— Так, так! — Бубню, а сам поражаюсь уже неоднократно их взаимоотношениям в семье и быте.

Это вообще что–то невероятное, выходящее за мое понимание. У них муж неприкасаемый авторитет, потому и в семьях у них тишина и порядок. У них, в семьях нет разводов. Вообще нет! И они даже представить себе не могут, как такое может быть. Они все время говорят, что брак, он же не людьми придуман, а их Богом, Буддой. И уж если их судьба соединила, то уже на века. И никаких тебе разводов! Нет такого у них статуса у женщин. Вдовой может быть, но разведенной, никогда! Кстати и вдовой–то, оказывается, быть не менее опасно. Во–первых, это как пятно на ней, мол, мужа плохо любила, не уберегла и его в наказание ей Будда у нее отобрал. Во–вторых, ей уже никогда не выйти замуж! Так и останется одна. И потом самое главное в ее жизни испытание. Испытание огнем!

Видимо из–за того, что подпочвенная вода рядом они не хоронят в земле, а сжигают людей и пепел их развивают. Вспомнил, что первые дни, пока работали в ангаре до нашего слуха доносился с того края аэродрома, за километр от нас какие–то нежные и певучие переливы из буддийских храмов. Поначалу они показались нам даже приятными. Так, работаешь и слышишь издалека эти самые тили–динь, динь–динь. Воздух накаливался и все время без ветра, потому и слышали эти звуки отчетливо за километр. Как–то особенно громко и долго эта музыка играла. Спросил Моусея. Что это там происходит. А он вздохнул печально и произнес, что это от того, что там монахи отправляют души умерших, на облака к Будде. А музыка та, печальная и пока горит погребальный костер, то она все время играет. Понятно? Вот теперь–то понятно! А мы–то думали? А там оказывается местная фабрика души умерших и тела перерабатывает.

Так вот, относительно испытания вдов. Когда мужа кремируют на костре, то все родственники вокруг стоят, взявшись крепко за руки. И вдова среди них, живых, стоит и ее держит за руку мать мужа или сестра. А по вере их она должна быть с ним всегда! Вот и рвется она к нему туда. И тут–то вся правда и вылезает. Если невестка была с матерью мужа или сестрой груба, не добра, то свою руку та отпускает и вдова к нему упорхнет. А если нет и ее жалко, то она ее крепко держит за руку, не дает ей погибнуть в священном костре поминальном. А еще, она тем самым как бы ей обещает до конца своей жизни ее кормить и поить. Ведь кому она вдовая теперь будет нужна? Кто о ней будет заботиться, кормить одевать? Вот у них, как оказывается!

Потом, когда тут встретились с нашими, то узнали такую историю о преданности камбоджийских женщин.

Пока был союз, здесь работала обширная колония из советских специалистов. Они их учили всему, практикой и работами с техникой руководили. Кстати и на аэродроме столицы им помощь в обслуживании авиатехники оказывали больше сотни авиаторов из России и Украины, Белоруссии. А когда союз рухнул, то почти все улетели, осталась только кучка искателей приключений из наших. Контроля со стороны уже не стало и они, как здесь и бывало, купили себе по девочке на базаре. Так у них здесь было принято, лишние рты родители продавали на базарах. Девочки, девочками, а ведь эти балбесы совсем не учли здешние обычаи, семейные традиции и их интересы. Раз купил, взял к себе в дом, то не просто кормить и любить обязан, а потом на всю жизнь она так и будет уже только с ним. Их вообще нельзя бросить! Если поступишь так, то они тут же погибнут, потому что у них не окажется никакого социального статуса в местном обществе, и они станут хуже и ниже по социальному положению, чем отбросы общества. А что это значит? Да ничего, мученье и быструю гибель без воды и еды. Ведь таким, брошенным женщинам, никто и кружки воды не подаст, не то, что чашку риса. Пока эти балбесы тут проживали, все у них было, в порядке. Куда он едет, то и она с ним рядом. И так всюду и везде. И потом, как мне наши из местных рассказывали, что камбоджийки удивительно отзывчивы и внимательны. Говорили о них так, что как только мужчина вошел в дом, еще не успел даже подумать, как она уже ему что–то подносит, что–то подает и все то, что хотел, о чем даже подумать не успел. Прямо, как на сеансе у телепата! А о самопожертвовании жен я уже говорил. Ведь кто из наших, бросится следом в огонь за отлетающей душой мужа? А они все, так и рвутся. А вот отпустят их родственники или нет, так это от их всей жизни в семье зависит. Потому они это знают и помнят, потому может и стараются. Ну, такая идиллия у наших балбесов долго не могла длиться, когда–то, а надо ведь и домой уезжать. Эту сцену прощания, потом долго помнили те местные из наших, кто здесь все еще оставался. Говорили, что не только девочки, а все они взрослые мужики просто рыдали, когда с ними лежащими на бетонке аэродрома прощались. А их местные жены, лица себе до крови раздирали и всю на себе одежду в клочья рвали. Вот так–то! Это я для тех, очередных и любителей экстремального секса, в назидание и для острастки рассказываю. Пусть подумают, прежде чем покупать себе на базарах девочек или женщин.

