Боли не было, только легкая щекотка. Ощущение почти сексуальное. Впрочем, Чикайю обуяла охота заколотить по органайзерам сжатыми кулаками: он не сомневался, что, расплющив пару-тройку этих фиговин, получил бы известное удовлетворение. Вероятно, такая реакция восходила к инстинктам, помогавшим отлавливать земных паразитов; предки то ли позабыли, то ли просто не удосужились вырезать эти программы из его генома. Но ведь они могли сохранить их и сознательно, просто на всякий случай. Авось пригодятся.

Он приподнял голову: так было лучше видно. И тут же заметил непереваренный ошметок икры, покрытый остатками волос и мышечных волокон предыдущего хозяина тела.

Обитаемый космос [23]

― 

Ааргхх.

Звук показался ему чужим, от него саднило и закладывало горло.

Колыбель предупредила:

― Не пытайтесь говорить. Еще рано.

Органайзеры сцапали чудом уцелевший остаток икры и поглотили его.

Насчет морфогенеза с нуля он не питал иллюзий: изготовление тела из единственной клетки заняло бы не меньше трех месяцев. Это взятое взаймы тело было построено даже не на той ДНК, с которой он сам явился на свет, однако разрабатывалось так, чтобы служить удобной аппроксимацией любой телесной оболочки, достаточно близкой предковому человеческому материалу. В этом случае процесс занимал всего три часа. Путешествуя таким способом, Чикайя обычно приходил в сознание только на завершающих этапах, корректируя тонкие детали и сглаживая с помощью ментальной карты исходного тела отличия, слишком неудобные, чтобы удалять их напрямую. Но он уже давно решил, что как-то раз проснется раньше обычного и испытает все на собственной шкуре.

Он наблюдал, как медленно удлиняются руки и пальцы. Плоть сперва вылезла слишком далеко, но потом оттянулась обратно. Органайзеры проникли в рот, переделали десны, передвинули в нужные места зубы, сделали язык тоньше, отслоили избыточные тканевые слои. Он прилагал изрядные усилия, чтобы не подавиться.

― 'то вувафно, — пожаловался он.

Колыбель ответила:

― 

А вы только представьте себе, как бы это выглядело, если б и мозг ваш имел плотскую природу. Все нейронные пути пришлось бы переделывать и выращивать заново. Представьте себе сад с деревьями, фигурно выстриженными в виде

tableaux [24]

чужой жизни,

которые пришлось бы перестригать по образцу вашего собственного прошлого. Вас бы замучили кошмары, галлюцинации, внезапные проблески чужой памяти.

Колыбель, строго говоря, не обладала собственным интеллектом, однако, слушая ее ответы, Чикайя хоть немного отвлекался от неприятных ощущений во рту. Стоило признать, что реплики колыбели куда продуктивнее легковообразимых «а, это вы тот самый идиот, который приказал разбудить себя так рано? А почему бы вам просто не заткнуться и не получить удовольствие?»

Когда с языка наконец счистили слизь, он заметил:

- 

Некоторые считают, что в цифровой форме происходит в конечном счете то же самое. Каждый раз, когда вы переконфигурируете квасп для новой задачи, сам акт запуска программы генерирует новые переживания и ощущения, причем задолго до формального начала вычислений.

― 

Не сомневаюсь, — дружелюбно заметила колыбель. — Но физическая природа процесса гарантирует, что вы ничего не запомните.

Как только Чикайя смог встать, колыбель откинула крышку и позволила ему пройтись по рекреационной комнате. Он вытянул руки и размял мышцы, покрутил головой, согнулся и выпрямился, проверяя позвоночник. Тем временем колыбель сверялась с показаниями кваспа, внося небольшие коррективы, необходимые для подгонки кинестетической обратной связи и синхронизации субъективного времени с базовой Реальностью. Неделю-другую он еще будет замечать некоторые отличия, но вскоре они потускнеют и развеются. И ощущение, будто его новая плоть — не более чем плохо подогнанная одежонка, наконец уйдет.

Его ожидала одежда настоящая, и ее уже проинформировали о физических параметрах тела, предпочтительных материалах, цветах и текстурах. Текущий дизайн был выдержан в фиолетовом

и желтом, одеяние выглядело светлым, но не цветастым. Он не стал его менять или просматривать альтернативные варианты.

Одеваясь. Чикайя изучал свое зеркальное отражение в стене. От темных щетинистых волос до чуть поблескивавшего шрама на щиколотке правой ноги каждая деталь была воспроизведена в точности, на микрометровом уровне. В целом получилась идеальная копия его тела, каким оно было в день отбытия из родного мира. И едва ли кто-то смог бы отличить его от оригинала. Да и ему самому тело казалось знакомым, убедительным. Он не испытывал, как прежде, небольшой крепатуры в плечевых мускулах, которые разрабатывал и накачивал несколько недель перед путешествием, но, учитывая, как помяла и отформовала его ласковая колыбель, в этом не было ничего удивительного. Да, шрам не был в точности тем же шрамом, какой достался ему на память о детстве. Коллагеновые рубцы, покрывшие подзажившую кожу его собственного тела в возрасте двенадцати лет, состояли не из того же самого коллагена. Но разве в его взрослом теле они не претерпели бы изменений, даже если бы он никуда и не отправился? Организм и так меняется изо дня в день, сохраняя очень значительную, но все же неполную преемственность с предыдущими состояниями. И точно так же исподволь менялась вся Вселенная. Так или иначе все в ней было не более чем несовершенной имитацией вчерашнего аналога.

Впрочем, лишь в путешествиях и приходится делать выбор: отдать прошлое на переработку или же оставить позади его вечно растущее семя. Чикайя повернулся к колыбели и отдал приказ:

― Номер десять на вторсырье.

Он забыл, откуда взялось его десятое по

счету

тело. К тому же, как только команда будет подтверждена, воспоминания, в пассивном виде заточенные в субстрате кваспа, будут стерты безвозвратно. Плоть попадет на переработку и превратится в безликий

воскоматрикс, идентичный породившему его теперешнюю оболочку.

Колыбель сказала:

― 

Это не десятое тело, по моим подсчетам. Вы хотите переработать девятое?

Чикайя открыл было рот, собираясь запротестовать, но потом понял, что привычка его подвела. Покидая Пахнер[25] тридцать лет (и несколько субъективных часов) назад,

он бы должен был отдавать себе отчет, что за время пересылки счетчик его тел и так уже уменьшится на единицу без всякого вмешательства с его стороны. Ему даже пальцем не пришлось пошевелить или слово обронить.

― Да, — сказал он. — Конечно. Девятое.

Оставив позади рекреацию, Чикайя возблагодарил судьбу за вновь обретенное чувство равновесия. Плита, на которой он стоял, была матовой, но парила внутри прозрачного пузыря диаметром около согни метров, едва заметно качавшегося (чтобы создавать силу тяжести) на конце километрового троса. Повернувшись налево, он увидел звезды и четко осознал, что корабль вращается. Ось вращения совпадала с направлением полета. Звезды медленно поворачивались. Самые маленькие круги были окрашены льдисто-синим, но чем дальше от полюса искусственной небесной сферы, тем естественней становились их оттенки, под конец вообще отдавая едва заметной краснинкой. Что до правой половины неба, то там звезд не было. Ее заполняло однородное сияние,

не подверженное допплеровскому сдвигу.[26] Настолько однородное, что глаз был бессилен зацепиться хоть за какой-то движущийся в этой среде объект. Никаких пятнышек, отмечавших усиление или ослабление яркости — их можно было бы заметить по мере вращения плиты.