На четвертый день, когда волны сделались ниже и лишились своих белых гребней, Сулейман вскарабкался на приспущенную рею и долго стоял там, обхватив мачту одной рукой. Более чем пристально осмотрев все стороны горизонта, он не слишком ловко спустился на палубу и отозвал нас с Озриком для разговора.

– Я видел землю на юго-востоке. Подойдем к ней и встанем на якорь, – сказал капитан.

– Не лучше ли будет направиться прямо домой? – спросил я. Смерть Вало сильно ударила по мне. Сейчас я более чем когда-либо хотел закончить путешествие. Мое любопытство полностью иссякло: мне больше не было дела до чудовищ наподобие грифона и птицы рух и до малого шанса на то, что они существуют на самом деле. У меня не было решимости и мужества продолжать поиски, подвергая опасности жизни дорогих мне людей – Озрика и, конечно же, Зайнаб. Надлежало вернуться в Багдад и сказать халифу, что Сулейман доставил нас дальше, чем мы осмеливались представить себе, но мы так ничего и не нашли.

Но мой старый собеседник покачал головой:

– Прежде чем отправиться в Аль-Убуллу, необходимо проверить, несколько сильно корабль пострадал от бури. А вот потом – домой.

– Как ты думаешь, куда мы попали?

– Думаю, что нас отнесло за Комр и я видел Вак-Вак. Нынче ночью, если небо будет ясным и удастся прочесть звезды, смогу сказать точнее.

Если память не изменяла мне, Муса, показывая нам в библиотеке халифа карту, не упоминал ни того, ни другого названия.

Сулейман поскреб редкую щетину на подбородке:

– Капитаны из Аль-Убуллы иногда узнают разные слухи об этих местах, когда торгуют на побережье Зинджа. Но я никогда не слышал, чтобы там кто-то высаживался.

Он прищурился, глядя на темную линию, появившуюся на горизонте:

– Нужно найти пологий низменный берег с твердым песком, куда можно будет вытащить корабль и проверить связку обшивки.

Я успел позабыть о том, что наше судно скреплено лишь кокосовыми канатами.

– А как быть с местными жителями? Думаешь, они приветливо встретят нас? – спросил я с опаской.

Старик пожал плечами:

– Может быть, удастся отыскать необитаемый берег.

Неведомая земля, о названии которой можно было только гадать, была обращена к морю плоской прибрежной полосой, окаймленной теми самыми деревьями, которые на покинутом нами берегу назвали «гурм». Со стороны моря их густо переплетенные и глубоко уходившие в вязкий ил корни образовывали непроницаемую стену, и Сулейману потребовалось полдня, чтобы отыскать небольшую песчаную бухточку, прикрытую мысом. К тому времени от бури остались лишь неприятные воспоминания, и в бухту мы входили под легким ветерком. Вода была настолько чиста, что старый мореход смог точно определить нужное мгновение, и корабль почти неощутимо коснулся килем песчаного дна. Только тут у всех наконец полегчало на душе.

– Простоим здесь два прилива, – сказал Сулейман. – Проверим и почистим днище, а если потребуется ремонт, задержимся еще. – Он искоса взглянул на меня: – Если у вас с Озриком будет охота, вы успеете немного осмотреть местность.

Я решительно отказался:

– Мы с Озриком останемся на корабле. Не хочу новых бед.

Я сдержал бы свое слово, не пошли Сулейман двоих людей за дровами. Нам нужно было разжечь огонь, чтобы приготовить пищу, но почти весь наш запас дров унесло волнами во время бури, а все, что уцелело, было насквозь мокрым. Поэтому еще до начала отлива, который должен был обнажить днище, моряки отправились на берег.

Вскоре они вернулись и принесли с собой нечто странное: эта вещь была найдена ими в лесу среди травы.

Находку матросы вручили Сулейману, а тот подошел к нам:

– Полагаю, вам стоит это посмотреть.

Находка, походившая на осколок горшка грязновато-кремового цвета, гладкий с одной, вогнутой, стороны и шершавый с другой, была размером не больше моей ладони. Взяв осколок у старика, я поразился его легкости. И неудивительно – ведь он был гораздо тоньше тех массивных гончарных изделий, которые мы видели в Ифрикии.

