Алекс вежливо сказал:

— Пошлите к сахибу его слугу.

Слуга вскочил на ноги и поспешил в темноту, а Алекс обернулся к Винтер и протянул руку:

— Спокойной ночи. Или доброе утро. И, кажется, я должен поблагодарить за приятный вечер.

— Он был приятным?

Алекс задумался, все еще не отпуская руку, которую она вложила в его ладонь. У него была привычка обдумывать вопрос, прежде чем отвечать на него, а не отделываться пустым ответом.

— Поучительным, во всяком случае. И, полагаю, в чем-то занимательным.

Он как будто хотел добавить что-то еще, но передумал и молчал несколько мгновений, глядя на Винтер и не улыбаясь, но черты лица его стали неожиданно мягкими, а взгляд нежным. Потом он поднял ее руку, которую держал, и, повернув ладонью вверх, поцеловал легко и медленно и, сжав ее пальцы после поцелуя, отпустил.

В этом жесте не было ни малейшей страсти: он мог бы сойти за молчаливое извинение или успокоительную ласку ребенка. Потом он повернулся и вышел в ночь, Винтер слышала, как он сказал что-то слуге на крыльце, и ждала, стоя в молчаливом холле, пока в темноте не стих звук его шагов.

Менее чем через четыре часа Алекс уже ждал Винтер на дороге к резиденции, и они выехали через тихое поселение и стрельбище на открытую местность, за ними следовали Нияз и Юзаф.

Дорога через стрельбище шла ровная, лошади были отдохнувшими и шли хорошо, так что они почти не разговаривали. Но за стрельбищем земля стала неровной, и они перешли на шаг, находя дорогу между ухабами и травяными кочками, деревьями кикар и колючим кустарником, пушистыми пучками пампасной травы и выходящими на поверхность породами, направляясь к одинокому холму, на вершине которого рос баньян и возвышалась пострадавшая от непогоды надгробная доска старой могилы. На ней все еще можно было с трудом различить надпись: «Здесь лежит тело Эзры Пэрри из «Почетной компании лондонских торговцев», торгующей с Восточной Индией, сына Тоса. Пэрри и Сюзанна, которые расстались с ним в октябре 1666».

Солнце встало, когда они добрались до холма и присели на нем, глядя на расстилавшийся перед ними простор; каждая травинка и лист сверкали и искрились от капель росы, и утренний туман поднимался так, что земля как бы постепенно раскрывалась, обнаруживая себя все дальше и дальше на необозримое расстояние.

В ветвях баньяна ворковали голуби, над головой просвистели крылья диких уток, направлявшихся к озеру, лежавшему в десяти милях к северу. Винтер повернула голову, следя за ними, пока они не превратились в крохотные точки на фоне голубого утреннего неба, увидела и другие стаи, длинные и неровные или аккуратные и темные, как наконечники стрелы; утки, гуси и чирки поднялись в воздух после ночи, проведенной на реке или среди вспаханных земель.

Алекс повернул лошадь и, проследив за направлением ее взгляда, сказал:

— Они скоро улетят. Охота отметит окончание сезона.

— Куда они улетят?

Алекс дернул подбородком, показывая на северо-запад.

— В Центральную Азию, Монголию, Сибирь. Чтобы вывести птенцов. Они вернутся той же дорогой, когда снова наступит холод.

— Там находится Хазрат-Баг, верно? А что находится с другой стороны от него?

— Ничего ближе Сутрагуни. Но там нет дорог.

— Там строят дорогу, — сказала Винтер и указала хлыстом на тонкую коричневую линию, вьющуюся через равнину.

— Да. Это временная дорога, чтобы дамы гарнизона смогли с удобствами доехать до места и понаблюдать за утиной охотой. Никаких денег не жалеют на то, чтобы произвести впечатление на вашего мужа и гарнизон, будто местные землевладельцы — самые что ни на есть друзья, готовые сотрудничать с нами; я бы дорого дал, чтобы узнать…

Он не закончил фразу, и Винтер с любопытством спросила:

— Что вы хотите знать?

Алекс не ответил. Винтер обнаружила его привычку не отвечать на вопрос, если он не хотел этого — он просто игнорировал его. Сейчас он отвернулся, прищуривая глаза от ослепительного, только что взошедшего солнца, и сказал:

— Послушайте, как кричат эти куропатки. Как-нибудь вечером я обязательно должен побывать здесь с ружьем.

