– Нет! – снова выкрикнул некто, в его голосе отчетливо прозвучали нотки отчаяния. – Скоро прибудут другие, и они не будут тратить время на разговоры! У нас в запасе несколько секунд! Альбус, не будь дураком!

– Прости, – сказал Альбус, не сводя взгляда с тени Табиты. Он медленно кивнул ей. Девушка подняла палочку и нацелила на него.

Пришелец выступил вперед, выкрикивая имя тени Табиты, умоляя ее:

– Пожалуйста, не надо! Это не ты!

– Да, ты абсолютно прав, Джеймс, – тихо, почти с грустью вымолвила тень Табиты, – с этой ночи меня будут знать под другим именем.

Последовал душераздирающий крик и все вокруг озарила вспышка света. Она нахлынула на Джеймса, словно волна и, сколько бы тот ни пытался сохранить сон, видение рассыпалось осколками, будто все это было не более чем отражением в зеркале.

Джеймс распахнул глаза, задыхаясь, пижама на нем насквозь промокла от пота. Мальчик с трудом сел на кровати, его сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Фантомный шрам на лбу пульсировал так сильно, словно кто-то вскрыл ему черепную коробку. Он потер его, шипя сквозь зубы. Спустя минуту боль начала отступать, но медленно, слишком медленно. Затем, приложив для этого немалые усилия, мальчик сел на краю кровати. В темноте он нащупал ящик прикроватной тумбочки и, порывшись там некоторое время, извлек перо и кусок пергамента.

По мере того, как пот начинал леденить кожу в прохладном воздухе спальни, Джеймс наклонился и записал три слова. Затем некоторое время он разглядывал написанное в неярком лунном свете. Возможно, это не имеет никакого значения. В конце концов, это всего лишь сон, хотя и отличающийся от прочих тем фактом, что в нем участвовал и его шрам. Но все же что-то было не так, неправильно в глобальном смысле этого слова. Так что, по причине, которую он не мог себе до конца объяснить, Джеймс решил, что просто обязан запомнить это.

Наконец, несмотря на то, что его по-прежнему била крупная дрожь, Джеймс забрался под одеяло. На завтра была назначена премьера "Триумвирата", к тому же начиналась последняя неделя учебы. Где-то, может быть, совсем неподалеку, скрывался Привратник, поджидающий своего хозяина. А еще ближе, в тех же самых стенах находился человек, подходящий на эту роль, готовый совершить поступок, решающий его судьбу. И каким-то образом Джеймс обязан был остановить все это. Слова дриады по-прежнему эхом отдавались у него в ушах, вызывая беспокойство, и он погружался вслед за ними в беспокойный прерывистый сон.

Лежащий неподалеку Скорпиус Малфой тоже не спал, хотя и не выдал ни единым звуком или движением. Наконец, убедившись, что Джеймс уснул, мальчик выскользнул из своей постели. На цыпочках он прокрался через комнату, тенью мелькнув на фоне полуоткрытого окна. Скорпиус не взял своих очков, так что ему пришлось прищуриться, чтобы разобрать неровный почерк Джеймса. Он простоял так довольно долго, изучая написанное в лунном свете. Затем вернулся обратно к себе.

В отличие от Джеймса, Скорпиус еще долго не мог заснуть этой ночью.

– Сегодня великий день! – провозгласил Ной, плюхаясь на стул рядом с Джеймсом. – Давай-ка набей пузо поплотнее, "Трей". Ты же не хочешь грохнуться в обморок прямо на сцене? У нас не предусмотрено дублера для твоей роли.

Джеймс застонал. В столовой сегодня утром было особенно людно, поскольку часть семей, приглашенных на спектакль, прибыла еще вчера вечером. Отец Ральфа, Дэннистон Долохов, сидел рядом с тем за столом Слизерина, явно чувствуя себя неловко среди шумной толпы. Родители Ноя занимали места за гриффиндорским столом рядом с его братом Стивеном.

– Разве тебе не положено сидеть вместе со своей семьей? – угрюмо вопросил Джеймс.

– Не повезло, приятель, – проникновенно сказал Ной, потирая кончик носа. – Членам семьи не положено видеться с тобой до начала спектакля. Традиция, понимаешь ли.

Сабрина замотала головой, отчего перо в ее рыжих волосах отчаянно заболталось.

– Ты все напутал, дурилка. Это женихам не положено видеть невест до начала свадьбы.

– Ну а как ты думаешь, откуда возникла эта отличная идея? – хмыкнул Ной с набитым ртом. – Кроме того, разве свадьба по сути не является очень большим спектаклем?

