Итак, мы с Тедди разъехались в разные стороны: он – в Нью-Йорк, за получением почетной премии от Академии искусств и литературы, а я – в Орегон, к матери. Пребывание в Нью-Йорке и необходимые визиты и встречи очень утомили Драйзера. Я всячески приветствовала и с радостью согласилась на предложение Маргарет Тьядер Харрис исполнять обязанности секретаря Драйзера во время его пребывания там, а когда он написал мне, что его племянница Вера Драйзер, нью-йоркский врач-психоневропатолог, настояла на том, чтобы он показался доктору Шейлеру Лоутону и тщательно проверил состояние своего здоровья, я была ей глубоко признательна.

Когда он приехал в Нью-Йорк, его сестра Мэйм была серьезно больна и лежала в больнице. Он проводил много времени у ее постели и был у нее незадолго до того, как она навсегда закрыла глаза.

Я решила воспользоваться свободным временем, чтобы организовать продажу нашей усадьбы в Маунт-Киско. Было отправлено и получено много писем и телеграмм, прежде чем сделка была совершена и наше имение «Ироки» перешло к другим владельцам.

Затем я стала подыскивать место, где бы мы с Тедди могли спокойно обвенчаться. Один адвокат, приятель Мэртл, сообщил мне, что это можно сделать в маленьком тихом городке Стивенсон, штат Вашингтон. Через несколько дней мы с Мэртл поехали в Стивенсон, расположенный на реке Колумбия; оттуда открывался великолепный вид на Орегонские холмы на противоположной стороне реки.

Получив письмо, в котором Тедди сообщал время своего приезда, я протелеграфировала ему, чтобы он сошел в Стивенсоне, в пятидесяти трех милях к востоку от Портленда, мимо которого должен был проходить его поезд, следующий на Западное побережье. Затем я сняла две комнаты, разделенные коридором, в отеле Сэмпсона, забавной старомодной гостинице, пользовавшейся в свое время большой популярностью.

Поезд Тедди приходил в 5.55 утра. Когда я пришла на вокзал, мне сказали, что это очень длинный состав и что Тедди выйдет, вероятно, за пределами платформы. Я прошла довольно большое расстояние и наконец увидела сияющего от радости Тедди.

Мы направились под руку к лужайке перед отелем Сэмпсона и сели на старую простую деревянную скамейку – на таких обычно влюбленные парочки загадывают желанья; должно быть, в прошлом здесь сиживало немало пар.

Вдруг став застенчивым и почти робким, Тедди опустил руку в карман и вытащил маленькую коробочку, которую передал мне.

– Это тебе. Я привез это для тебя.

Я открыла коробку. В ней находилась большая, круглая, похожая на золотую монету медаль, которая была вручена ему Американской Академией искусств и литературы.

– Но, Тедди,- воскликнула я,- она же твоя!

– Нет,- сказал он,- она в такой же мере твоя, как и моя. Я хочу, чтобы она была твоей. Мне только жаль, что тебя не было со мною, когда я получал ее.

Слезы увлажнили мои глаза, когда я прочла слова: «Удача, Вдохновение, Достижения», выгравированные вокруг фигуры Аполлона, держащего в одной руке лиру, а в другой – лавровую ветвь. На обратной стороне были выгравированы слова, окруженные венком из листьев и цветов: «Американская Академия искусств и литературы – Почетная премия». По краям медали шла надпись: «Присуждена Теодору Драйзеру в 1944 году за выдающиеся успехи в области литературы».

Мы долго сидели на скамье и разговаривали; он рассказывал мне о своей поездке, а я ему – о том, что сделала за это время. Потом мы пошли в кафе «Игл» на углу главной улицы и там продолжали беседовать. Я думала о том, какой у него живой, юный ум и какое счастье выпало мне на долю иметь такого спутника в жизни. Вот и пришел конец нашим долгим странствиям, и скоро мы предстанем перед мировым судьей, который официально скрепит нашу долголетнюю связь, выдержавшую так много испытаний.

– Церемония несколько запоздалая,- сказал Тедди,- но необходимая ради узаконения твоего положения в этом мире придуманных человеком прав, кодексов, декретов и тому подобного.

