Литмир - Электронная Библиотека

Еще говорили в аале, что вся беда в матери Хуруна. Тотанос — крутая старуха. Ее Хурун во всем слушается. Это она велела Майру скоромчить. Девушка, сказала, смирная, сирота. А ей, Тотанос, в доме помощница нужна. Одной с хозяйством не управиться. Сколько у нее скота, птицы, кроликов! Полный двор. И все жалуется: «Спина болит, ноги гудят, руки ломит…» Еще бы! Коровы, свиньи, куры, гуси, утки, индюшки… Целую бригаду надо!

…Арминек потянул меня за рукав:

— Толай! Ты что, не слышишь? Зову, зову… Я с первыми петухами трогаюсь. Если хочешь идти, не проспи. Понял?

Я пропустил его слова мимо ушей. Тоже мне, друг! Все «я» да «я». Второй Ачис! Мне сейчас не до него. Я о Майре Михайловне думаю. Жалко мне ее.

Когда Постай ууча ничего в сельсовете не добилась и сургинчи — человек, который погоню за украденной невестой устраивает, не помог, она ни к кому больше обращаться не стала. Сама Постай думала, что Хурун на их семью ынчых накликал — порчу напустил, весь домашний порядок нарушил, а старики по-другому растолковали. Во всем, сказали, виновато чурт харазы! Так и сказали:

— Чурт харазы вмешивается в вашу жизнь.

Старики, которые в бога верят, считают, если в семье кто-нибудь умрет, на дом чурт харазы нападает. Очерствелость дома, что ли. По-другому не скажешь. Если дом освятить, чурт харазы отступится, а то так и будет угнетать и давить. Поверить- ууча старикам поверила, а святить избушку и юрту не собралась. Где теперь шамана найдешь? Так после смерти деда Нартаса и остался его двор не освященным…

Бабушка Постай в аале чуть не старше всех. Потому ее и величают уважительно — ууча. У них с дедом Нартасом было три сына. Двое с войны не вернулись, а третий — отец Майры- от несчастного случая погиб. Жена его за другого вышла, увезла с собой Майру, но в новой семье Майре плохо было, и она вернулась к бабушке.

Про небесный огонь только Нартас ага знал. Я же говорил: он три раза за ним ходил. Два раза неудачно, а в третий раз почти до самого дома донес, но сохранить не смог.

Вот мы с Арминеком с прошлой зимы и думаем про этот удивительный огонь.

Пойти за Улгенник предложил Арминек. Я, конечно, согласился. Разве от такого дела откажешься? Надо себя показать выносливым и бесстрашным. Чем я хуже Арминека? Пойдем мы вместе. Арминек только для виду говорит, что один отправится. Без меня не решится. Это уж точно. Ну, а немножко позадаваться, поважничать он любит…

— Держи,- Ктара подала мне миску с угуре, ячменным супом.

Сваренная на костре, пахнущая дымком и диким луком, который принес Амас, похлебка была такая вкусная, что мы мигом опростали котелок.

— Досыта наелись? — спросила Майра Михайловна.

А мы слова сказать не можем. Только по животам ладошками похлопали. Для чая, правда, место нашлось.

Когда отужинали, к нашему костру подошел Хурун Иванович. Велел всем ребятам собраться поближе. Походил вокруг, подождал, пока рассядутся, объявил:

— Завтра половина из вас пойдет по течению до зеленого луга. Поищете там каменное корыто. Потом вернетесь сюда. Остальные посмотрят вокруг этой поляны и поднимутся немного вверх по реке. И тоже сюда вернутся. Старшим в этой группе будет… Кайсап. Мы с Ачисом еще одно место обследуем. Если что обнаружим, сразу дадим знать. Все ясно? Отбой!

— Опять вдвоем идут,- шепнул Арминек.- Ну и герои! Вот тебе и закон тайги…

Костер уже догорал, по тлеющим головням пробегали синие огоньки. Комаров поубавилось — не то насытились, не то нашли где-то другую поживу. Подбрасывать ветки и сушняк больше не стали, а сгребли уголья в кучу. Огонь снова ярко вспыхнул, но ненадолго.

Мы с Арминеком примостились под густой кроной ели. Легли спиной к огню, как настоящие таежники. Майра Михайловна и Ктара устроились на мягких постелях из принесенного нами сена.

Быстро стих шум-гам. Казалось, и лес тоже уснул. Но вот в густолесье что-то зашуршало, закричала незнакомая птица. Я задремал. Еще какое-то время звучал птичий голос, и вдруг совсем рядом послышались отчетливо слова:

— Накрывайте золотые столы! Накрывайте золотые столы!

