Раданит бросил на меня взгляд, в котором я уловил сразу и предупреждение, и некоторую долю сочувствия:

– Короли не любят, когда их ставят в глупое положение.

Драгоман был слишком уж уверен в себе. Я снова подумал, что к этому разговору он подготовился заранее и теперь все время переигрывает меня, и осторожно спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Вспомни тот день, когда ты встретился с Карлом и он приказал тебе ехать в Багдад. Помнишь эту встречу?

Я помнил ее до мельчайших подробностей и кивнул:

– Я благополучно вернулся из Каупанга, привез кречетов, белых медведей и собак.

– А что ты вручил самому Карлу? – допытывался Аврам.

Я воочию представил себе малый приемный зал Его Величества и то, как король воспринял рог единорога, который я преподнес ему. Он походил тогда на мальчишку, увидевшего долгожданный подарок.

– Я показал ему рог единорога, который Озрик купил за безумные деньги в Каупанге.

– Ты еще сказал, что Карл решил оставить рог себе, а не отсылать его халифу, – напомнил раданит.

– Совершенно верно. Он был в восторге и собирался показать его своим скептикам-советникам, не верящим в существование единорога.

Аврам громко хохотнул:

– И что же король сделает, если узнает, что его обвели вокруг пальца?

Я вытаращил на него глаза:

– Король известен вспыльчивым нравом…

– В таком случае будет очень неприятно, если он узнает, что его драгоценный единорожий рог – это вовсе не рог, а всего лишь зуб. И более того, зуб большого толстого морского зверя, больше похожего на водяную улитку, чем на грациозного оленя.

Я не сводил взгляда с драгомана. Судя по триумфальному блеску его глаз, он говорил правду. И его угроза была более чем реальна. Если я разоблачу перед Карлом папский заговор, Аврам позаботится о том, чтобы король узнал, что так обрадовавший его рог единорога – самый настоящий обман. В таком случае о дальнейшей жизни при его дворе мне придется забыть.

Мне оставалось лишь восхищаться дерзостью раданита. Он проявил себя непревзойденным искусником двойной игры. В моем теперешнем подавленном состоянии я был готов признать, что с моей стороны разумнее всего будет оставить все как есть: вернуться в Ахен, никому ничего не говоря о предательстве Аврама, и продолжать поддерживать легенду о существовании единорога. Это будет почти то же самое, что и мой тайный договор с Озриком о сохранении тайны так называемых яиц птицы рух.

– Согласен, – неохотно сказал я, протягивая драгоману руку. – Я ничего не скажу ни Карлу, ни Алкуину о происках папы Адриана. Ты же будешь хранить секрет рога единорога.

Аврам пожал мою руку. Я резко повернулся и уже подходил к тяжелой двойной двери, закрывавшей выход из зверинца, когда слон сердито затрубил – может быть, от дурного настроения, а может, из-за того, что его перестали угощать. Резкий звук гулко разнесся по зданию и разрушил мое самодовольство, как самый реальный могучий удар. Я снова услышал победный рев тура, бесновавшегося в ловчей яме над изуродованным трупом Вульфарда. Все внутри меня похолодело при мысли о том, что, пока другие умирали, Аврам служил двум господам и туго набивал золотом свои карманы.

Ускорив шаг, я направился сначала в библиотеку халифа, где имел приватную беседу с Мусой, а затем в наш дом, где около окна стоял, разглядывая фонтан, погруженный в свои мысли мой товарищ-сарацин. Моя торопливая решительная походка явно удивила его.

– Озрик, мне нужна твоя помощь, – заявил я с порога. – Я только что говорил с Аврамом.

Друг внимательно выслушал мой рассказ о предательстве драгомана.

– Такое нельзя оставить безнаказанным, – закончил я свою речь.

– И что же ты предлагаешь? – спросил Озрик.

– Я рассчитываю на заинтересованность Джафара в том, чтобы использовать бестиарий для обучения принца Абдаллаха. Я уже поговорил с Мусой. Он подтвердил, что книга находится в королевской библиотеке, и согласился дополнить несколькими словами описание слонов, прежде чем книга будет отправлена визирю.

– И что же Муса допишет туда? – недоуменно спросил сарацин.

Я процитировал фразу, которую тщательно составил для того, чтобы она была вписана под картинкой, изображавшей двух слонов, выкрашенных в зеленый цвет, с большими печальными глазами, белыми изогнутыми бивнями и поднятыми, готовыми соприкоснуться хоботами. «Говорят, что слоны бывают белыми. Тот слон, коего халиф Харун ар-Рашид отправил в дар Карлу, королю Франкии, как утверждает сопровождавший его человек, был чисто-белого цвета».

