком бумаги у меня перед носом — там кудрявыми девичьими завитушками был выведен список трав.

Некоторые я узнала: клопогон, мята болотная.

Мэри канючила:

— Пожалуйста! Надо сходить в магазин…

Я схватила листок и разорвала.

— Роджер врет тебе! — Нелегко было говорить сквозь ее всхлипы. — Он просто лжец, Мэри. Неужели ты до сих пор в этом не убедилась? Никто тебя не вышвыривает из страны!

Сказала, что займусь получением гражданства для нее.

— Все будет хорошо, — твердила я, сама не очень в это веря.

На сегодня все.

В.

Дейл позвонил сегодня утром, как раз когда я выдергивала Пита из постели. Схватила трубку.

— Алло?

— Сколько сюрреалистов нужно, чтобы ввернуть лампочку?

Сердце подпрыгнуло от радости. Дейл, социальный работник медцентра, мой тамошний лучший друг, один из немногих, кто знал меня еще в прошлой жизни и не исчез с горизонта. Дейл помнил меня в колготках, на высоких каблуках, с изящным портфельчиком — женщиной, которая зарабатывала свои собственные деньги.

— Не знаю, Дейл. А правда, сколько?

— Купилась! — Он подождал, пока я рассмеюсь. — Эй, ты слышала что-нибудь о дислексике, страдающем бессонницей? Представляешь, не может ни читать, ни удерживать информацию! Бродит всю ночь, размышляя: «Неужели на свете действительно есть собака?»

Мне сразу стало как-то светлее и веселее. Выяснилось, что Дейл ушел-таки наконец из центра.

— Слишком много бюрократии там.

— А дальше что собираешься делать?

— Ну, мы с Эриком думали податься в Вермонт и там пожениться, но я на дух не переношу высокомерных задавал из Новой Англии. Так что, думаю, мы останемся здесь. Прикинулись братьями. Наши соседи сверху хорошо к нам относятся.

— Шутишь? Вы с Эриком прикинулись братьями?

— Ну да, сказали, что мы близнецы. Разнояйцевые, поэтому и не похожи.

— Так вот почему ты белый, а он черный!

Дейл рассмеялся:

— По правде говоря, мы просто не общаемся с соседями. Это нас вполне устраивает, они все такие замшелые!

— Лучше вам в самом деле поехать в Вермонт. Хоть братьями не надо будет прикидываться.

— Наверно. Ладно, хватит уже обо мне. Что у тебя происходит?

Пока Пит чистил зубы, я коротко описала Дейлу мое положение: Эдди, Диана, постоянные измены Роджера, папина болезнь, Мэри, развод…

— О-о-о, малыш, это тяжкий груз! На целую жизнь хватит. Как ты находишь в себе силы вставать по утрам?

— Есть одно волшебное средство, прозак называется, — сказала я.

— Добро пожаловать в компанию.

— Ты тоже?!

У нас словно появился общий секрет.

— Да, мэм. Каждый день, вот уже девять месяцев. Не откажусь от дозы ни за какие коврижки.

— О, Дейл, я так рада тебя слышать! Я скучала по тебе.

— Взаимно, друг мой, взаимно.

Мы решили пообедать вместе на следующей неделе. Пора было везти Пита в школу.

— Кстати, — добавил он. — У меня есть очень пикантная новость о нашей старой знакомой.

— О ком?

— Мариса, Клариса, как там ее… ну, эту шлюху.

— Господи Боже! Расскажи.

— Не-ет, не сейчас. На следующей неделе, за обедом. Тогда ты точно от меня не отвертишься!

Вечером, уложив Пита спать, я пыталась объяснить Мэри свое отношение к абортам. Отношение скорее интуитивное, чем порожденное общественным мнением, поэтому я сомневалась, стоит ли им делиться. Меня нельзя причислить к ярым противникам абортов, вряд ли когда-нибудь встану с плакатом возле Института семьи. Мое мнение по этому вопросу определилось под влиянием Терезы, сестры. Как-то мы с ней сидели на кухне, и я заметила на столе муравьев. Роджер тут же передавил бы их прямо пальцами, но меня что-то заставило собрать насекомых в пластмассовый стаканчик и вытряхнуть на улицу. Так я обычно поступала с мышами, жуками, молью, даже с тараканами.

— Смотри, сестренка, — заметила Тереза, — у тебя не хватает духу убить крошечного муравья. Но убийство развивающейся личности ты считаешь нормальным!

Я не стала спорить, понимая, что это бесполезно, но ее слова застряли в голове. Потом, когда я была беременна Питом, мое отношение к абортам стало еще более неоднозначным.

Выкопала книгу с крупными фотографиями, сделанными внутри матки. Я ее сама почти каждый день читала, когда была беременна. Перелистывая страницы вместе с Мэри, я твердила себе: «Это тело Мэри, а не мое, ее беременность, а не моя, ее личный выбор, а не мой». Все так, но я в зеркало не смогла бы смотреть, совесть заела бы, не предложи я ей хотя бы возможность другого выбора. Надеюсь, она передумала. По крайней мере, больше не спрашивала о травах и не звонила тете Эсте. Так что, думаю, все в порядке. Пока.

На сегодня все.

В.

Проявила фотопленку. Выяснилось, что пришло время снова воевать с лишними килограммами. Первые несколько снимков были сделаны около года назад, когда я ежедневно занималась гимнастикой, иногда даже дважды в день, и каждый вечер ела «диетические блюда». Примерно тогда же я впервые встретила Бена. Помню, как уверенно я чувствовала себя на тренажере в брючках стрейч и тугой футболке.

Ближе к концу было несколько фото, которые Пит нащелкал на днях, когда я готовила обед. Прошел год, но я выгляжу старше лет на десять. Руки — два дельфина-близнеца, лицо — перезрелая дыня. Пока Пит восхищенно рассматривал фотографии, я сгорала от стыда. Что произошло? Куда подевалось желание сохранить тело изящным и гибким? Раньше покупка одежды была увлекательным экспериментом: я могла носить черные брючки «капри», прекрасно чувствовала себя в шортах и купальниках. Глядя на стройных женщин, я причисляла себя к этой элите нашего общества, которая может, не задумываясь, носить безрукавки, короткие юбки, кофточки в облипку. Знакомые останавливали меня на улице, просто чтобы сказать: «Вы фантастически выглядите! В чем секрет?» Одна из мамочек-домоседок, решившись выйти на работу, призналась, что я вдохновила ее на это. Что бы они сейчас обо мне подумали?