– Ты волнуешься, Джеймс? – спросила Сабрина, проигнорировав слова Ноя.

– Ну, немножко, – признался Джеймс. – Я имею в виду, я и не думал, что все будет проходить в амфитеатре. Придет намного больше народу, чем я ожидал. Семьи всех и каждого, ведь верно?

– Моя мама придет, – кивнула Сабрина. – И дядя Хастур. Он закончил Хогвартс сто лет назад и это будет его первое с тех пор возвращение.

– И мои родители тоже будут, – встрял Грэхем, – я играю газетчика, и у меня всего одна строчка, а они ведут себя так, словно я звезда всего шоу.

– Я бы предпочел, чтобы ты был звездой всего шоу, – пробормотал Джеймс, уронив голову на сложенные руки.

– Что, у кого-то появился страх перед сценой? – счастливым тоном спросила Роуз, усаживаясь напротив Джеймса.

– О, это очень плохо, – сказал Ной, подталкивая Джеймса локтем. – Ведь в таком случае к моменту поднятия занавеса от него не будет толку. И тогда мне придется играть обе роли! Впрочем, я готов.

– Особенно к драке на мечах между Треем и Донованом, – хмыкнул Грэхем.

– А где Петра? – спросил Джеймс, желая переменить тему. – Ее родители тоже приедут?

– Я видел ее с утра в общей гостиной, – ответил Ной. – Она, похоже, до сих пор трудится над своей ролью. Она была настолько погружена в изучение чего-то, что я не стал мешать. Думаю, ее семья тоже будет присутствовать, хотя она и не упоминала об этом.

– Я вчера спросила ее о ее родителях, – кивнула Сабрина. – И она ответила, что увидится с ними этим вечером. По-моему, это круто – познакомиться с родственниками других. Ведь мы можем их увидеть только на платформе девять и три четверти, а это обычно довольно печальный момент.

– О да, – закатил глаза Грэхем. – Я ни о чем так страстно не мечтаю, кроме как о нескольких щипках от чьей-нибудь бабули.

– Все дело в твоих щеках, – сказал Ной, резко потянувшись к его лицу через весь стол. Грэхем отшатнулся. – Они такие завлекательно румяные.

Джеймсу так и не смог сосредоточиться ни на одном из сегодняшних занятий. Впрочем, учитывая количество прибывших родителей и прочих родственников, преподаватели, похоже, и не ожидали многого от своих учеников. Хотя Джеймс был бы рад отвлечься на что-нибудь. Он постарался как можно точнее делать заметки на Предсказаниях, хотя профессор Трелони имела склонность хмуриться на все, что не касалось практических навыков.

– Предсказания базируются на инстинктивном понимании, а не на зубрежке, мистер Поттер, – пропела она, останавливаясь возле его парты и постукивая по пергаменту длинным окрашенным в лиловый ногтем. – Вы должны раскрыть умения, скрытые в каждом хоть немного одаренном волшебнике, а не повторять техники и теории. Так что покиньте границы разума и позвольте себе по-настоящему увидеть, мальчик мой. Какова ваша судьба, скрытая в этих картах?

Джеймс недоуменно моргнул в сторону Трелони, затем перевел взгляд на одну из восьмиугольных карт, лежащих перед ним.

– Эм, здесь вот эта, со звездой, – пробормотал он, беря наугад. – Звезды олицетворяют собой боль и... эм... Рождество. Это означает, что покататься на грузовике в следующие праздники будет плохой идеей, я не погибну сразу, но изрядно покалечусь, – он снова посмотрел на Трелони. – И, вероятно, умру в больнице несколькими неделями спустя. Так?

Лицо Трелони расплылось в улыбке, она слегка взъерошила его волосы ладонью.

– Вы слишком стараетесь, мальчик мой. Вы выбрали звезду потому, что именно ей вы будете сегодня вечером, – тут она загадочно вздохнула и проплыла обратно на середину комнаты. – Мало кому известен тот факт, что в молодости я была одаренной актрисой. До сих пор некоторые помнят мое пение на "Игроках Хогсмида" композицию Поразительного Шоу Всех Шоу Ахазриала Великолепного. К сожалению, я предпочла карьеру Провидицы и преподавателя сцене. Но я уверена, что ваше сегодняшнее выступление, мистер Поттер, будет чистым восторгом, от которого захватит дух. Предвижу это, – она опять улыбнулась Джеймсу, ее глаза блестели, огромные за стеклами очков.