Кстати, в Камбоджи вообще долгое время не было проституции. Вернее она видна чуть ли не на каждой улице. Везде есть дома с веселыми кумушками и тетушками, девочками легко поддающимися, но то, не камбоджийки, то все вьетнамки. Они собираются деревнями и уезжают с детьми на заработки. Во главе клана какая–то шустрая тетушка. Она снимает дом, или квартиры, а все остальные по очереди, как она скажет и все молотят в общую кассу. Натрахают все сообща денег и покупают на них всякую импортную радиотехнику, телевизоры. Все эти коробки и свертки тащат потом в самолет. И не дай бог, вам в том самолете лететь! Все будет завалено, просто засыпано этими коробками с видаками, телевизорами, магнитолами, можно сказать, что у вас не только рядом в проходе они будут стоять, а наверняка, и над вашими головами. Я уже несколько раз так летал. Сидел в самолете, буквально засыпаный коробками, с вьетнамками, спящими прямо в проходах, на полу самолета. Ну, что поделать? Менталитет такой у них, куда там нам!

Утром, как всегда, перед работой разговариваем с генералом. Среди всех военных, что здесь базу обслуживают он начальник. Это для них он таков, а для меня он просто, Маусэй. Приехал, вышел из внедорожника японского и подходит, учтиво здороваясь. Помимо дел, что приходится решать ему он живо интересуется политикой. Вот и сегодня, улучшив минутку, подъехал, присел глубоко на корточки рядом с фюзеляжем и читает газету. У нас небольшой перерыв. Мы, вылезаем из вертолета, просто лоснящиеся от пота, который ручьями сбегает по обнаженному до плавок телу. Вижу, что Маусэю не терпится переговорить, поделиться новостями, которые он только что вычитал.

— На, Жора, посмотри. — Генерал довольно сносно говорит на русском. А потом, размышляет и меня подлавливает.

— Как ты думаешь, Жора? Кто победит? — И показывает в газете фотографию принца Сианука. Он оказывается, вчера, как всегда, прилетел из Парижа, так целый день и вещает с трибуны. Все о мире, согласии и прекращении кровопролития.

— Я думаю, что вы победите! И потом, ведь вы теперь с такими будете вертолетами! — Бросаю ему небрежно, немного свысока, пока прикладываюсь к бутылке с питьевой водой.

— А я думаю, что никто не победит. — Говорит задумчиво. — Все проиграют. И Пол Пот и принц Сианук.

У меня даже бутылка чуть не выскальзывает из рук. Вот, думаю, какой он оказывается философ! А с виду, ведь и не скажешь.

Командир базы, генерал и к тому же очень заботливый папа. У него всегда с собой, на заднем сиденье внедорожника, молча, лежит его любимый сын, от второго брака. Он так и служит, все время разъезжая с ним по аэродрому. Он за рулем, а его маленький, годовалый сын, за спиной. Лежит на заднем сиденье, спит или молчит и как будто бы все понимает и слушает, чем это его папа генерал тут командует и чем это он с этими странными русскими тут занимается?

А ведь мы для них, действительно странные. Белые и совсем не высокомерные как все остальные иностранцы, к тому же все время раздеты. А и в самом–то деле, взять хотя бы наш внешний вид?