Возиться с зельями Тьяра, может, и любила, но к предложению прямо сейчас бросить все дела и синтезировать антимагичку отнеслась не слишком радостно.

— Вот так я и знала! — пробурчала она, обличающее тыкая в меня пальцем. — Стоит тебе появиться, как всё встаёт с ног на голову. Заметь, всё началось с твоего рождения! Или даже нет, раньше. С твоего зачатия. А до этого у меня была нормальная семья из двух любящих друг друга родителей. И замок в горах.

— Замок до сих пор на месте, — ответила я. С остальным поспорить было трудно. — Ну так что скажешь?

Тьяра потрясла фляжку, внимательно вслушиваясь в плеск, словно пыталась разгадать рецепт зелья по звуку.

— Не знаю. Думать надо. Экспериментировать. И ещё как минимум одного мага в помощь, чтоб смотреть динамику. Не на себе же я колебания силы замерять буду.

— Я могу помочь, — раздался совсем рядом голос Ксанки. Я даже не заметила, как она подошла.

Сестра, судя по внешнему виду, спать тоже ещё не ложилась. Зато раздобыла где‑то неброское серое платье. Видимо, одолжила у служанки, потому что в одежду Тьяры она бы просто не поместилась — мулленовская дочка была ненамного выше меня.

Что, в общем‑то, логично — мы же были родными сёстрами.

Почему‑то раньше наше сходство не бросалось мне в глаза, но теперь отрицать его было бессмысленно. Мы безумно походили друг на друга — и на Аллену. Неудивительно, что Муллен, увидев меня в первый раз, не смог пройти мимо.

Правда, раньше Тьяра всячески подчёркивала своё сходство с матерью, даже одежду носила такую же, чёрно — серебряную. Поэтому сегодня я искренне удивилась, увидев её в зелёном платье. Но значения особого не предала, были дела поважнее.

— Ну так что Хозяину передать? Сможете разобраться?

— У меня есть некоторые догадки, — задумчиво проговорила Ксанка. — Если состав не отсекает ментальную составляющую, значит можно принять её инертность за основу, это сильно сузит круг предполагаемых компонентов.

Тьяра посмотрела на неё с одобрением. В отличие от меня, она явно поняла смысл сказанного.

— В общем, если разберёмся до вашего возвращения, то пошлём на первал Глюка с известиями. Будет у нас почтовый ворон. И, кстати, давно хочу спросить: почему ты называешь отца хозяином?

— А как мне его называть? Когда мы познакомились, он выкупил меня у рабовладельца. Было логичным обращаться к нему именно так. Потом он велел называть его дядюшкой. А сейчас… сейчас ничего не велел. Наверное, его всё устраивает. А вот как Аллену называть — вообще не знаю. Она же мне никто.

Тьяра фыркнула.

— Что? — не поняла я.

— Хоть в чём‑то мы похожи. Я тоже не могу назвать Аллену мамой. Мама — это портрет в спальне. Кольцо на папином пальце. Чёрное платье в шкафу. Аллена — не моя мама.

Тьяроника айр Муллен показательно одёрнула платье отцовских цветов.

Ксанка нервно дёрнулась и торопливо отвернулась.

Я так и не поняла, на что она среагировала, но думать об этом сейчас было выше моих сил. Вот о кровати думалось отлично. О хорошей кровати с мягкой периной, высокой подушкой и лёгким одеялом.

Кровать ждала меня в соседней комнате, и я так спешила на встречу с ней, что нечаянно прошла прямо сквозь зависшую в проходе нянюшку.

— Никакого уважения к старшим! — добродушно возмутилось приведение.

— Угу, — согласилась я. На большее сил уже не хватило.

Рикардо Пафрин медленно, красуясь, выложил на стол королеву мечей и довольно улыбнулся. Исход партии был предрешён.

Итьер на улыбку не среагировал. Он с самого утра был не в настроении, от вина отказался и даже в карты играл неохотно, без огонька. Вот и сейчас вместо того, чтоб разозлиться на проигрыш или предложить реванш, одноглазый хмуро уставился на предъявленную карту.

— Не краплёная, даже не думай! — сразу же сообщил Рикардо.

— Я не о том. Похожа же…

Рикардо не сразу понял, на что может быть похожа карта, но затем вгляделся в изображённый на ней женский профиль и хмыкнул:

— А ведь и правда! Разве что у нашей эльфы волосы короче. Зато уши точно такие. Как увижу эти уши, так сразу хочется схватить их покрепче, и… Эх, как же я ей в тот раз упустил‑то! До сих пор жалею. Такая она вся была маленькая, тоненькая.

