— Что случилось, Слава?

— У Толика воспаление легких.

— Идет?

— Уже несут. Ты же знаешь, что такое втроем нести одного. С Изыскателя я снял группу разрядников, но этого мало — нужен врач.

— Наталья?

— Да, Валентин! Вертолет будет не раньше, чем через три часа, а эти часы на высоте могут решить все. Минджилкиев умирает!

— Я бегу — разрешаешь?

— Погоди!.. Я не имею права выпускать значкиста наверх, но выхода нет — она врач, она обязана быть там. Мне кажется, что она тебя любит (прости, не мое это дело!), но если ты пойдешь с ней, она дойдет, понимаешь?

— Зачем так много слов, Слава?

— Отделение сдай Еремину. Вот тебе рюкзак из фонда КСП — там есть все! Она разберется! И поспешай, Валентин, — сейчас почти все зависит только от тебя и от нее.

После занятий на леднике, голодная и уставшая, Наташка бежала наверх, бежала из последних сил. И ты, Слава, видел ее в деле: ставила уколы, отдавала распоряжения по эвакуации, сопровождала Минджилкиева — все было четко. Парни-фрунзенцы из команды Тохи внимали каждому ее слову, каждому движению, повороту головы, и казалось: она — наша, она — здесь давно, она — в горах навсегда!

А вечером в хижине был маленький праздник: Зоя принесла добрую весть — здоровье Минджилкиева вне опасности. Он даже отказался от клиники, лежит дома и через неделю собирается подняться в лагерь. Хмурым был только Захаров. Он сказал: «Не к добру это, парни! Если горы вам отдали одного, то заберут другого», — но тогда на слова Захарова никто не обратил внимания. Посмеялись только!

Потом мы пели вполголоса наши альпинистские песни, говорили. Гитара переходила из рук в руки. Наташка сидела рядом со мной и смотрела на огонек свечи. Зоя поглядывала на Наташку черными глазищами то восхищенно, как девчонка, то тепло и ласково, как мать. В Зое — простота, открытость, опытная уверенность, в Наталье — утонченность, скромное достоинство, деликатность; Зоя — женщина гор, Наталья — города; но я в эту минуту не сомневался, что этот вечер в хижине ими не забудется, что придет время — они поймут друг друга.

Мне передали гитару, голоса смолкли, и ты, Слава, посмотрел на меня долгим взглядом. Я понял — нужна была «Баллада о спасателях»!

Ты улыбнулся, Слава, тепло и как-то по-детски. Потом, когда песня была допета до конца, сказал:

— А ведь хорошая баллада получилась, други! Я все удивляюсь: голоса у Валентина нет, стихи он пишет посредственные, гитарой владеет не блестяще, — а когда начинает петь, проникает в самую душу, просто и точно… Откуда у тебя это, Валентин? Что это за тайну ты в себе носишь?

— Никакой тайны нет, мужики! Просто я не могу без гор, как и Филиппыч, как и все вы, как и Жора Николаев. А песня приходит сама… Я знаю: врача в КСП вот уже месяц как нет, а радист — женщина, но вы поймите меня правильно — это художественный образ.

— А кто против? Вот если бы Наташа решилась нам помочь, я бы ее завтра же принял на работу!

— Вячеслав Петрович, я же ходить-то по горам еще не умею, какой из меня спасатель?

— А мы прикрепим к вам опытного тренера. Например, Валентина Сергеевича Коновалова.

— Он не согласится. Он мне сегодня за лед «тройку» поставил!

Все рассмеялись. Наталья опустила глаза. Зоя пододвинула к ней пиалу с кумысом, но та отрицательно качнула головой, наклонилась ко мне и сказала на ухо:

— Я пойду, ладно?

Мы молча шли вдоль ручья в черноте ночи. Шли рядом, но боялись прикоснуться друг к другу.

— Вы счастливый человек, Валентин, вас любят здесь все, и эта любовь невольно передается и на меня. Но ведь я этого не заслужила! Вам хорошо со мной?

— Да.

— Вы не стесняетесь меня в присутствии ваших друзей?

— А ты?

— А я?.. А мне все равно, лишь бы вы не покидали меня, милый инструктор! Сколько вам лет?

— Тридцать четыре.

— А Минджилкиеву?

— Тоже.

— Страшно мне, Валентин! Помните, что сказал Захаров два часа назад?

— Захаров не фаталист и не провидец, он просто мудрый мужик! Нет ничего хуже в горах, как опьянение победой: это расслабляет, это усыпляет бдительность. Мы выиграли схватку за жизнь Толика и воспарили, но опасности в горах существовали и продолжают существовать объективно — вчера, сегодня и всегда! — и Захаров нас предупредил об этом в довольно своеобразной форме. Знает, что действует лучше всяких инструкций по технике безопасности… А вечер сегодня был хороший, почти как праздник.

— Поцелуйте меня, Валентин! На праздник это разрешается.

Невдалеке послышались шаги. Я включил фонарь — навстречу нам шел Женька Горелов, высокий, красивый, настороженный.

— Валентин Сергеевич! До подъема на наше первое в этом сезоне восхождение два часа пятьдесят две минуты.

Я посветил на циферблат часов: все было так, как сказал Женька.

— Спокойной ночи, участнички!

— Валентин Сергеевич?

— Спокойной ночи, Наташа!

— Филиппыч, прости за позднее вторжение… Познакомься: Галина Григорьевна, жена Валентина.

— А мы уже знакомы. Ясно?.. Проходите, Галя! Я как раз собрался чайку попить… Хотите чайку? Это мы мигом!

— Не беспокойтесь, Николай Филиппович… Простите меня за ту выходку в городе, пожалуйста!

— Это забудьте! Ясно?.. Меня тогда ребята угостили. Грех было отказаться — хорошие ребята у Валентина, заводские! Они мне тогда целый ящик инструмента достали: фрезы, сверла, резцы — вот я и приехал на радостях… А вы располагайтесь, здесь все свои. Ясно?

— Спасибо! Я ненадолго.

— Отчего же ненадолго? Лагерь спит. Самое время посидеть… Мы тут с Валентином порою заработаемся, глянем в окошко, а уже и утро. Ясно?

— Год нынче тяжелый, Николай Филиппович… Жора Николаев, Валентин… Они же на пик Энгельса собирались ехать — вот теперь и это сорвалось. Я же знаю, как ребята готовились к этому лету!

— Отчего же сорвалось? Они уже давно там! Ясно?.. И Минджилкиев с ними вместо Валентина. На Тоху можно положиться — настоящий парень! Ясно?

— Можно, я закурю?

— Дымите себе, на здоровье.

— Что там было в тот вечер перед восхождением, Николай Филиппович?

— Ничего не было, Галя! Хороший был вечер… Я рассказал парням, как мы попали в лавину, как по больницам целый год мотался. Ясно?.. Сейчас железки в кости уже не вставляют. Такой аппарат есть; поломался если ты, привезли тебя, кости просверлили, спицы поставили — и завинтили все. А уж через неделю ты на костылях как огурчик. Ясно? Даже сами врачи ходить заставляют, мол, надо, чтобы быстрее срасталось. Наука! Один мужик придумал. Сельский врач, изобретатель. Ясно?.. А песню про меня Валентин тогда написал настоящую. «Лавина» называется. Ясно?.. Сейчас найду!.. Слава, прочитай, пожалуйста! Очень правильно написано.