Тим затрепетал и приподнялся над подоконником. Он повис, покачиваясь, точно шарик на нитке. Осторожно выплыл из окна и огляделся. Ни души, ни огня не видно было в городке. Поколебавшись, мальчик рывком повернулся и влетел обратно в комнату. Задул свечку, нырнул в кровать и свернулся калачиком.

— Нельзя, — сказал он себе.

Блаженное тепло заструилось по коже, смывая озноб полета. Тим зарылся в подушку, и его зажмуренные глаза обожгло слезами.

— Нельзя, — повторил он.

Он лежал, тихо, беззвучно плача. И сон спустился к мальчику и окутал его душу милосердной тьмой.

Наутро, после завтрака, Тим вышел погулять.

Ясное, безоблачное небо предвещало погожий день. Ночной холодок еще соперничал с дневным теплом, и в тени было зябко, а на солнце жарко.

Тим направился к пустырю за церковью, где мальчишки обычно собирались для игры в лунки. Он беспечно посвистывал на ходу и перебирал в кармане куртки горсть стеклянных шариков. Почти от самого дома за ним увязалась бродячая собака. Пегая и вислоухая, она трусила за мальчиком не отставая.

— Ну что тебе? — спросил Тим, остановившись.

Собака села и уставилась на него влажными вишнями глаз.

Казалось, она, созерцая мальчика, читает про себя молитву на собачьем языке.

Тим протянул руку, но собака испуганно отскочила и завиляла хвостом. Мальчик пожал плечами.

— Не пойму я тебя, — сказал он и пошел дальше.

На пустыре еще не было никого, кроме рыжего Дильса по кличке Битка. Он слонялся вдоль забора и сшибал хворостиной макушки крапивы.

— Привет, — крикнул Тим.

— Здорово, — ответил Битка. — Это что за собака, твоя?

— Бродячая. Сама прицепилась. Ну что, сыграем?

— У меня шариков нет, — печально сообщил Битка. — Вчера проиграл последние.

— Хочешь, одолжу парочку?

— Не-е. А ну как и их проиграю, тогда отдавать нечем.

Тим поскреб в затылке.

— Тогда давай так. Если проиграешь, будем считать, что я их тебе подарил.

Битка всерьез задумался.

— Эй, мальцы! — позвал кто-то.

Возле церкви стояли двое незнакомцев. По торбам с инструментами, висевшим через плечо, в них легко было угадать бродячих мастеровых, которые летом ходят по городам и селам в поисках заработка.

— Где ваш пономарь живет? — спросил мастеровой помоложе, одетый в латаные брюки и красную клетчатую рубаху.

— А здесь неподалеку, — отозвался Тим.

— Сбегай к нему, попроси, чтобы открыл церковь. Нам работать надо. Вот, держи яблоко.

Тим на лету поймал яблоко и сунул за пазуху.

— Я мигом, — пообещал он.

Тут из-за угла появился хромой пономарь Маттас со связкой ключей.

— А, вы уже здесь, — обрадовался он и отпер дверь черного хода. — Ну и слава Тебе Господи. Заходите.

Мастеровые и пономарь скрылись в церкви.

— Ладно, давай шарики, — согласился Битка.

Тим отсчитал ему четыре штуки. Мальчики кинули жребий, и первый номер выпал Тиму. Он отошел к черте, подбросил шарик на ладони, тщательно прицелился.

Вдруг собака залаяла, забегала по пустырю, подняв морду.

Тим посмотрел вверх и увидел на балюстраде колокольни двоих мастеровых. Парень в клетчатой рубахе повесил на, плечо моток веревки и, цепляясь за громоотвод, полез на черепичную маковку, которая снизу казалась не больше тюльпана. Вспугнутые голуби, словно чаинки в стакане, кружили над позолоченным флюгерным петухом, венчавшим покосившийся шпиль.

— Ух ты, — сказал Битка.

Мальчики оставили игру и выбежали на площадь перед церковью, оттуда лучше видны были колокольня и человек на ней. Собирались зеваки.

— Отчаянный парень, — приговаривал жестянщик Дат, задрав голову. — Я бы так не смог, ни даже за полцарства.

— Лишь бы не сверзился, — заметил старик Наль. — Там давным-давно все сгнило да проржавело.

— Ничего, — ответил кузнец Хортис. — Долезет до верха, привяжется веревкой.