Худощавое лицо Озрика медленно расплылось в улыбке:

– Уверен, что принц Абдаллах в своих занятиях с Джафаром дойдет до этой записи. И захочет больше узнать о белых слонах, точно так же, как захотел узнать о птице рух.

Я тоже улыбнулся:

– Тогда Джафар пошлет за Аврамом, и наш бывший драгоман угодит в ловушку. Он будет пытаться вывернуться. Может сказать, что слон, предназначенный Карлу, действительно был белым. Ну, а что будет потом, мы с тобой хорошо знаем…

– Халиф отправит очередную экспедицию, на сей раз поручив ей поймать и привезти белого слона. И кто же лучше всех подойдет для этого дела, как не Аврам? – Сарацин громко расхохотался.

Я широко улыбнулся Озрику: всю напряженность, возникшую было между нами, как рукой сняло.

– Но более вероятно, что ложь Аврама раскроется. Джафару будет нетрудно выяснить, какого цвета был слон, которого отправили Карлу. И выяснится, что Аврам препятствовал сношениям халифа с иными странами. А «меченосец его мщения», дворцовый палач, всегда наготове… – добавил я злорадно.

– Ты сказал, что тебе требуется моя помощь… – напомнил мой друг.

– Я полагаю, что Аврам не лгал, говоря о том, что не хотел погубить нас, а лишь стремился сорвать наше посольство. И потому, если речь зайдет о его казни, я хотел бы, чтобы ты попросил Зайнаб умолить визиря о милосердии. А наказание ограничить, скажем, пожизненным запретом на любые торговые дела в пределах халифата.

– Думаешь, этого будет достаточно? – спросил Озрик.

– Это положит верный конец его попыткам создать себе богатство в халифате.

Сарацин восхищенно помотал головой:

– Зигвульф, тебе определенно следует остаться в Багдаде. Ты с замечательной легкостью приспособился бы к дворцовой политике.

Я шагнул вперед и обнял своего друга:

– Мы потеряли тура, так и не нашли ни грифона, ни рух, но мы все же добились того, что Карл и Харун будут обмениваться посольствами. Когда следующее из них покинет Багдад, напиши мне, как у тебя дела. И о Зайнаб тоже.

Озрик шагнул в сторону и поднял со стола тонкую пачку листов.

– Лучше возьми это, – сказал он, положив мне на ладонь сохранявшиеся у нас остатки «Онейрокритикона». – Я при нужде всегда смогу заглянуть в труд Артимедора в дворцовой библиотеке. А вот тебе, когда ты вернешься в Ахен, для поиска пути в неопределенном будущем потребуются все возможные ориентиры.

В июле 802 года от Рождества Христова двор Шарлеманя взбудоражило прибытие в Ахен живого слона. Это животное по имени Абуль-Аббас подарил Карлу Великому халиф Багдада Харун ар-Рашид. Все путешествие, не считая морского плавания из Северной Африки в Геную, он проделал пешком, что явилось настоящим подвигом и для самого живого подарка, и для его проводников. Обмен дорогими, редкими дарами – в том числе диковинными животными – был в обычае дипломатии того времени. Харун отправил во Франкию Абуль-Аббаса после того, как к нему прибыло посольство от Шарлеманя, которое возглавляли два франка, Лантерфрид и Зигмунд, которых сопровождал франкский еврей Исаак. Достоверных сведений о том, какие дары они привезли с собой, не сохранилось, но историки предполагают, что Шарлемань подарил восточному владыке лошадей, охотничьих собак и дорогие ткани.

Причины, по которым посетителям Круглого города предписывалось носить белые одеяния, в то время как фамильным цветом Харуна был черный, так и остаются загадкой. Харун ар-Рашид пришел к власти, когда ему было всего лишь двадцать лет, и во многом полагался на поддержку и советы вельмож персидского происхождения из рода Бармакидов. Его любимцем был Джафар, сын великого визиря, который сосредоточил в своих руках такое могущество и богатство, что даже чеканил собственную монету. В кладе, обнаруженном на берегу Занзибара, археологи нашли монету чеканки Джафара, датированную 798 годом. Арабские купцы торговали с Восточной Африкой с VII века, если не раньше. Они умело использовали сезонные ветра – муссоны, позволявшие им добираться до цели из Персидского залива и Омана, а потом плыть обратно, а также разработали сложную систему навигации по звездам, опиравшуюся на глубокое изучение небесных тел.