«В пятницу на рассвете мы со всех сторон атаковали город, но не добились успеха, что поразило всех и вселило в нас страх», – пишет рыцарь из армии Готфрида. Согласно другому свидетелю сражения, часть мусульманского гарнизона на самом деле состояла из евреев.

Это слова французского монаха Жилона Парижского, написавшего свою поэму через несколько лет после этих событий:

По принятым правилам жителям города полагалось защищать ту часть стены, что располагалась ближе всего к их жилищам. Войска Готфрида атаковали северо-восточный угол стены, тот, что напротив Еврейского квартала, потому евреи и оказались среди его защитников[11]. Сегодня этот квартал в стенах города – мусульманский район, а на месте, где стояли войска Готфрида, находится оживленная улица с археологическим музеем и арабской школой.

В пятницу пятнадцатого июля на рассвете после ночи, которая «принесла иудеям передышку», пишет поэт и монах Жилон, христиане наконец двинули на приступ свои осадные башни.

Разношерстная толпа защитников города отражала удар за ударом нападающих, включая и нашего безымянного крестоносца. «Однако по наступлении часа, когда наш Господь Иисус Христос принял ради нас муки на кресте, – пишет он, – наши рыцари под предводительством герцога Готфрида и его брата графа Эсташа отважно сражались на осадной башне». Первым с башни на стену Иерусалима спрыгнул рыцарь по имени Летольд. Сломив сопротивление защитников, христиане хлынули в Еврейский квартал, а затем захватили весь город. Многие жители в поисках спасения бежали к мечети Аль-Акса, которую крестоносцы называли Храмом Соломона.

«Наши воины преследовали их, убивая, до самого Соломонова Храма, – пишет тот самый анонимный рыцарь. – Это была бойня, все было залито вражьей кровью». Надо сказать, что тут христианские летописцы состязаются между собой в описании ужасов: их тексты различаются в том, доходила ли кровь до щиколоток победителей, до верха сапог, до колен или до морды коня. На Храмовой горе крестоносцы убили несколько тысяч жителей. Несколько мужчин и женщин, сжавшись от ужаса, сидели на крыше Аль-Аксы, и двое рыцарей, проявив невиданное милосердие, дали им свои знамена, чтобы защитить от беды. Но позже Христовы воины взобрались на крышу и все-таки их прикончили, а трупы сбросили вниз. В других местах крестоносцы обезглавили защитников города и мирных жителей и заставили всех, у кого были раны от стрел, прыгать с башен. Кого-то после пыток сжигали заживо. Крестоносцы из Прованса, пропустившие грабеж на Храмовой горе, забрали тела, с которых уже было снято все ценное, включая одежду, и выпотрошили их, отыскивая во внутренностях проглоченные монеты. А потом тела сожгли и просеяли пепел в поисках золота. Христиане уводили лошадей и мулов, захватывали жилища и грабили молельни. По рассказу одного из мусульманских летописцев, многие евреи города укрылись в одной из синагог, которую потом «франки сожгли вместе с теми, кто в ней находился».

Евреи в то время переживали самый опасный в своей истории религиозный раскол – в городе действовали две секты. Первая из них, раббаниты, признавала авторитет устной традиции и постановления раввинов. Они и стали предшественниками нынешних евреев. Вторая – караимы, противники раббанитов, признавали только закон, записанный в Торе, а не постановления раввинов с их строгостями и оговорками. Караимы преуспевали в странах ислама, и Иерусалим был одним из их центров. В наши дни они почти исчезли, но в свое время их влияние соперничало с раввинистическим иудаизмом. Для караимов священны были лишь слова Писания, ничто не должно было отвлекать их от этой книги. Название этого направления иудаизма означало «читающие», поэтому им и полагалось обладать самой совершенной ее версией.

Приблизительно в XI веке созданный Бен-Ашером «Кодекс» приобрел в интересах караимов богатый филантроп, который, как думают многие современные ученые, и сам был караимом. Посвящение в «Короне» сообщает нам, что звали этого человека Израиль, сын Симхи, происходил он из Басры, города на территории нынешнего Ирака, и был он «мудр, проницателен, добродетелен, честен и щедр». Израиль подарил этот манускрипт караимской синагоге в Иерусалиме, где ему надлежало храниться у Иосии и Езекии, «великих руководителей» иерусалимских караимов. Хранители не должны были выпускать «Корону» из рук. Три раза в год, в дни великих праздников, гласит надпись в «Кодексе», хранителям надлежало выставлять это сокровище на обозрение всех «общин святого города». Как ни странно, имелись в виду и соперники-раббаниты; значение «Кодекса» было так велико, что он возвышался над раздорами еврейских сект. В эти дни люди могли «читать его, и смотреть на него, и черпать из него все, что они хотели»; если же в любое иное время года какой-то ученый желал воспользоваться «Кодексом», хранители должны были «извлечь книгу и предоставить для обозрения этому человеку, дабы тот смог ее увидеть и набраться из нее мудрости и понимания».

Даже до нашествия христианских армий с Запада в 1099 году евреи пережили многие десятилетия потрясений, сопровождавшихся насилием. Власть багдадских халифов из династии Аббасидов с их черными знаменами сменилась господством Фатимидов с центром в Каире, а затем Иерусалим захватили орды конных лучников – турок-сельджуков, которых Фатимиды изгнали уже незадолго до пришествия христиан. После разрушения римлянами Храма прошло около тысячи лет, и многие евреи Ближнего Востока и Европы, глядя в свои пророческие книги, приходили к мысли, что мрачные события последних десятилетий XI века предвещают близость конца света.

«Корень сына Иессеева, доколе будешь ты сокрыт в земле? – писал еврейский андалузский поэт Шломо Ибн Габироль. Речь идет о царе Давиде, сыне Иессея, из рода которого должен выйти Мессия. – Почему раб должен править сыном людей благородных? Вот уже тысячу лет пребываю я в рабстве». Другой текст, созданный в период, предшествовавший приходу крестоносцев, рассказывает о человеке, французе или испанце, который взбирался ночью на макушки деревьев и перелетал с одной на другую, исполняя тем самым пророчество Книги Даниила: «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий»[12]. Местные язычники казнили этого самозванца.

«Я видел полчища пришельцев с Запада, и я не знал, куда они направятся», – писал некто Менахем, сын Элиягу, которого приближение крестоносного воинства застало где-то в Византийской империи. В районе Дарданелл, по словам Менахема, объявился человек, заявлявший, что он и есть пророк Илия, предтеча Мессии, а из хазарского царства дошли вести, что семнадцать еврейских общин отправились в пустыню на встречу с десятью потерянными коленами Израилевыми. Мессия был уже на пороге. «Когда все те, что с Запада, явятся в Страну Израиля, гумна наполнятся и Господь прикажет: “Встань и молоти, дщерь Сиона”»[13], – писал он, цитируя пророка Михея.