Он повернулся к ожидавшей его иконке Мариамы. Она была оформлена до плеч. Тело представлял прозрачный контейнер, понемногу наливавшийся цветом и формой, пока по протянутой от самого Барьера стекловолоконной трубочке сновал световой проблеск.[110] Чикайя посмотрел через трубочку на взбаламученный слой планковских червей, их чернильно-фиолетовые и черные контуры, сновавшие меж приветливо-пастельных вендеков. Каждые несколько секунд темная нить вытягивалась вниз, в его направлении, точно щупальце вредоносного дегтя вторгалось во вселенную, состоявшую исключительно из фруктового сока. Тут же вендеки отвечали, обрывая нить и отгоняя непрошеных гостей. «Сарумпету» такая участь не грозила, поскольку он был прикрыт мимикрирующей оболочкой, скопированной с окрестных устойчивых слоев. У планковских червей такой иммунитет пока не выработался, ведь они, по сути, не исследовали этих слоев целенаправленно, а слепо на них натыкались. Но как только прорыв произойдет, черви, не приходилось сомневаться, найдут им куда менее благородное применение.

Чтобы ожидание не сделалось непереносимым, Чикайя ушел в свою личную разновидность Замедления. Планковские квантовые гейты «Сарумпета» способны были растянуть час до вечности. Библиокомплект нежданно осчастливившее его ускорение использовал для поиска новых стратегий, хотя до сих пор и не сподобился разработать ничего особо перспективного. Десять миллионов индивидуальных планкочервеедов, которых он построил на Этой Стороне, без труда могли быть начерчены Изнутри за микросекунду, а не за девять часов. Беда в том, что подавляющее большинство их незамедлительно бы сожрало сам «Сарумпет». Чикайя бы не задумываясь последовал примеру погибших для вящей своей славы анахронавтов, но ему отнюдь не хотелось выпускать на волю всепожирающее пламя, пока его не научили самоконтролю и регулированию эффективности.

Мариама отращивала подбородок. Чикайя спросил иконку, как правильно отображать пропорции: исходя из высоты или объема.

― Из объема.

Резко очерченное тело стало размягчаться, оплывать, но то менялась подсветка иконки, а не она сама. Чикайя глянул вверх: темный протуберанец, похожий на сжатый кулак, тяжело проталкивался в массе вендеков. Инстинкт, пришедший из другой эпохи, напружинил каждую мышцу его виртуального тела, но немедленного решения даже принимать не требовалось, не то чтобы воплощать в симуляцию; «Сарумпет» сам выберет момент для бегства. Выходить из Замедления, чтобы наблюдать ползущие по монитору со скоростью отступающих ледников сводки данных, было бы актом откровенного мазохизма; как только придется драпануть без оглядки, корабль ускорит его.

Зараженная планковскими червями область ширилась и наползала со всех сторон, как грозовая туча. Темный слой накрыл трубочку, символизировавшую протянутый над Барьером канал связи. «Сарумпет» ушел на глубину.

Монолитное грозовое облако взорвалось, рассыпалось на рой обсидиановых осколков. Те устремились кораблю вслед, словно пирокластический поток. Чикайе однажды довелось убегать по склону пельданского вулкана от раскаленных газов и пепла, но та беззаботность, с которой набирал нужный темп «Сарумпет», трепала ему нервы даже сильнее. Риск напороться на мель оставался пока в области предположений, но скорость распространения корабельного пакета данных приближалась уже к максимально возможной для данной области. Понятия скорости света за Барьером не существовало, но они могли напороться на преграду по меньшей мере столь же основательную.

Глянув вниз, он заметил, что видимость ухудшается. Зондовую сеть он забрасывал вперед на обычное расстояние, но «Сарумпет» уже догонял ее. Корабельные библиотеки содержали критически важную информацию, позволявшую индуцировать с помощью обузданных вендеков нужные перемены в структуре окружения, но чем быстрее они убегали, тем меньше времени оставалось на приготовления к неожиданностям.

