Свободная Душа порхала над облаками. Она была абсолютна независима.

Иногда она спускалась на землю, дабы испить воды из переливистых ручьев. И тогда хитрые твари-подхалимы подносили ей пряные яства, красиво сервированные на дорогих блюдах.

И Душа заливисто смеялась им в лицо. Душу больше не интересовали вкусные кушания. И твари бежали от ее душевной радости.

И тогда Душа молилась.

— Избави тех, кто подвержен пороку, но беспрестанно кается тебе. Кто идет и оступается. Но вновь тебе поклоняется. Избави их от возжелания их пищи превкусной, вин пресладких, хлебов пресытных… Спаси и сохрани…

На теле Души были шрамы. На животе, на ее руках и ногах. Они уже давно зарубцевались, но до сих пор напоминали Душе о ее пороке.

Душа вспоминала, как все было раньше. Она была толстой и не могла пошевелиться. И ей коварные твари подносили вкусно пахнущие блюда и пряности. И Душа соглашалась, пока не перестала двигаться совсем. Ей долго пришлось перебарывать себя, чтобы принять Решение… И Путь оставления порока был для нее долог. Но Душа была довольна собой сейчас. Вряд ли можно было найти Душу счастливее.

Вдоволь напившись воды, Душа воспаряла вверх, беспрестанно молясь за другие Души.

Умирающая Феникс лежала на полу. Руки, ноги, лицо были измазаны в краске. Краска была повсюду. Черная. Красная. Желтая.

Пространство ее квартиры было окутано в сумеречный полумрак. Феникс устроила жуткий бедлам. По полу были раскиданы пустые бутылки, баночки с краской, разлита вода, раскиданы ножи и стекло.

Она чувствовала, что в этот раз все по-другому. В этот раз она выпила слишком много, но ей уже было все равно. Феникс чувствовала, что слабеет и сознание оставляет ее по кусочкам.

— Скай… Юджи… — совсем потухшим голосом она произнесла в темноте.

Надо было найти телефон, позвонить подругам, попрощаться. Она же совсем недавно звонила Угольку. Или давно… Феникс не знала, сколько прошло времени. Промежуток времени выпал из памяти.

Феникс водила слабой рукой под диваном. Рука наткнулась лишь на бутылку. Феникс поднесла горлышко ко рту и запрокинула голову. Она жадно пила, ожидая приступа тошноты. Но тошноты не было. Она откинула бутылку, та с гулким звуком покатилась к стене.

Помутненное сознание подсказало ей, что звонила она со стремянки. Уголек не брал трубку. И Феникс подумала, что он не может с ней разговаривать, потому что он с другими женщинами. Красивее и благороднее Феникс…

Собрав последние силы, Феникс приподнялась на руках. Толкнувшись, она села. Голова неприятно ходила ходуном. Пространство плыло перед ней, нервно качаясь. В висках стучало, глаза заливало красным…

Феникс встала и, держась за предметы, делала шаг за шагом.

Прорисованный темный силуэт Феникса в темноте выглядел зловеще. На секунду Феникс показалось, что она увидела яростно-обезображенное лицо на месте картины. Наваждение медленно улетучилось.

Она приблизилась к стремянке, придерживаясь за стену. Безмолвный телефон лежал на верхней полке. Он молчал уже давно. Уголек так и не позвонил. У Феникс опять потекли слезы по щекам.

«Но Уголек не виноват… Он не мог поступить так… Это я во всем… Виновата» — мысли заплетались и были неявными, далекими. Как будто ее мыслительный аппарат находился где-то далеко за горами.

В груди жгло. Феникс потянулась за телефоном. На секунду отпустила стену и завалилась на стремянку. С дребезжащим грохотом армада баночек, бутылочек и кисточек полетела вниз. Феникс рухнула следом. Через ребра пронзил едкий удар тонких ступенек лестницы. Металл больно ударил по руке и ногам. Феникс застонала. Она жалела, что так напилась, она не хотела этого.

«Но Уголек… Он же хороший…» — перед глазами встал тот самый первый образ, который она потом иногда вспоминала. Уголек, его друг диджей и дождь.

Феникс с усилием подняла голову. Руку покрывала свежая краска. И везде была краска. Липкая, противная, но красивая.

Телефона не было видно. Он мог улететь или разбиться.

