Константин оценивающим взглядом посмотрел на пришельца. С одной стороны, девушка вломилась в его камеру силой, что обнадеживало. Будь она из числа слуг этого создания, которое в этот раз вообще не имело ничего общего не то, что с человеком, но вообще с живым существом, она бы не стала разрушать дверь. Она бы ее просто открыла. Но с другой стороны, одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что эта девушка опасна, чрезвычайно опасна даже для него, а это кое–что значило…

За свои уже более чем пятьсот лет существования он повидал немало волшебников, он всегда обладал способностью видеть глубже, чем поверхность, и чувствовать силу. Так вот, сила почти переполняла эту девушку, но при этом не била через край, а держалась под контролем, оставаясь незаметной для большинства… Это было чем–то исключительным, даже пресловутый Альбус Дамблдор, известный своей «светлостью», мягкостью и тому подобным, контролировал свою силу гораздо хуже, выпуская ее на волю и окружая себя аурой доброты, спокойствия, доверия и просто силы. А еще… эту девушку все же окружала какая–то аура, совершенно ему незнакомая… Она все–таки излучала какую–то силу, совсем легкую, незаметную, так что даже он, с его исключительной чувствительностью к таким вещам, едва–едва заметил это. И не мог сказать об этой силе ничего определенного, для кого–нибудь другого эта сила просто бы осталась незамеченной…

Сама же девушка, которой с первого взгляда нельзя было дать больше восемнадцати лет, остановилась и точно так же оценивала его, как он пытался разобраться в ней. Судя по тому, что проступило на ее лице, она тоже узнала не много. Кстати, странно, что такая личность, которая, кроме прочего, в совершенстве владеет Окллюменцией, в чем он уже успел убедиться, пропускает на лицо некоторые эмоции… Итак, до какой–то степени они были в равном положении незнания, но у нее была все же большая фора, ибо он был прикован.

— С кем имею честь? — ее голос нельзя было назвать женским, и в нем не было никаких чувств. Значит, она наложила на себя маскирующие заклятья, и ей, вероятно, неизвестно, что для него они не помеха. Очко в его пользу.

— Владимир Замчалов, — назвал он первое пришедшее на ум имя. Кажется, это было ошибкой.

— Я предпочитаю называть своих собеседников их настоящими именами, если ты не против…

— И что же говорит тебе, что я не назвал своего имени?

— Ну, во–первых ты это только что подтвердил, а во–вторых, не думаю, чтобы вампир, которого так боятся… — девушка многозначительно обвела глазами окружающую действительность. — Так вот, не думаю, что такой вампир может быть настолько молод, чтобы носить фамилию, которую придумали лишь в двадцатом веке… — Константин задумался над этими словами, пожалуй, он не смог бы ни подтвердить их, ни опровергнуть.

— Признаю… Константин… ну, скажем, Дракулин, хотя фамилии у меня как таковой, пожалуй, нет. Так лучше?

— Допустим… Могу поинтересоваться, как ты, господин Дракулин, оказался в таком незавидном положении?

— Интересный вопрос. Пожалуй, основная причина: моя, как выяснилось, необоснованная уверенность в собственной неприкосновенности. Как эти маги в черных плащах и их дементоры меня нашли — не знаю. Тем более не представляю, как им удалось незаметно проникнуть в мой… ну, назовем это домом.

— А поподробнее?

Этот самый Константин рассказал Гарри довольно занимательную историю. Сей молодой человек, которому уже перевалило за пять сотен лет, был одним из членов Камарильи, объединения главным образом уже поживших немало на свете вампиров, которое претендует на звание самых организованных. Эта весьма немногочисленная, но довольно мощная и пользующаяся определенным влиянием группа является, ну или пытается быть, чем–то вроде ООН и Голубых касок для вампиров. Их основную идею можно охарактеризовать примерно следующим образом: «Мы, вампиры, на вершине пищевой пирамиды, а значит будет лучше, если нас будет мало, и остальные о нас не беспокоятся». Давно известно — идеальный хищник не выживает, ибо съев все, что можно съесть, он пухнет с голоду. Камарилья — единственное сообщество вампиров, которое признавали Министерства Магии и даже вели с ней определенные дела. В идеале эта организация должна была разруливать конфликты между кланами или с иными народами, следя за тем, чтобы все могли жить и, по возможности, не мешать друг другу.

