— Что? — переспросила я, оборачиваясь.
— Ну… ты словно бы пропала, а потом опять появилась.
— Не обращай внимания, сбой в матрице.
Парень улыбнулся, хотя вряд ли понял смысл сказанного. Так и замер, с улыбкой глядя на меня.
Я уставилась на него в ответ.
Наверное, надо было сказать что‑то умное, или что‑то важное, или просто хоть что- нибудь сказать. А я просто стояла и смотрела. Не могла насмотреться. И не могла понять, кого вижу перед собой.
Перед глазами у меня было одно лицо, в мыслях — другое, хоть и очень похожее. И, накладываясь друг на друга, эти образы давали очень странный эффект, словно я вижу не только человека, но и его внутреннюю сущность.
Внутренняя сущность была мягче, светлее и доброжелательнее, внешняя — жёстче, мрачнее, без левого глаза и с рукой на перевязи.
— Жалкое зрелище, да? — по — своему истолковал мой взгляд Флай. — Сначала я из глазастого превратился в одноглазого, а теперь стал ещё и одноруким.
— Прости, пожалуйста, — смутилась я. — Это я во всём виновата…
— Ой, да ладно тебе! — фыркнул парень. — Подумаешь, ключицу сломал. Срастётся, никуда не денется. Там маги уже малость поколдовали, просто велели пока что сильно не прыгать и руками не размахивать. А глаз… Я почти привык уже. Даже целиться удобнее стало! Да улыбнись ты наконец, Марго! Хватит стоять как скорбная статуя. И сними, пожалуйста, эту штуку с головы, а то ты в ней сама на себя не похожа. И я тут, вообще‑то, пытаюсь посмотреть на тебя, а получается почему‑то на неё.
— Ну и правильно, нечего на меня смотреть. Я грязная, некрасивая и вообще… — пробормотала я, но диадему всё‑таки сняла.
— Кто тебе сказал такую чушь? Ты даже не представляешь, насколько красива! А что чумазая, так это дело поправимое. Воды — полный родник. Иди да умойся.
Наверное, это был дельный совет от чистого сердца. Умыться действительно бы не помешало. Но вместо этого я упрямо осталась стоять.
— Нам нужно поговорить, да? — вздохнул Флай.
— Да.
— Ладно. Я, в общем‑то, за этим и пришёл. Предлагаю забыть всё, что случилось этой ночью. Всё, что произошло, вся эта магия, и моё воскрешение, и что я потом сказал и сделал — это очень важно, очень сложно, очень трудно принять, и мы обязательно это когда‑нибудь обсудим. Но не сейчас. Сейчас я всё равно не смогу найти нужных слов, чтоб объяснить, что творится у меня в голове. Но в любом случае официально заявляю: я повёл себя как идиот и наговорил всяких глупостей. Имеешь полное право наговорить мне каких‑нибудь глупостей в ответ и…
— Погоди! — перебила я и прислушалась. Кусты еле заметно шелестели. И это в безветренную‑то погоду! — Госпожа Соланж, а вы можете не подглядывать? И, желательно, не подслушивать!
— Дожили, уже мимо пройти нельзя! Отовсюду гонят! — проворчала никса, но смиренно удалилась.
По крайней мере, мне хотелось верить, что она именно удалилась, а не стала невидимой. И ещё — что рыжий проблеск в противоположных кустах мне только почудился.
— Я продолжу? — смиренно спросил Флай и, дождавшись моего кивка, вернулся к извинениям. Честно говоря, мне казалось, что извиняться за всё произошедшее должна как раз я. Но если ему так хочется высказаться первым, то пусть говорит. — В общем, можешь меня как‑нибудь обидно обозвать. Или даже поколотить, только не сегодня и не очень сильно. И ещё можешь выйти за меня замуж, но это уже крайняя мера. Если вдруг ты очень — очень обиделась! Если не очень — можешь не выходить, разрешаю.
— Ты сумасшедший! — невольно хихикнула я. — Ну зачем я тебе, а? Ты же видел, что я такое!
— Именно потому, что я сумасшедший! И ты — точно такая же. Поэтому смирись, Марго. Смирись — и прими уже, наконец, предложение. Я всё равно не отстану.
— Ты же говорил, что второй раз на неделе предлагать не будешь!
