Уже через пару минут я смогла говорить.

― Какого черта я привязана?! Что вообще происходит? Развяжите меня!

― Джессика, вчера у тебя случился нервный припадок. Я никогда еще на своей практике не видел, чтобы кто-то так бесновался. Райан втащил тебя в гостиную в полубезумном состоянии. Когда я спросил его, что привело тебя в такое состояние, он сказал, что это была реакция на слово «обязана». Он сказал, что ты начала кидать в него книгами. Затем сопротивлялась, когда он пытался отнести тебя вниз и ему пришлось применить силу, чтобы стащить тебя по лестнице. А еще ты несколько раз его укусила, я сделал повязки.

Мой взгляд невольно упал на пластырь под губой Райана и на его распухшую губу, и я невольно хихикнула. Затем я увидела, что на его руках тоже есть небольшие полоски пластыря. Видимо, в запале я и туда дотянулась. Не помню.

― Может, вы все-таки меня развяжете? Я вполне нормально себя чувствую.

― Я думаю, не стоит с этим торопиться. Практика показывает, что как только проходит доза успокоительного, ты начинаешь впадать в сильную истерику. Несколько раз за ночь мне пришлось делать тебе инъекции. Мы надеялись, что ты проспишь дольше, но ты проснулась. Меня радует уже то, что реакция твоя с каждым разом все легче. Я понаблюдаю за тобой, а заодно и проведу осмотр, когда ты уснешь. ― Мои глаза снова сверкнули при слове «осмотр». Словно поняв мои мысли, Джим сказал: «Не переживай, я проведу его самостоятельно и не позволю никому находиться в комнате в этот момент. Ты будешь в безопасности. Поверь, Джессика, мне нужно узнать, что с тобой произошло, и был ли это просто нервный срыв или что-то еще». ― Я кивнула.

Джим говорил мне что-то еще, но мне вдруг стало абсолютно безразлично. Очень скоро мои веки налились свинцом, и я увидела, как Джим кивнул Райану, а тот вышел из комнаты. Я видела, что он остановился в коридоре. Он не пойдет к себе на чердак и будет здесь рядом ждать результатов осмотра.

Я помню нежные и осторожные прикосновения Джима, когда он аккуратно расстегивал мою рубашку, чтобы прослушать сердцебиение. Потом я погрузилась в сон, который больше напоминал мне огромное чернильное пятно, в которое я вплывала медленно, лежа на кровати. Это был не тот долгожданный спокойный сон. Это был сон под действием снотворного.

Открываю глаза. Светло. Сколько я проспала? Сейчас утро или день — это я знала точно по тому, как падали тени в моей комнате. Но вопрос, какого дня? Медленно обвела глазами комнату, заметила Джима. Повернула голову и убедилась окончательно, что мы одни. Слегка пошевелила затекшими руками и ногами и ощутила, что веревки бесследно исчезли. Их не было в поле зрения. А это значило, что я иду на поправку.

― Джим, привет! Как я? Мне уже лучше? Какой сегодня день? ― Язык плохо слушался. ― Сколько я проспала с последнего укола?

― Последнего… ― Джим невесело усмехнулся. ― Мы тебе делали еще два после того, что ты помнишь. Когда здесь был Райан, и я собирался проводить осмотр. Ты ведь его имеешь в виду? ― Я слабо кивнула.

― Сколько я проспала? ― Мне вдруг стало страшно от того, что я могу услышать.

― Тот день и еще половину. Тебе было плохо всю ночь. Организм нуждался в отдыхе, и я принял единственное возможное на тот момент решение — дать тебе отдохнуть столько, сколько тебе потребуется для спокойного пробуждения.

― Я проснулась, Джим, ― я постаралась улыбнуться. ― Ведь, это означает, что мне уже лучше? Что организм идет на поправку? ― Джим улыбнулся мне в ответ, но почему-то мне показалось, что его улыбка была грустной. Может, он устал?

― Как ты себя чувствуешь?

― Нормально, Джим, нормально. Хотя, я еще не поняла… Что со мной было, Джим? Почему ты мне не отвечаешь? ― Мой голос отчего-то стал тонким и плаксивым. От этого вид у Джима стал еще более виноватым. ― Джим! Что со мной? Я больна? Что-то серьезное?