Феникс слепо пошарила рукой под банками. Только липкость.

Она прикрыла глаза, ожидая, пока боль в теле стихнет.

«Бабушка…» — вспомнила Феникс ласковый образ и зарыдала. Как она раньше не подумала о бабушке. «Бабушка бы помогла… Бабушка бы убила за меня…» — и Феникс сотрясалась в конвульсиях.

«Бабушка не поймет Феникс. Феникс получит… Если Феникс поймет…» — лицо бабушки стало вдруг злым. — «Дедушка поймет, Дедушка у меня герой…»

Феникс ощутила, как пульсация в висках стала сильнее… Снизу подкатывала тошнота. Стены наползали на нее, надвигаясь и давя с трех сторон. Стало невыносимо жарко. Срочно нужно было на улицу.

Но как? Она уже почти не владела силой. Она оперлась о ступеньку, та с скрипом провернулась. Феникс лишь почувствовала саднящую боль, ударившую по щеке.

Она сможет. У нее получится.

Опираясь на стену, оставляя следы рук, она поднялась. Держась за стену, она сделала два шага к подоконнику. Штормило не на шутку. Последняя доза начала проникать в кровь. Держась за подоконник, Феникс шла по стеклу, задевая случайные предметы.

Окно было захлопнуто ветром. Феникс не нужны были ступени, чтоб забраться к нему. Она села на подоконник, подтянула ноги и, опираясь на раму, встала. Оперевшись на окно, она надавила на него и вывалилась на крышу.

Все закачалось перед ней. Ее обдал прохладный осенний воздух. Не в силах удержаться, она рухнула вниз.

«Аче не виноват, что он такой…» — говорила она себе, — «Уголек не такой…».

Гул машин, крики людей, все это доносилось издалека. И все казалось ненастоящим. Феникс подумала, что, когда голова пройдет, она пойдет к краю, посмотрит на тех, кого совсем не заботят проблемы упавшей Феникс.

«Мой горячо любимый Уголек…».

Она поняла, что не взяла с собой кусок угля, чтоб начертать эти буквы на холодном металле. Как же она не подумала об этом.

А еще она поняла, что не хочет больше пить.

Марио был в бешенстве.

Как же так. Он доверял ей, он готов был пойти на все ради нее. И зачем Индиго позвонил ему… В его мужскую солидарность Марио опять верил слабо.

«Как он улыбался тогда… Как он ныл… Да он опять издевался!» — взбешенный Марио шел по тропинке к Политехническому институту.

Марио вспоминал отдельные фрагменты этого разговора, перемалывал их и думал, что в принципе, Индиго можно верить. Если б не одно «но».

Полчаса назад Индиго позвонил и звонким голосом начал расспрашивать, как поживает Марио, чем занимается и куда собирается вечером. Промежду делом у Индиго промелькнуло, что вчера они катались с Феникс.

— Так-так, а вот тут поподробнее — Марио сразу навострил уши.

Индиго был удивлен. Он думал, что Марио в курсе, и Феникс рассказала ему об этом. Это было как-то странно.

— И что было потом? — Марио чувствовал набухающие вулканы у себя на голове.

— Я ее отвез домой, в одиннадцать. И все — не понимал холодных ноток в голосе Свята Индиго.

— Прям так и все?

— И все, Свят! Ты что, о чем ты думаешь, эй? — Индиго раздражался.

— Понятно — лишь произнес Марио.

В голове все кипело. Феникс не сказала ему ни слова вчера, и даже не написала. Правда, он был на тренировке. Он вспомнил, что она звонила ему вечером, что-то говорила про то, что ей скучно… Но это было уже не важно.

Марио ощутил противное чувство. Он почувствовал себя обманутым и кинутым всеми.

«Да они однозначно спаривались в этой гребаной машине!!!» — ревело все внутри у него, — «Решили еще раз проверить, а точно ли им хорошо вместе. То есть плохо… Аааай, не важно…» — махнул рукой Марио.

Он шел посмотреть в эти глаза, которые так недавно были такими верными. Ему казалось — они его предали. Все вокруг предали.

Он звонил ей. Она не отвечала.

«Конечно, у меня же нет машины, которая бы так подходила ее звездности!» — Марио толкнул какого-то зазевавшегося студента и шел дальше.