Затаив дыхание, Тим смотрел, как на головокружительной высоте развевалась клетчатая рубаха. Вот смельчак наконец добрался до шпиля, захлестнул веревку и опустил ее конец своему напарнику. Потом выпрямился во весь рост и, держась за флюгерного петуха, помахал рукой людям на площади.

И тут шпиль с треском накренился. Мастеровой потерял равновесие, взмахнул руками и, упав на черепицу, заскользил вниз. Чудом он успел схватиться в последний миг за веревку, слетел с маковки и повис, раскачиваясь, над площадью.

Раздались крики ужаса. Пегая собака заметалась и залаяла.

Извиваясь всем телом, парень старался подтянуться, перехватить веревку. С трудом ему удалось немного подняться и достать до водосточного желоба. Ухватившись за него, мастеровой попытался закинуть ногу на карниз, но тут желоб прогнулся, и человек повис на нем, вцепившись пальцами в гладкую жесть. Считанные секунды отделяли его от падения — либо соскользнут руки, либо оторвется желоб. Неподвижно висел он под карнизом, сознавая безнадежность своего положения и готовясь к неминуемой смерти. Ветерок поигрывал краем рубахи.

И тогда не помнящий себя, задыхающийся Тим почувствовал, что земля ушла из-под ног. Словно сама собой двинулась вниз и стремительно уменьшилась площадь. Горизонт поднимался вместе с мальчиком, городок стал виден как на ладони, показались далекие лесистые холмы, меж которых вилась речка. Но этого мальчик не замечал, он видел только висевшего на колокольне человека. Тим подлетел к нему и мертвой хваткой вцепился в ремень.

— Не бойтесь! — крикнул он.

Напрягая все силы, мальчик пытался подняться со своей ношей на карниз. Вдруг на его лицо упала тень. Он поднял голову и увидел, что старик Наль, распластавшись в воздухе, держит парня за запястье. Чье-то плечо коснулось Тима. Это Битка подлетел и обхватил ногу мастерового. И еще чье-то дыхание послышалось рядом… И еще…

— Ну-ка, все разом, полегоньку вниз, — велел Наль.

— Эй, полегче…

— Сам не толкайся, ч-черт…

— Не так шибко…

— Крепче держи, болван…

Причудливая гроздь человеческих тел плавно спускалась с колокольни. Собака носилась кругами по пустой площади и сумасшедше выла.

— Уф-ф…

— Все…

На земле образовалась бесформенная куча рук и ног. Огрызаясь беззлобно, люди кое-как встали, расступились. Мастеровой сидел в пыли и ошарашенно озирался.

Старик Наль повернулся, пошел прочь. Заковылял в другую сторону пономарь Маттас. За ним последовали Дат и Сторген, один за другим расходились жители городка, молча и поспешно, не глядя друг на друга.

— Айда, — дернул Тима за рукав Битка.

Мальчики скрылись за углом церкви, следом затрусила пегая собака.

— Эй, куда же вы, — пробормотал мастеровой.

Площадь опустела.

Дурачок Фаби

— Так вы, значит, лекарь… — пробормотал Бьюнк, сунув задаток в нагрудный карман комбинезона. — Ясно.

— Вывеска нужна к понедельнику, — сказал молодой врач. — Надеюсь, вы успеете.

— Лекарь, значит, — повторил Бьюнк. — Ну и ну. А чем вы собираетесь у нас заняться?

— Естественно, частной практикой. Насколько мне известно, в городке нет ни одного врача.

— Это точно. Последний дал тягу лет эдак двадцать назад. Бывали тут, правда, заезжие молодцы вроде вас. Больше месяца никто не выдерживал.

Уже было собравшийся уходить, собеседник Бьюнка задержался на пороге:

— Неужели так много пациентов?

— Наоборот, док, в этом-то вся и штука. У нас в городке никто не болеет.

— Позвольте… Как так не болеют?

— Да так. Разве утонет кто или приключится поножовщина из-за девчонки. Но вы ведь не гробовщик, верно? У нас был один, да спился от безделья. Теперь гробы заказывают мне. Последний я сооружал три года назад, когда старик Хагес перепутал уксусную эссенцию со спиртом. Такие дела, док.

— Странно. В высшей степени странно. Я вчера нанял этаж в доме неподалеку от вас. Хозяину известно, что я врач, но он ничего мне не сказал.

— Так вы небось не спрашивали.

— Почему же, я спросил — правда ли, что здесь нет врачей. Он ответил — правда.