Это в идеале, в реальности же дело обстояло скорее так: значительная часть кланов или объединений плевала на Камарилью большую часть времени и требовала помощи, едва случись беда. Да и люди большую часть времени видели в них не столько партнера, сколько козла отпущения, при любой проблеме с вампирами вину прежде всего сваливали на Камарилью, которая, мол, недосмотрела…

Эту часть истории Гарри и так знал в общих чертах, хотя с вампирами вообще и этой организацией в частности дел ранее не имел. Но он не стал прерывать собеседника, который, решив, что ввел свою потенциальную спасительницу в курс дела, перешел непосредственно к истории с его захватом.

Как Гарри узнал от своих родителей летом, вампиры начали нападать на людей, выходя из–под контроля Министерства еще год назад. И Комарилья была в числе тех сил, что пытались что–нибудь сделать с этим. Строго говоря, она была единственной, кто действительно хоть что–то предпринимал. Спустя какое–то время стало ясно, что все ниточки тянутся к тем, кто зовут себя «Пожирателями Смерти». Во время предыдущей войны некоторые кланы примкнули к объявившему себя Темным Лордом, а иные сражались против него. Камарилья же хранила нейтралитет, ибо тогда тот имел реальные шансы победить, а ссориться с тем, кто, возможно, возглавит правительство, не хотелось. В те дни они друг друга просто не трогали, и хотя планы сего Лорда относительно истребления маглов беспокоили членов организации, они казались столь неосуществимыми, что их полагали лозунгом, который забудется, стоит только войне завершиться…

— И в этот раз мы, поняв откуда дует ветер, вновь думали отойти в сторону. Только, похоже, теперь их это не устраивало. Они стали настаивать, буквально навязывая нам сотрудничество, дело дошло до угроз, а угроз мы не выносим. Кроме того, — Константин рассказывал это спокойно, чуть ли не весело, казалось, они обмениваются историями за кружкой пива, а не в темной камере, где его собеседник, возможно, — единственный шанс на освобождение, — должен признать, нас сильно покоробила та готовность, с которой за ним пошли эти дементоры, и вообще, какие–то странные силы получил этот Воул…ди…моа… Тьфу! Никак не научусь нормально произносить эту дурацкую кличку! Короче, переговоры явно проваливались, а их тон становился все менее дружелюбным, и им это явно надоело. Как они до меня добрались, я не знаю, а потом просто послали два десятка других вампиров меня захватить, желающих, я думаю, нашлось немало… Пятерых я заставил горько пожалеть об этом, но не больше.

— А теперь?

— Теперь… Теперь я надеюсь, что меня освободят, — без обиняков заявил вампир. — Мне очень надо поговорить со своими, и вообще, этот Темный Лорд показал, что достоин, чтобы Камарилья вставила ему палок в колеса. Уж не знаю, на что он рассчитывал, похищая меня, может, думал, что заложник станет весомым аргументом. Так вот, он явно не в курсе законов, которым подчиняется наше сообщество…

Гарри еще раз оглядел пленника, насколько он понял, тот пробыл тут от силы дня два, и толком поработать с ним то ли не успели, то ли еще не собрались. Все время беседы он держал свою ментальную защиту на самом высоком уровне, но собеседник и не думал прибегать к каким–нибудь трюкам вроде Убеждения… Используя подобные способности, опытные вампиры вполне могли уговорить человека прыгнуть с крыши, а если его собеседнику действительно более пятисот лет, то… Но тот вел себя спокойно и мирно, и, кажется, даже немного опасался его. Гарри вынужден был признать, что это ему немного льстило.

— Ну, а если я тебя освобожу, то не полезешь ли кусаться, оголодал, мол…

— Хм… Я уж начал, было, думать, что ты не страдаешь обычными для твоего народа предрассудками… — с определенной досадой покачал головой вампир.