― И, да, и, нет. Джесс. Я решил поговорить с тобой наедине. Но, сначала скажи, как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? Попробуй подняться на кровати. Сядь и откинься на подушку. Если хочешь, я тебе помогу…

― Нет, я сама. ― Я оборвала длинную речь Джима, одновременно стараясь выполнить его указания. Руки были довольно крепкими. Видимо, силы успели восстановиться. Я поднялась и одновременно услышала урчание в животе. Джим улыбнулся.

― Ты ничего не ела уже два дня. Сон был для тебя важнее еды, и мы только поили тебя. Сейчас я схожу и попрошу Джейн принести тебе еды. Но, сначала мы поговорим. ― Говоря это, Джим обходил мою кровать, после чего уселся на уровне моего бедра — так близко, что мне даже стало немного неуютно от внимательных глаз, находившихся совсем рядом.

― Что, Джим? ― Теперь меня одолевало настоящее беспокойство, медленно переходящее в панику. ― Если ты сейчас же не скажешь мне все, я начну биться в истерике. ― При этих словах лицо Джима слегка изменило цвет — он побледнел и крепко взялся за мои плечи в успокаивающем, а, может быть, и в сдерживающем жесте.

― Джесс, ты не больна, если ты это хотела знать, но, тем не менее, ситуация серьезная. Ты попала в точку своим вопросом, хотя… ты ведь всегда могла видеть самую суть вещей — не то, что я. Черт! И как я не заметил?!

― Продолжай! ― Мой голос обрел прежнюю твердость, а губы сжались. Упрямый подбородок поднялся на уровень «независимости». Я вновь стала собой и, возможно, это придало Джиму смелость, сказать самое главное. Он слегка улыбнулся, довольный произошедшими во мне переменами.

Тут мой взгляд по привычке упал на камеру — огонек не горел. Мои глаза расширились. Джим, увидев направление моего взгляда, словно угадав мои мысли, улыбнулся еще раз, но в глазах его была грусть.

― Я попросил Джона, чтобы нам никто не мешал. Огонек погас с минуту назад. Он знает о предмете нашего разговора, уж извини…

― Кто еще знает, кроме меня?!

― Только Джон. Я обязан был с ним поговорить. Я пытался… ― Губы его дрогнули, и он замолчал. Черт, похоже, мне придется вытягивать из него клещами каждое слово!

― Что пытался, Джим?

― Джесс, мне тяжело говорить тебе об этом. ― Тут он наклонился ко мне и горячим влажным шепотом начал говорить прямо мне в ухо. От этих нескольких быстро произнесенных слов мои глаза начали невольно расширяться до тех пор, пока мой вид не стал напоминать испуганную затравленную зверушку.

― Джим! ― Я не знала, что сказать. Это действительно был приговор. Приговор для меня, приговор для него…

Приговор. Как мало нужно для того, чтобы осознать тщетность всего, что было ранее. Раньше мне нравилось находиться в этом доме — он вносил нотку пикантности в мою скучную и однообразную одинокую жизнь. Теперь, после этих нескольких слов, дом мне опостылел настолько, что я возненавидела каждый сантиметр моей, совсем еще недавно, уютной комнаты под самой крышей. Раньше мне нравилось наслаждаться шумом дождя по крыше, когда я засыпала. Я всегда думала, что мне будет его не хватать в моей тесной унылой «коробке» из бетона на центральной улице, полной спешащих автомобилей. Там всегда была духота, а здесь я наслаждалась прохладой. Раньше… Я никогда не боялась холода, от которого все кутались в теплые шали. Я всегда ходила в одной и той же одежде — дом, казалось, не влиял на температуру моего тела. А теперь… Теперь все изменилось в один миг. Я больше не хочу этого дома! Я, как никогда, хочу оказаться на воле. Иначе мне конец.

― Джим! ― Я потянулась к нему, ища поддержки, и он крепко обнял меня.

― Да, Джесс, да. У тебя скоро будет ребенок.

― Но как же? Но почему я…

― Ты еще слишком молода, поэтому не смогла сопоставить факты. А я не был слишком внимателен, прости. Я начал догадываться в тот момент, когда у тебя участились смены настроения, а резкая вспышка гнева, переросшая в истерику, заставила меня задуматься. Мои опасения, к сожалению, оправдались. Ты должна сказать об этом Райану.

― Джим… ― Я побледнела, а он заботливо облокотил меня на подушку, не понимая истиной причины моего беспокойства. ― Джим, как ты думаешь, какой это срок?