― Ты знаешь, я на самом деле думала, что ты мне еще спасибо скажешь. Ты ведь добился, чего хотел. Это я в последний раз так в ком-то ошиблась.

― Зуб даю, так и было. Ой!

Она больно стукнула его по руке.

― Но ты ведь только что меня клеймил на чем свет стоит, потому что я с тобой недостаточно остро пререкалась.

― Я не клеймил, — возмутился он.

Мариама посмотрела на него без всякого выражения.

― Ладно, — сказал Чикайя. — Я виноват. Это было нечестно.

― Ты меня заставил ощутить себя убийцей, — сказала она. — Я была всего лишь ребенком. Как и ты.

― Прости, — Чикайя поискал взглядом ее лицо. — Я не знал, что…

Она не дала ему договорить.

― Нет. Оно меня не гложет. Я веками об этом не вспоминала. И я совсем не оттого явилась на борт «Риндлера». Я бы это все равно сделала.

― И то правда.

Некоторое время они простояли молча.

― Все уже? — сказал Чикайя. — Мир?

Мариама улыбнулась.

― Сценическое исполнение тебя не удовлетворило?

― Мне в эти дни чем меньше катарсиса, тем лучше.

Она притащила с собой оружие, она все сделала, чтобы убить его, и тем не менее они отыскали путь к примирению. И вот куда он их завел: еще несколько слов, и самый старый, самый простой узел будет распутан.

― Думаю, мир, — сказала она.

Они спускались по усыпанной воздушными цветами лестнице в небеса. Наконец создания начали истончаться и исчезать; это

значило, что «Сарумпет», скорее всего, достиг низа восходящего потока вендеков, который первоначально и привлек их сюда. Или, по крайней мере, погода изменилась так, что их больше нельзя было отсюда обнаружить.

Когда последний воздушный цветок растаял в тумане, они еще час двигались вдоль самого течения. Но потом оборвалось и оно, и не осталось ничего. Только Яркость. Пустая и сверкающая.

Мариама воскликнула:

― Я не могу в это поверить! Такая могучая река не вытекает из ниоткуда.

― Мы еще не видели таких длинных потоков, — осторожно заметил Чикайя, — но что это доказывает? Мы не знаем пределов обычной погоды.

― Я думаю, что некоторые вендекосмеси устойчивы просто потому, что устойчивы, — сдалась она. — Но ксенобы нашли особое применение стабильным сочетаниям. Я по крайней мере ожидала наткнуться на груду разлагающихся ксенобитских трупов.

Они описали круг, исследуя окрестности зондографами. В первое течение впадало еще одно, столь же постоянное. Это не было понятно сразу, потому что переходная зона пребывала в куда большем беспорядке, чем сами течения. Смесь вендеков из более глубокого течения, по первому впечатлению, распадалась, образуя новую смесь, а уже та привлекала воздушные цветы; процесс распада катализировался сдвигом местных погодных условий. Картинка с зондов обновлялась, они видели, как переходная зона колышется вверх-вниз.

Чикайя сказал:

― Ну что ж, источник еще глубже. И я не стану всплывать и охотиться на кроликов.[114]

Они поплыли по реке к ее истокам. Через час появилась следующая переходная зона — на сей раз течение разветвлялось на два, устремлявшихся вверх.

Третья зона.

И четвертая.

Мариама сказала:

― По крайней мере мы основательно продвинули вендекобиологию. Ты хоть представляешь себе диаграммы, пригодные для описания Яркости? А я-то привыкла думать, что цикл внутризвездных термоядерных реакций — сложная штука.

― Студенты проклянут наши имена. Разве могли мы мечтать о большем?

Пятый переход.

Шестой.

Здесь течение устремлялось вниз, им навстречу, делая

U-образную петлю. Если они отправятся к его истоку, то попадут обратно в окрестности пчелиных сот — неизвестно еще, как близко.