В гостинице Тедди очень понравилось каучуконосное растение, росшее в большом горшке. Оно было длиною около 60 футов, и ползучий ствол его вился вдоль проволоки по потолку веранды, окружавшей дом. Мистер Сэмпсон, владелец отеля, посадил его тридцать пять лет назад, когда приехал в Стивенсон.

Мы решили совершить церемонию обмена кольцами в присутствии Гертруды Браун, местного мирового судьи. И на следующий день, в субботу, Тедди отправился к ней, чтобы подать соответствующее заявление и выполнить все необходимые формальности. Мэртл приехала в Стивенсон проведать нас, а заодно быть свидетельницей во время подписания бумаг. Она согласилась приехать снова через три дня, 13 июня 1944 года, вместе со своим женихом Честером Батчером и присутствовать на нашей свадьбе.

В течение этих трех дней, ожидая, пока будут выполнены формальности, мы проводили большую часть времени в экскурсиях по окрестностям. Мы посетили известный Индийский серный источник, к которому каждый год съезжаются тысячи людей. Затем мы ездили в отель «Гордж» на берегу реки Колумбия; из него открывался несравненный вид на всю местность, напомнившую нам Норвегию.

В назначенный день приехали Мэртл и Честер; оба были в очень приподнятом настроении. Прекрасные белые орхидеи и шампанское, которое мы пили перед выходом из отеля, создали атмосферу торжественности. По пути к миссис Браун Мэртл и Честер устроили нам сюрприз – они вдруг стали осыпать нас рисом, который захватили с собой специально для этого случая. В последний момент я стала нервничать – вдруг в городе узнают Тедди, хотя он всюду подписывался, как Герман Драйзер, вместо полного имени – Герман Теодор Драйзер, которое было дано ему при крещении. По-видимому, это помогло сохранить инкогнито, так как, хотя миссис Браун была начитанной особой, судя по книгам на столе в ее гостиной, она все же не обратила внимания на фамилию Тедди.

Когда все это было кончено, мы переехали на моторной лодке через реку на орегонский берег и устроили там свадебный ужин, после которого мы с Тедди отправились в Портленд, прожили несколько дней в отеле «Конгресс», а затем вернулись в Голливуд.

По возвращении в Голливуд Тедди нашел дома много писем и телеграмм с поздравлениями по поводу получения Почетной премии. Отдохнув две недели, он снова принялся за работу над «Оплотом».

Я получила письмо из Нью-Йорка от Маргарет Тьядер Харрис; она сообщала, что Тедди выразил желание, чтобы она приехала в Голливуд для совместной работы над книгой, и спрашивала моего согласия. Я ей написала, что, насколько мне известно, Драйзер нуждается в помощи редактора и я буду очень рада видеть ее у себя.

Вместе со своим сыном Хилари она приехала в Голливуд в августе, как раз ко дню рождения Тедди, который я решила отпраздновать, устроив прием в саду. Сначала он согласился отпраздновать свой день рождения только при условии, если я ограничусь приглашением нескольких близких друзей, но потом, наблюдая за приготовлениями к вечеру, он то и дело подходил ко мне со словами: «Знаешь, раз уж мы зовем гостей, так не пригласить ли такого-то?»

Список гостей увеличился до шестидесяти человек. Тедди любил своих друзей, а у него их было много, и никого из них ему не хотелось исключать из числа приглашенных.

Тедди был в хорошем настроении, а когда он бывал таким веселым и общительным, становилось тепло на душе у тех, кто его любил. Говард Росс, один из учеников Лилиан Гудман, стоя на лестнице, ведущей из музыкальной комнаты в сад, спел любимую песню Теодора – «Темнокудрая Дженни». Позже все собрались в столовой; на столе стоял торт с зажженными свечами и сделанной из сахарной глазури раскрытой книгой, изображавшей «Оплот». Когда Тедди стал разрезать торт, спрятанная под ним круглая музыкальная шкатулка пришла в действие, торт стал медленно вращаться, и послышались звуки песенки «Поздравляем с днем рожденья». Все присутствующие подхватили припев. Это был один из самых удачных больших вечеров в нашем доме, но ему было суждено оказаться последним.