Я вытер лицо рукавом. Синяк сейчас был не главной моей проблемой.

Когда мы вернулись в зал суда, судья Ивола сказал:

— Ну что же, джентльмены, вы провели наедине немало времени. Мистер Дэйн, вы все еще намерены отказаться от услуг вашего адвоката?

— Нет, ваша честь. Он просто старается честно выполнить свою работу.

— Я не допущу, чтобы ходу этого процесса препятствовали надуманные обвинения адвоката в некомпетентности.

— Уверяю вас, ваша честь, это не было попыткой создать повод для апелляции, основанной на неправомерности ведения процесса, — сказал Майлз.

Ивола смерил его гневным взглядом:

— Хорошо. Вернитесь на место свидетеля, мистер Дэйн.

Майлз вернулся на место, сел, присяжные вошли в зал.

— Мистер Слоун, прошу вас, продолжайте допрос вашего свидетеля.

Я повернулся к Майлзу:

— Итак, Майлз, позвольте мне подвести итог. Вы солгали о случившемся детективу Денкерберг?

— Да.

— Почему?

— Потому что происшедшее на самом деле выглядит неправдоподобным.

— Так это вы убили вашу жену?

— Я слишком любил ее. Больше чего бы то ни было в жизни.

Он опустил взгляд. Помолчал. И заплакал.

— Майлз, — негромко произнес я. — Это вы убили ее?

Он покачал головой, по лицу его текли слезы:

— Нет, нет, я никогда не сделал бы этого.

— А кто это сделал, вы знаете?

— Думаю, да.

— Вы назовете мне его имя?

Он снова покачал головой, вытер слезы:

— Простите, нет. У меня есть на то свои причины. Имя его я назвать не могу.

— Вы пытаетесь уберечь кого-то, не так ли? И пытались с самого начала.

— Я не могу ответить на этот вопрос.

— Именно по этой причине вы и рассказывали детективу Денкерберг смехотворные байки, верно?

— И на этот вопрос я ответить не могу.

— Именно поэтому вы и лгали.

— Я просто…

Голос его сорвался, он взглянул в окно зала суда. В зале стояла мертвая тишина.

— Ваша честь, — наконец сказал я. — Похоже, мы с мистером Дэйном уже прошли наш совместный путь до конца.

Марк Ивола повернулся к Стэшу:

— Мистер Олески?

Государственный обвинитель даже не стал подниматься на ноги.

— Я считаю, что мы услышали от этого человека достаточно всякой лжи. И усугублять наше положение не желаю.

— Будьте добры вернуться за стол защиты, мистер Дэйн, — сказал судья. Майлз медленно подошел к нашему столу, сел. Лицо его было спокойным и решительным.

— Ваш следующий свидетель, мистер Слоун.

У меня не было больше свидетелей, не было стратегии, не было ничего. Если только…

— Минуточку, ваша честь.

Я начал просматривать списки свидетелей, помечая галочками тех, кто уже дал показания. В моем списке осталось лишь одно имя — Блэр Дэйн. И еще одно осталось в списке Стэша.

Я оторвал взгляд от списков, оглядел зал суда. Да, вот он, сидит в первом ряду.

— Ваша честь, я хотел бы вызвать свидетеля из списка мистера Олески.

Ивола, вопросительно приподняв брови, взглянул на Стэша.

— Я не уверен, что это допустимо, ваша честь, — сказал тот.

— У меня имеется право вызывать любого свидетеля, — сказал я. — И из моего списка, и из вашего.

Судья извлек из стола перечень прецедентов, полистал его.

— Адвокат прав, мистер Олески, — сказал он. — Вызывайте вашего свидетеля.

— Защита вызывает Роджера ван Бларикума.

Лицо ван Бларикума выразило удивление. Он хмуро и чопорно приблизился к свидетельскому месту. Я успел уже забыть, до чего он высок — метр девяносто, самое малое. Седые волосы обрамляли его лицо, подобно облаку.

После того как его привели к присяге, я начал задавать вопросы — длинную череду вопросов о его происхождении, увлечениях и образовании. Он получил в Кембридже докторскую степень по японской литературе, бегло говорил на трех азиатских языках, изучал некое малоизвестное японское боевое искусство. Я задавал и задавал вопросы, какие только мог придумать, а времени все еще было едва ли половина двенадцатого.