Винтер молчала несколько мгновений и потом сказала:

— У вас вчера уже было с собой оружие? Пистолет, я хочу сказать. Вы всегда носите его с собой?

— Нет. Только недавно.

— А сейчас он с вами? — спросила Винтер.

Алекс кивнул, его глаза следили за выводком куропаток, взлетавших среди низкого колючего кустарника и спешивших подняться из освещенной солнцем травы. Там, у подножия кургана, Нияз остановил свою беспокойную лошадь.

Винтер отрывисто спросила:

— Вы не дадите мне его?

Алекс резко обернулся:

— Что?

— Вы не дадите мне пистолет?

— Для чего?

— Я буду чувствовать себя… увереннее, — ответила Винтер, притворяясь, что с интересом наблюдает за парой птиц, неугомонно летающих вокруг своего гнезда среди ветвей колючего кустарника.

Алекс оглядел ее прищуренными глазами и сухо спросил:

— Думаете подстрелить кого-нибудь?

— Нет, — мрачно сказала Винтер. — Даже не себя.

Орел фыркнул и попятился назад, словно почувствовав, как узда внезапно натянулась, и воцарилось недолгое молчание, пока Алекс успокаивал его. Покончив с этим, он поинтересовался, пользовалась ли она огнестрельным оружием когда-нибудь раньше.

Винтер покачала головой.

— Нет. Но я полагаю, что это не слишком трудно, не так ли?

— Попробуйте.

Алекс спешился и, перекинув уздечку через голову Орла, свистнул Ниязу и повернулся, чтобы помочь Винтер сойти с коня. Солнце блеснуло на стволе небольшого револьвера, когда он объяснял ей механизм.

— Он заряжен? — спросила Винтер.

— Моя дорогая девочка, — нетерпеливо сказал Алекс, — вы действительно воображаете, что я буду носить с собой незаряженный пистолет? Вот, возьмите. Нет, не цельтесь так низко. Стреляйте в воздух.

Выстрел заставил лошадей затанцевать и возмущенно зафыркать, напугал павлина и пять его миниатюрных коричневых жен, в испуге гуськом побежавших прочь, скрываясь среди пучков пампасной травы.

— Отлично сделано, — одобрительно сказал Алекс. — Вы не подпрыгнули, но на будущее следует учитывать отдачу.

— Покажите мне, как.

Она протянула пистолет Алексу, и он резко ее одернул:

— Никогда больше так не передавайте заряженное оружие кому бы то ни было!

Менее чем в двенадцати ярдах от них на колючках дерева кикар Алекс заметил ярко-голубое перо сойки, он вскинул руку и выстрелил. Перышко исчезло, и Нияз, стоявший позади них, буркнул что-то одобрительное.

Винтер спросила:

— Это действительно нужно делать так? Не целясь?

— Нет, — с усмешкой признался Алекс. — Это было лишь представление. Я приношу свои извинения. На этот раз я покажу вам медленно. Встаньте за моим плечом и смотрите вдоль ствола.

Он направил револьвер и выстрелил.

— Думаю, теперь у вас должно получиться лучше.

— Да, пожалуй.

Винтер менее робко взяла оружие, выбрала точку и нажала на курок. Ее запястье дернулось от выстрела, и пуля прошла высоко над целью.

Алекс заставил ее расстрелять оставшиеся патроны и потом заметил:

— Неплохо. Вы можете оставить его у себя.

— Благодарю вас, — серьезно сказала Винтер. Она протянула пистолет ему и сказала: — Вы не могли бы перезарядить его для меня?

Алекс покачал головой.

— Нет, пока я не научу вас пользоваться им. А до тех пор безопаснее держать его незаряженным. Он будет не менее эффективен в качестве устрашающего средства.

Он вдруг заметил, как яркая краска заливает ее лицо от шеи до самых корней волос, и у него внезапно появилась догадка, для чего ей нужен этот пистолет. Винтер сунула оружие в карман своей амазонки, обернулась к Юзафу, державшему ее негодующую лошадь, и Алекс, следуя за ней, помог ей сесть в седло и стоял рядом, придерживая за стремя и глядя на нее из-под нахмуренных бровей. Яркая краска отхлынула с лица, и ничего нельзя было в нем прочесть, а через мгновение он опустил руку, не сказав ни слова.