Я вскинулся. Тихо. И птица молчит. Только шелестят от ветерка широколапые ветви елей и кедров.

Стоянка дедушки Нартаса

Пойма Хызыл пыха была окутана предутренним сумраком. Она еще крепко спала под теплым туманным одеялом. Мы и сами как следует не проснулись — глаза никак не хотели раскрываться. Торопливо навьючив на себя заплечные мешки, осторожно, чтобы не хрустнуть веткой, направились к берегу.

Никто нас не заметил.

Речку перешли вброд босиком. Студеная вода обожгла ноги, обдала холодом до дрожи все тело, прогнала сон. Перебрели благополучно. Впереди небольшая зеленая лужайка. Скорее туда! Но росистая трава оказалась холоднее воды. Ноги покраснели, как гусиные лапы, и онемели. Попрыгали немного, чтобы согреться. Намотали холстяные портянки, натянули кирзовые сапоги. Немного погодя ноги стали приятно гореть.

Пока одолевали крутой берег, рассвело. Перед нами открылась узкая длинная лощина. По ней протекал ручеек, почти сплошь закрытый густыми зарослями смородины. Конец лощины терялся вдали, у темной стены леса. Туда и двинулись.

Вот она какая — настоящая тайга. Тут нет ни могучих краснокорых лиственниц, ни белоствольных веселых берез. Сосны, ели, кедры. И неба не видать, и сквозь чащобу не продраться. Куда идти дальше? Сапоги от обильной росы промокли насквозь, опять стало зябко.

— В тайге дорог нет,- поучал меня Арминек.- И тропинки только зверями проложены.

Мы долго не решались войти в лесные дебри. И тут нам повезло — обнаружили заросшую тропу, по которой, может, и люди когда-то ходили.

— Вперед! — скомандовал Арминек.

Обрадовавшись солнцу, запели птицы. Нас сопровождали желтогрудые синички. Они то и дело улетали вперед, словно показывали нам путь, и снова возвращались.

Арминек шагал впереди и подбадривал:

— Не трусь, мой хозончы. Вот этот подъемчик пройдем, и прямо перед нами будет Улгенник. Я уже бывал здесь. С отцом за черемшой ездил. Места эти знаю. Не новичок…

Обувь подсохла, шагать стало легче, и согрелись на ходу. Настроение бодрое. Завели песню.

Старики говорят: «Если вышел за порог дома, ты уже путник». И мы путники. Идем по тайге в поисках волшебного небесного огня. Сделали себе крепкие посохи и шагаем к перевалу. Вот мы какие!

Одолели крутую спину подъема. Бледная, еле заметная тропа исчезла. Начался сплошной бурелом. Забрались в такие завалы- шагу не ступить. Валежины, кочки… Небо над нами маленькими голубыми лоскутиками просвечивает над макушками высоченных кедров. Куда ни глянешь — поваленные временем и ветром гигантские деревья с вывороченными корнями. Не то чудища какие, не то медведи на дыбы поднялись, оскалились, вот-вот набросятся. Не знаю, как Арминек, а я, честно признаюсь, немножно струсил. Да и ему, наверно, было не по себе.

Шагаем дальше. Продираемся сквозь заросли таволожника. По сторонам стараюсь не глядеть. Больше под ноги да на идущего впереди Арминека. Подняли пронзительный крик кедровки. Нахальные птицы! Снуют среди молодых деревьев и обязательно пересекают твою дорогу.

Выбрались на открытое место. Решили передохнуть.

Арминек уселся на валежину, подбадривает:

— Вот так, Толай. Терпи. По правде сказать, был бы я один, давно бы до Улгенника дошел.

Пусть поважничает.

— Арминек, а что мы будем делать с небесным огнем?

— Э-э… Если я добуду огонь… У-у, тогда кое-кому со мной будет трудно разговаривать. Вернемся в аал, и сразу к Постай ууча. Я ей так скажу: «Вот вам небесный огонь, за которым Нартас ага ходил. Пусть три года горит в вашем очаге. А дровами я помогу…»

Он пересел с валежины на траву, потом улегся на спину, закинул ногу на ногу, продолжая фантазировать:

— И себе немного огня оставлю…

— И через три года любые твои желания исполнятся,- не выдержав, подсказываю я.

Размечтались оба и решили в конце концов раздать огонь всем, кроме Хуруна Ивановича и Ачиса. Даже для школы и соседнего аала не пожалели огня.

5
{"b":"550636","o":1}