— Знаете, я тут хотела сказать — я вам очень сочувствую. Он мне сразу не понравился. — Вдова пожала мне руку и благожелательно улыбнулась. — Без него вам будет легче, дорогая.

«Вы здесь живете уже лет семь, а я даже не знаю, как вас зовут», — чуть не сорвалось у меня с языка.

— Спасибо.

В банке столкнулась с Беном Мерфи. Спросил, как у меня дела.

— Развожусь, — выпалила я.

Чего я хотела от него в этот момент? Чтобы он закружил меня на руках, рассыпаясь в ликующих благодарностях? Честно сказать — да. Вместо этого Бен улыбнулся (хочется думать, хитрой, кривой, похотливой улыбкой) и произнес:

— Вот как?

— Да, вот так. — Я улыбнулась в ответ.

— Что же, неплохо.

Я немного подождала, но больше ничего не услышала.

На сегодня все.

В.

Роджер от меня не отвяжется. Сегодня звонил три раза! Как только я вижу его номер на определителе, переключаю на автоответчик. В третий раз он позвонил из автомата, и я взяла трубку, черт бы ее побрал.

Говорит, у него ко мне последнее, окончательное предложение, и он «абсолютно уверен», что оно меня заинтересует. У меня больше не было сил спорить с ним, сказала, пусть заедет завтра утром. На десять минут, не больше.

На сегодня все.

В.

Когда Роджер нарисовался в дверях, он выглядел довольно оптимистично для человека на грани развода и, по всей вероятности, тюрьмы. В руках у него был ящичек размером с тот, в котором Типпи нянчила своих малышей. Я выглянула в окно — Мэри загорала на одеяле, Пит носился с брызгалкой.

— Что ты сюда приволок, Роджер?

— Терпение, дорогая. — Он улыбнулся и кивнул в сторону кухни: — Можно?

— Заходи. — Я сделала шаг назад и пропустила его.

Роджер поставил ящичек на стол и сделал приглашающий жест.

— Ну, что, дружище, вот мое предложение.

— Что бы ты ни пытался всучить мне, дружище, я не куплюсь, не беспокойся.

— Ничего я тебе не пытаюсь всучить, женушка. Я делаю подарок. — Он торжественно пододвинул ящичек ко мне. — Давай открой его.

— Я тебе не женушка.

— Я знаю, ты думала, что это принадлежит тебе. Вот и прекрасно. Я не задаю никаких вопросов, никого ни в чем не обвиняю. Это твое. Распоряжайся им как хочешь, — он открыл ящичек, — но с одним условием.

Это был сейф с золотом. Значит, вот кто устроил разгром моим родителям! А я грешила на Эдди.

— Условие, Роджер?

— Брось эту глупую затею с разводом, давай восстановим семью. Я прошу тебя.

Шутил он, что ли? Нет, Роджер остался всего лишь Роджером. Его способность врать жене переплюнет разве что способность врать себе самому. Он же не знает, что мне известен истинный размер его состояния — куда больший, чем цена золота в этом ящичке.

— Ты меня не купишь, Роджер. Забирай свое жалкое золото и иди отсюда.

Я пыталась подтолкнуть его к двери, но он будто врос в пол. Спросил, нельзя ли ему повидать Пита.

Окно было скрыто моей спиной, я сказала, что Пит в гостях у Геракла.

— В следующий раз, если захочешь связаться со мной, позвони адвокату. Я серьезно.

Он вздрогнул.

— Мэри избавилась от ребенка, как я ей советовал?

— Роджер, катись отсюда!

Я с радостью совсем вышвырнула бы его из моей жизни, но, пока между нами будет стоять ребенок, мне придется иметь дело с Роджером. Еще около пятнадцати лет. Просто отвратительно. Хорошо бы я получила полную опеку, а Роджеру отказали бы в праве посещения. Но это вряд ли. Омар предупредил меня, что комиссия по опеке в штате становится все более благосклонной к мужчинам, даже с криминальным прошлым. Право посещения предоставили недавно одному парню, чей ребенок родился в результате изнасилования, совершенного им!

На сегодня все.

В.