Чикайя разрывался. Они не знали, ответвление ли это могучей реки, порождающей целую ксенобитскую экологию, или просто паутина, без цели и причины дрейфующая через Яркость. Они могли гоняться за ее началом и концом до бесконечности, будто котенок за перышком, пока в один прекрасный момент планковские черви не хлынут им на головы.

― Если до очередного перехода мы не заметим новых ксенобов, он будет для нас последним, — объявил он.

Мариама неохотно согласилась.

Они стояли плечо к плечу, вглядываясь в туман. Чикайя не мог придумать иной стратегии на тот случай, если они выйдут из этого потока: только опускаться все ниже и ниже, надеясь хотя бы нащупать дно, получить какое-то чисто физическое представление о том, на какие жертвы придется пойти, если вся эта территория станет деготной ямой для планковских червей.

А если дна вообще нет, и Яркость пребудет вокруг вовеки? Тогда спасать будет нечего. И некуда отступать.

Мариама заметила:

― Это тень от домового, так ведь? Это не просто дымка.

― Где?

Она показала. Чикайя различил небольшое серое пятнышко в сплошной стене света.

― Если там всего лишь очередной воздушный цветок, это не считается.

Тень разрасталась, наливалась серым, но зонды пока не могли до нее добраться. Объект располагался гораздо дальше, чем они сперва подумали, и это уж наверняка был не воздушный цветок.

Чикайя подумал было оставить вендекотечение ради этой новой цели, но оказалось, что поток выносит их туда сам. Вот, оказывается,

где

источник вендеков, которыми питаются воздушные цветы. И его призрачная тень продолжала увеличиваться, хотя сам объект все так же оставался вне пределов досягаемости зондов.

Мариама сказала:

― Если это единый организм, то мы напрямую перескочили от кроликов к китам. Я полагала, что течение исходит откуда-то со свалки трупов, но эта штука такая огромная, что едва ли для него нужно, чтобы ей нанесли смертельную рану. Она эту реку с легкостью выссала бы.

Мерцающий контур тени приобрел явственно круглые очертания.

― Я не думаю, что это одно существо, — сказал Чикайя. — Сдается мне, мы нашли оазис в пустыне.

Тень перекрыла все поле зрения. Теперь она производила такое же колоссальное впечатление, как нависший над Пахнером Барьер, однако точная форма ускользала.

― Этим зондам надо бы хорошенького пинка дать, — пожаловалась Мариама.

Внезапно в центре объекта открылась тоненькая полоска — цветная и детализированная, медленно выплывавшая из серого сумрака. Эффект обрамления оказался обескураживающим: Чикайе стало даже сложнее интерпретировать увиденное. То, что предстало его взору, могло быть ксенобами, кружащимися вокруг объекта примерно сферической формы. Виртуальный движок отрисовал их в пропорции несколько сотен к одному относительно кроликов, но выглядели они, как лезущие по слоновьей шкуре клещи. Размер сферической структуры ошеломлял. Если бы воздушный цветок был маргариткой, то эта сфера ― летающей горой, астероидом.

Окно детализации разрасталось, под ними сновали теперь тысячи ксенобов — направление «вниз» для рубки управления «Сарумпета», как и прежде, указывало на центр Той Стороны, но игнорировать преимущество этой небольшой планеты как ориентира было бы глупо. Потом он увидел поверхность объекта. Некоторые ксенобы появлялись из горловин туннелей, ведущих к центру сферы, или исчезали там. Разрешающей способности роя зондографов все еще не хватало, чтобы представить сколько-нибудь точно анатомию новых существ. Как и во всех предыдущих случаях, телесные формы их колыхались на окрестных течениях, сливались с ними в единое целое. Тем не менее в сердцевине каждого ксеноба имелось ядро, сохранявшее неизменную структуру при любой трансформации оболочек. Именно там, судя по всему, бесконечно воспроизводилась и заново кодировалась системообразующая информация.