Первый барьер приблизился уже почти вплотную, но его они успели испытать загодя. Корабль без труда пронесся сквозь сверкающий занавес — акт перехода был символически обозначен простым механическим действием, но для его аппаратной реализации потребовалось перенастроить и заново структурировать весь корпус. Тут же Чикайя заметил краем глаза какое-то движение во вновь открывшемся пространстве.

С торжествующей улыбкой иконка Мариамы обернулась к нему.

― Вот это я и называю кораблем-амфибией: спокойно переходит из микровселенной в микровселенную, как бы ни разнились их динамические спектры.

― Ты же не… — у него отнялся язык.

― Не закончена? Девяноста трех процентов вполне довольно.

Я

себя очень тщательно упаковывала. Эту вот безбашенную иконку не стоит воспринимать всерьез. — Она посмотрела вверх. — Вот черт. Этого не должно было случиться.

Чикайя проследил направление ее взгляда. Планковские черви уже преодолели преграду. Свободно загружаемая мутация, ранее безуспешно использованная против какой-то иной препоны, в этом случае доказала-таки свою эффективность. Преследователи не расплывались, не замедлялись, напротив, они стали подобны лавине, постоянно прибавлявшей скорость. Если планковские черви хранят информацию о каждом использованном приеме, оказался он успешен или нет, их возможности расширяются экспоненциально.

― Надо было тебе держать язык за зубами при Бираго, — с сожалением заметила Мариама. — Это он додумался до убийственного трюка, а не мы с Тареком. Мы слишком увлеклись имитированием естественных репликаторов, как будто природа всерьез заботилась об оптимизации всеразрушающей чумы.

― Люди ведь позаботились. Мы кое-чему научились от анахронавтов.

Они с прежней плавностью пересекли следующую ячейку пчелиных сот. Чикайя не был окончательно уверен, что случится, если в новой переходной зоне «Сарумпет» застрянет, но что бы это ни было позади — планковские черви или какой-то враждебный штамм вендеков, который вторгся в исследуемую область и пожрал их, — времени дрейфовать по воле судеб оставалось немного. А когда придет локальная смерть и в мгновение ока сотрет их отсюда, все станет еще хуже.

От нового перехода он опять посмотрел назад, наблюдая за планковскими червями. На сей раз они застряли. Какое бы множество мутаций ни было им доступно, каталог возможностей не

мог быть исчерпывающим. Библиокомплект на ходу просвечивал каждый следующий гейт рентгеновскими лучами и подбирал ключ, пока корабль с ним сближался; эта стратегия позволяла выгадать немного времени.

Почти всегда ключ удавалось подобрать намного раньше. Чикайя уже начал было рисовать картину триумфально летящего вперед «Сарумпета», как планковские черви прогрызли второй барьер.

― Мы сами можем чем-то преградить им путь? — обратился он к библиокомплекту. — Можем начертить что-нибудь способное их задержать?

― Я могу инициировать формирование нового популяционного слоя. Но это займет время, и популяция распространится только до границ этой вендекоячейки.

И каким бы длинным ни получился искусственный барьер, планковские черви все равно могут под ним протиснуться.

Они пронеслись еще через дюжину ячеек. Расстояние до преследователей оставалось постоянным. Даже когда разрыв, казалось, увеличивался, не было гарантии, что в следующей ячейке они не обнаружат, что планковские черви уже просочились туда первыми по обходному пути.

Решетка пчелиных сот простиралась в бесконечность. «Сарумпет» плыл без видимой цели и береговых ориентиров. За восемь часов номинального бортового времени они пересекли едва тысячу ячеек. По меркам Этой Стороны они углубились на миллиметр под последнюю устойчивую границу нововакуума, и вылазка длилась считанные пикосекунды. Планковские черви убили больше двух часов на диверсификацию, обучаясь передвигаться по этим катакомбам, но стоило им уловить ключевую идею, и дальше их уже было не остановить. Для стратегии испепеляющего выжигания одной вендекопопуляции и уловленных в

нее хищников это был, пожалуй, слишком сложный случай. С тем же успехом они могли пытаться исцелить жертву бубонной чумы, стерилизуя единственную фистулу на ее теле.