— Когда я это говорил, на моём внутреннем календаре был ещё Бельтейн. А он был явно не на этой неделе. Ещё возражения будут? Ну, давай, придумывай! В прошлый раз ты особенно напирала на то, что такой знатный дворянин, как я, не может связать жизнь с фиктивной племянницей Муллена. Сейчас, небось, скажешь, что всё поменялось, и теперь какой‑то там предонский княжич явно не пара для законной правительницы Альсоро?
— Упс! — сказала я.
Потому что про законную правительницу до меня дошло только сейчас.
Нет, я об этом давно знала и помнила, но в фоновом режиме. А тут вопрос вдруг стал насущным.
И осознание этого меня не обрадовало.
Флай, видимо, всё понял по моему лицу:
— Вот тебе и упс. Но, знаешь, у меня тоже нет никакого желания становиться принцем — консортом. Поэтому, если ты решишь принять корону, я, наверное, передумаю на тебе жениться.
— Только попробуй сбежать! — фыркнула я.
— Ага, то есть предложение ты принимаешь?
— Я… ну…
Я почувствовала, как начинаю заливаться краской не хуже Ксанки. Щёки горели, сердце колотилось, как эльфийский таран в ворота. Почему в битвах всё так легко, а в жизни — так сложно? Даже если всё очевидно, и надо произнести одноединственное слово, я стою, туплю и боюсь всё испортить. И что он только во мне нашёл?!
— Давай, Марго! — не унимался Флай. — Ты же такая смелая девочка! Хватит искать отговорки, скажи всё открытым текстом. Ты меня любишь?
— Да, — выдохнула я, уставившись в землю.
— А замуж за меня выйдешь?
— Да. Только…
— О боги, опять какое‑то «только»!
— Да нет, я… Ну… Надо просто понять, выхожу я замуж за Флайяра или за Итьера. Мне без разницы, как ты теперь будешь себя называть, но людям же не объяснишь. Я не хочу, чтоб вместо первой брачной ночи нас сожгли на городской площади.
— Что‑нибудь придумаем, — беззаботно отмахнулся мой… теперь уже, наверное, жених. И достал из кармана всё то же многострадальное кольцо: — Давай палец, чудо ты моё остроухое. А если волнуешься за первую брачную ночь, то её можно и прямо здесь отрепетировать.
— Эй, кому‑то же запретили руками размахивать! — шутливо возмутилась я.
— Я, возможно, открою тебе страшную тайну, но это делают не руками!
Флай обхватил меня за талию, прижал к себе и легонько поцеловал в нос. А потом просто поцеловал. Я послала к чёрту все свои страхи — и ответила на поцелуй.
Кусты тихонько шелестели.
А потом был семейный совет.
Точнее, из‑за моего запутанного происхождения, их было несколько.
Да и «потом» случилось не следующим утром и не через несколько дней, а спустя почти месяц после битвы с блохами.
Весь этот месяц я отсыпалась, отъедалась и просто наслаждалась жизнью.
Муллену пришлось гораздо тяжелее: он постоянно пропадал в ратуше или мотался по стране, появляясь дома исключительно для того, чтобы проверить, не попали ли в какую‑нибудь передрягу его неугомонные дочери. По документам я всё ещё считалась племянницей, но слухи по Тангару уже поползли.
К счастью, их затмевала более важная информация — сперва о перемирии, а затем и о полном прекращении войны. Хозяину и Арфеналме всё‑таки удалось официально подтвердить свой негласный договор в обоих Советах — Западном и Восточном. И не похоже было, чтоб остальные члены местного парламента слишком уж активно сопротивлялись. Нермор, например, если и не прыгал от радости, то исключительно потому, что статус и возраст не позволяли.
Мы с Флаем так и не рассказали главе Совета, что случилось с настоящим Итьером. Сперва не до того было, а потом духу не хватило. Но Нермор — старший, кажется, ничего не заподозрил: Итьер не так много общался с отцом, чтоб тот знал его как облупленного, а любые внезапные изменения в характере и вкусах можно было списать на участие в битве на перевале. Война с людьми и не такое творит.
Известию о нашей грядущей свадьбе Нермор искренне обрадовался, и теперь при каждом удобном случае звал меня дочкой. Мой собственный отец меня так, что характерно, не называл.
В общем, когда Муллен объявил, что нужно собраться в кабинете и всё обсудить, я подумала, что речь пойдёт именно о свадьбе. Но на семейном совете помимо него и Аллены присутствовали ещё Тьяра и Глюк, причём в человеческом обличии. Вот тут‑то я и заподозрила, что дело не в личной моей жизни, а как раз таки в общественной.