— Мистер ван Бларикум, в 1968 году ваша сестра забеременела, не так ли?

Ван Бларикум неопределенно уставился в пространство:

— Что-то не припоминаю, нет.

Я вернулся к своему столу, взял с него свидетельство о рождении Блэра Дэйна.

— Может быть, этот документ освежит вашу память? Свидетельство о рождении «Безымянного ван Бларикума», сына Дианы ван Бларикум?

Довольно долгое время Роджер ван Бларикум притворялся изучающим документ, затем сказал:

— В то время я был в Кембридже.

— По-моему, вы сообщили, что получили докторскую степень в шестьдесят седьмом году.

Он откашлялся. А когда заговорил, в голосе его зазвучали оборонительные нотки:

— Ну, я то приезжал в страну, то уезжал из нее. Возможно, был в Японии. Не исключено, что сестра именно в это время и забеременела.

Я изобразил недоверие:

— Ваша сестра не только забеременела, она еще и родила ребенка и отдала его на воспитание штату Нью-Йорк… а вы не можете даже сказать, знали вы об этом или не знали?

Ван Бларикум снова откашлялся:

— Ну хорошо, да. Случившееся стало позором нашей семьи, и я… В общем, мне и сейчас трудно говорить об этом.

— Верно ли, мистер ван Бларикум, что вы и ваша мать давили на вашу сестру, принуждая ее сделать аборт?

Глаза ван Бларикума стали холодными:

— Нет.

— Верно ли, что вы и ваша мать угрожали лишить ее — в случае, если она сохранит ребенка, — наследства, отнять у нее трастовый фонд?

Ван Бларикум откашлялся еще раз:

— Это была обычная семейная размолвка. Я даже представить себе не могу, чтобы во время нее употреблялись столь сильные слова.

— Вот как? А верно ли, что вы и сестра тридцать лет не разговаривали друг с другом?

— Неверно. В последний раз мы разговаривали за неделю до ее смерти.

Я приподнял брови. О том, что они не разговаривали почти тридцать лет, мне сказал Майлз.

— Как именно? По телефону? Воспользовались факсом? Поговорили с глазу на глаз?

— По телефону.

— Правда? — Я подошел к груде своих вещественных доказательств, вытащил из нее регистрационную запись телефонных разговоров Майлза Дэйна. — Покажите мне этот разговор.

Ван Бларикум просмотрел запись:

— Вот. Одиннадцатое октября. А это номер моего телефона.

Я взглянул на указанную им строку записи. Нью-йоркский номер. Я с сомнением прочитал номер вслух и спросил:

— Вы можете доказать, что это ваш номер?

Ван Бларикум достал из нагрудного кармана пиджака тонкий бумажник, вытряс из него что-то.

— Прошу занести в протокол, что я показываю мистеру Слоуну свою визитную карточку, — сказал он.

Я взглянул на кремового цвета визитку. Стоявший на ней номер совпадал с тем, что значился в регистрационной записи.

Ладно, решил я, посмотрим, что удастся извлечь из этого.

— Мне говорили, что в течение тридцати лет вы не поддерживали с сестрой никаких отношений.

Ван Бларикум надолго задумался, затем сказал:

— Ну, был довольно долгий период времени, в течение которого мы разговаривали, э-э, не часто.

Внезапно меня обуяло некое странное чувство — такое возникает, когда тебе кажется, будто за тобой кто-то следит. Вот только определить источник его мне никак не удавалось.

— Так почему же вы вдруг позвонили ей за неделю до смерти?

— Я решил, что мы с ней слишком долгое время не поддерживаем связь, что настала пора помириться.

Стэш Олески встал:

— Простите, ваша честь, но я намерен внести протест. Я решительно не понимаю, какое все эти вопросы имеют отношение к делу.

Он был прав. Мои вопросы позволили обнаружить нечто загадочное, однако, какое отношение имеет эта загадка к делу, я пока не понял и сам.

— Я готов двинуться дальше, ваша честь, — сказал я. — Мистер ван Бларикум, давайте вернемся к 1969 году. Заставили вы в то время Диану — или не заставили — отдать ребенка на усыновление?