— Да она и сейчас не больно‑то большая. Даже ухватиться не за что.

— Так за уши же! Представь, что в самый интересный момент ты её цепляешь за уши и…

— Избавь меня от своих эротических фантазий, Рик! Я не собираюсь с ней спать, я хочу её просто убить.

— Скучный ты, — искренне возмутился Рикардо. — Зачем сразу убивать, если можно сначала трахнуть? Так же интереснее! Ощущения острее будут. Или там она тебе тоже что‑то подпалила?

— Нет, — Итьер задумчиво повертел в руках карту и вернул её на стол. — Хотя, знаешь, мне начинает нравиться эта идея. Так что ты прав, убью я её не сразу. Сперва, действительно, трахну. А потом заставлю пройти через такое, что даже у такого извращенца, как ты, волосы на спине будут топорщиться от ужаса.

— У меня нет волос на спине. Но если действительно соберёшься это провернуть, то зови в гости. Не присоединюсь, так хоть полюбуюсь. Только боюсь, не выйдет ничего.

— Думаешь, я шучу?

— Думаю, что мы не в Релте, и тут на такие вещи смотрят куда строже. Да и Муллен её опекает, а с ним лучше не связываться даже тебе.

— О, если всё получится так, как я придумал, то Муллен мне её передаст из рук в руки, и ещё благодарен будет. Вот увидишь!

Улыбка Итьера напоминала оскал крупного хищника, и Рикардо невольно поёжился. Он уже давно понял, что ссориться с этим человеком чревато. Ровно как и пытаться отговорить его от очередной безумной затеи. Впрочем, чаще всего даже самые безумные планы одноглазого воплощались безупречно. Может, и в этот раз стоило довериться старому знакомому. Особенно если тот пообещает поделиться эльфой. А потом пусть делает с ней, что хочет.

Не то, чтоб Рикардо желал зла этой девчонке… Нет, совсем наоборот, он влюбился в эти уши как только их увидел. Но эльфа сначала оскорбила его своим бегством, а сегодня у городских ворот даже не узнала. Это было крайне обидно, ведь он‑то вспоминал её все эти годы.

Как выяснилось, не он один. И, пожалуй, у Итьера претензии к осторухой были гораздо серьёзнее.

— Так что ты задумал? — нетерпеливо спросил Рикардо. — Выкупишь её у Муллена? Но эта зараза даже рабское клеймо как‑то свела.

— Нет — нет, никакого рабства. Она станет моей собственностью добровольно и по закону. Эх, жалко ты не видел сегодня её лица, когда мы столкнулись в ратуше.

— Она удивилась?

— Это мягко сказано! Смотрела на меня, как на приведение. Видишь ли, мы с младшим братцем были очень похожи. А она, насколько я понимаю, общалась с ним довольно тесно. А потом он умер у неё на руках. Слёзы, сопли, разбитое девичье сердце. Понимаешь, к чему я клоню?

— Пока не совсем.

— Я на ней женюсь! А потом 'случайно' обнаружу, что моя жена — ведьма. И вот тогда сделаю с ней всё, что захочу. И никто слова не скажет. Даже Муллен ей не поможет, ведь он сам точно так же поступил сколько‑то лет назад.

— О, — только и смог выдавить Рикардо.

И подумал, что главный извращенец в этой комнате вовсе не он.

Правда, при взгляде на дерзкую эльфу, щеголяющую в мужской одежде, мысли о разбитом девичьем сердце приходили в голову в последнюю очередь. Но если Итьер так считает… Что ж, ради таких ушей стоит рискнуть.

Май в этом году, кажется, решил считать себя летним месяцем. Жара начиналась с рассветом, набирала силу к полудню и начинала спадать только с наступлением темноты.

До той самой спасительной темноты было ещё долго, поэтому я невольно поймала себя на мысли, что вспоминаю об эльфийских подземельях с ноткой тоски. По крайней мере, там было прохладно!

Когда мы подъезжали к лесу, я ещё тешила себя надеждой, что тень от деревьев хоть немного укроет от вездесущего солнца. И она действительно закрыла от прямых лучей. Зато подарила замечательный эффект парилки: воздух под деревьями был тёплый, влажный и такой густой, что его, казалось, можно было резать на ломтики. Комарам и мошкаре такая атмосфера нравилась, а вот мне не очень. Да и лошади тоже. Бедное животное то и дело фыркало, мотало головой и хлестало себя хвостом. У меня хвоста не было, приходилось отмахиваться руками.