– Не знаю, кто это сделал, но местные ремесленники, судя по всему, большие мастера, – сказал я.

– Мои люди нашли по меньшей мере дюжину таких осколков, и все они лежали чуть ли не кучей, – ответил Сулейман. – Они решили, что это не могло быть делом рук человеческих, и испугались.

Я снова посмотрел на тонкий осколок:

– Пожалуй, действительно стоит пойти и посмотреть это место.

В сопровождении одного из моряков, указывавшего дорогу, мы выбрались с берега и, перевалив через невысокий пригорок, оказались на степной равнине, покрытой жесткой травой и чахлыми кустами. Наш провожатый остановился на краю площадки шириной в четыре-пять футов. Трава там явно была вытоптана и лишь недавно начала расти снова.

На земле там валялось еще множество осколков неведомой посуды, по большей части такого же размера, как тот, который мне показали. Хотя были куски и покрупнее – семи-восьми дюймов.

– И чем, по-вашему, это может быть? – негромко спросил Сулейман.

– Мне кажется, что это какое-то гнездо, – ответил Озрик. – А осколки – от скорлупы яиц.

Я устыдился тому, что сам не додумался до этого.

Наклонившись, я подобрал несколько осколков покрупнее и попытался сложить их вместе. Судя по тому, что у меня получалось, яйцо было громадным, более фута в длину.

– И что же думают твои моряки? – спросил я корабельщика.

– Они решили, что это яйца птицы рух, – ответил он. – Может быть, мелкой, но из этой породы. Потому-то они и испугались. Решили, что эта тварь прилетит, схватит нас и куда-то унесет.

Как ни странно, я почувствовал себя так, будто надо мною издеваются. Мысленно я уже отказался от поисков грифонов и рух, и то, что мы нашли признаки возможности их существования, изрядно раздражало.

– Яйца откладывают разные существа, – заметил я. – Гады вроде крокодилов, которых мы видели на берегах Нила, и… и змеи. – После того как змея на моих глазах убила Вало, у меня от одного вида этих громадных яиц бежали мурашки по коже. – Если эти яйца отложила змея, она должна быть очень большой и опасной. Нужно быстрее убираться отсюда, пока мы ее не потревожили.

– Зигвульф, это птичьи яйца, – возразил Озрик. – Змеи, крокодилы, черепахи… у них у всех яйца с мягкой, а не твердой скорлупой. Будь здесь Вало, он сказал бы то же самое.

Упоминание о Вало взбудоражило меня. Я знал, как он повел бы себя в этой ситуации. Он немедленно заявил бы, что это осколки яиц огромной хищной птицы, какую он и представлял себе, глядя на загадочный черный клюв, найденный в китовой флегме. Будь сын егеря с нами, он рвался бы отыскать эту птицу и узнать о ней как можно больше. Эта мысль заставила меня устыдиться собственной робости. Раз уж я виноват в том, что Вало попал в Африку и встретил там свою смерть, то мне будет еще тяжелее жить с осознанием того, что я отказался от шанса исполнить его последнюю волю.

Стоя среди травы с осколками огромного яйца в руках, я принял решение: отыщу гнездо грифона или рух, в котором будут обитатели, заберу оттуда пару птенцов и доставлю их в Багдад и Ахен, чтобы все могли их видеть, но не стану втягивать в это дело больше никого.

– Почему бы тебе не отнести это на корабль? – предложил я Сулейману, ткнув пальцем в осколки. – А я попробую отыскать гнездо рух, где будут яйца или даже птенцы, и вернусь до темноты. А там уже подумаем, что делать дальше.

– Я пойду с тобой, – решительно заявил Озрик. – Вдвоем мы осмотрим больше, чем ты в одиночку.

– Если вы не вернетесь к утру, мои люди решат, что рух сожрала вас, и потребуют убираться отсюда. Я вряд ли смогу удержать их, – предупредил нас старый корабельщик, но отговаривать от поиска новых гнезд не стал.

Затем Сулейман и его моряк отправились обратно на берег, оставив нас с Озриком около покинутого гнезда.

Я посмотрел в глубь страны, где в знойном мареве расплывались очертания далеких лесистых холмов, и вспомнил о том, как отправился на поиски белого кречета.