Сегодня все было в целом безоблачно. Водила в церковь Мэри с Питом. Мэри впервые была на литургии, но легко включилась в службу — восхищалась музыкой, внимательно слушала проповедь отца Ли (озарение или помощь Божья?). Потом мы пошли есть круассаны (Мэри досталось два). На бульваре я купила ей три пары туфель и дала разгуляться в магазине с разными девичьими побрякушками. Потом вся наша троица втиснулась в кабинку фотоавтомата. Когда выпала фотография, Мэри схватила ее и поцеловала.

— Моя семья, — сказала она.

Приятно было видеть ее нормальным подростком, и я задумалась, стоило ли уговаривать эту девочку пройти через беременность.

В газете пишут, что «Шоу семейных реликвий» — независимые эксперты по антиквариату — приезжают в наш город. Линетт хочет пойти, зовет меня с собой.

— Пошли, Вэл, будет прикольно! Жутко интересно, что эти эксперты скажут о бабушкином сервизе!

Я сперва упиралась — представить себе не могу худшего отдыха в субботу. Сидеть в замшелом Оружейном музее с кучей местных, трясущих своим старым барахлом! Потом вспомнила, что сумма на чековой книжке тает на глазах. Что бы мне продать? В нашей семье реликвий негусто. Когда я стала жить отдельно, мама передала мне старый набор посуды из стеклокерамики и дешевенький серебряный браслет, который прадедушка подарил ей на шестнадцатилетие. Как у всех. Никто у нас в семье особо не интересовался генеалогическим древом, только сестра Тереза как-то раз от скуки занялась историей семьи. Докопалась до фермера-картофелевода по имени Шеймас. А Линетт знает всех своих предков вплоть до времен Гражданской войны.

— Может, принесешь статуэтку, которую Роджер подарил тебе на день рождения? — посоветовала она мне. — Сколько раз он заявлял, что она передавалась в его семье от отца к сыну.

Я совсем забыла о статуэтке — бронзовом ковбое, стоящем на камине. Роджер намекнул, что это очень ценная вещь. Сказал, что она когда-то принадлежала Франклину Рузвельту. Что ж, если ковбой стоит пару тысяч долларов, то его с лихвой хватит на покрытие счетов месяца за два, а то и больше.

На сегодня все.

В.

Вчера утром принесла завтрак Мэри наверх, но ее комната оказалась пустой. Я инстинктивно заглянула под кровать — дети всегда там прячутся. Мэри там не было, зато был скомканный пакет из супермаркета. В пакете пузырьки темного стекла и липкая чайная ложка. Настойки, мази, пакетик с чем-то вроде чая. Знакомые надписи на этикетках — эти лекарства Мэри просила меня купить, думала, что они могут прервать беременность.

На меня навалилась ужасная тяжесть, острое чувство, что Мэри в опасности. Я отвела Пита к Линетт и принялась гонять по улицам, выкрикивая ее имя. На север доехала до самой гостиницы, на запад — до самого шоссе. Мэри крепкая девочка, она могла оказаться где угодно. Взмокшая, вся в слезах, уже потерявшая надежду, я вернулась и снова осмотрела дом сверху донизу, включая чердак и подвал. Вышла на улицу. Что-то подтолкнуло меня к оврагу за домом, в заросли кустов и бурьяна, завалы старых досок, камней и мусора. Раздвинув ветки, я содрогнулась: Мэри скорчилась на дне, ее рвало. На ней была моя старая майка «Я рыбак, вот и вру».

Я закричала. Выбежала Линетт в пижаме.

— Вызови врачей, — сказала я.

В 10.00 Мэри доставили в госпиталь и промыли желудок. В 11.03 у нее отказали почки. В 11.09 объявили о ее смерти.

Добравшись до дома, я нашла номер тети Эсты рядом с телефоном в гостевой комнате. Известие о смерти Мэри ее ошеломило.

— Вы что, совсем из ума выжили? — кричала я. — Вы что, не знали, что эти лекарства могут ее убить?

Эста призналась, что, вообще-то, ничего о травах не знает. Что ее ремесло, вообще-то, таэквондо. Что информацию о травах и настойках она нашла, вообще-то, в старом справочнике, валявшемся у нее дома. Что она хотела только помочь своей племяннице.

Я сказала, что могу организовать транспортировку тела Мэри на Филиппины, и Эста пообещала, что будет сопровождать гроб из Манилы в провинцию Илокос, даже если ей придется объясняться с родителями Мэри.