Но и в среде, осуществляющей управление научными и техническими исследованиями (к которым, как кажется, давно уже не проявляют интереса правительства федерации и штатов[102]), антропология не смогла заставить уважать свои требования и взгляды, касающиеся производства знания (хотя эта же тенденция в общих чертах характерна и для других общественных и гуманитарных наук). Она скорее запуталась в ориентирах университетской системы, нынешняя трансформация которой нацелена, по-видимому, на то, чтобы свести научное образование к узкоспециальной подготовке согласно предполагаемым требованиям «рабочего рынка»; как запуталась и в тенетах процессов и критериев планирования и оценки, в которых сливаются прихотливые идеи слабо просвещенной бюрократии (которая обычно считает лишь естественные и точные науки достойными названия «наук»), и во внедряемых канонах менеджерской эффективности.
Следует указать в этом контексте и на то, что достаточно интенсивное в прошлом взаимодействие мексиканских антропологов с центрально- и южноамериканскими антропологами ослабло сегодня до такой степени, что один эквадорский ученый прогнозирует «искривление шеи» мексиканской антропологии, которая начинает интересоваться уже почти исключительно тем, что происходит в северной соседней стране. Это замечание, впрочем, применимо и к мексиканской внешней политике, а именно к тому курсу, что был взят в ней с момента переговоров о договоре свободной торговли в Северной Америке и тем более со времени первой смены в федеральном правительстве в 2000 г. Такое состояние определенной изоляции относительно стран, лежащих к югу, не только отрицательно сказывается на мексиканской антропологии, но и обедняет латиноамериканские антропологические традиции в целом. Несмотря на то что во всех них отмечается сходное замешательство, свойственное завершению фазы, считающейся «переходной» от авторитарных режимов к другим социально-политическим порядкам (формально более «партиципативным»), в каждой стране эта фаза имела свои особенности, в силу чего их сравнение способствовало бы пониманию ситуации на континенте и укреплению слабых пока позиций «Антропологий Юга» в регионе[103].
Чтобы завершить характеристику последнего и все еще длящегося этапа мексиканской антропологии, следует указать также на процесс замещения словаря, почти вездесущего на прошлом этапе, другим, в котором явления, прежде называвшиеся, например, «эксплуатация», «империализм», «внутренний колониализм», «господство» и «идеология», сейчас представлены такими терминами, как «исключение», «глобализация», «постколониализм», «демократизация» и «символические миры» (Krotz 2004: 229). Похоже, что восстановление параметра культуры, начатое некогда в целях корректировки экономического и социоструктуралистского редукционизма, вылилось в интерпретационистский и а-теоретичный «необоасизм», неспособный к анализу темной и потому «отрицаемой стороны культуры» и к поиску выхода из нее[104]. Действительно, современная мексиканская антропология охватывает целый спектр очень важных тем. Это, например: 1) сельское население (данная тема изучается, с одной стороны, в связи с неудержимой миграцией в США и, с другой — в связи с тем, что страна превратилась в постоянного импортера таких фундаментальных во всех смыслах продуктов, как кукуруза); 2) аборигенное население (которое недавно было «признано» в разных конституционных и законодательных аспектах, хотя это и не привело к реальному улучшению его положения и к каким-либо значительным изменениям в образовательных, политических и социальных институтах); 3) политическая культура (тесно связанная с электоральными процессами и ключевыми аспектами функционирования государства и права); 4) религия (в сфере которой наиболее заметным феноменом является безудержное наступление некатолических религиозных общин) и др.[105] Но также определенно и то, что почти не исследуются другие социально значимые темы, такие как растущее насилие в социальных отношениях; организованная преступность и провалы в борьбе против нее; центрально-американские мигранты, направляющиеся в США через Мексику; перестройка семейной организации; молодежь; научная культура; средства массовой коммуникации и т. д.
Несмотря на эту двойственную ситуацию, представляется многообещающим то, что нам удалось консолидировать, после нескольких лет вынашивания этой идеи, ассоциацию школ антропологии — так называемую Мексиканскую сеть учреждений подготовки антропологов (RedMIFA), которая, по задумке, будет осуществлять постоянный мониторинг самых разных аспектов развития антропологии в стране[106]. Конечно, эта сеть должна помочь связать «исследования» и «размышления», которые несколько отделены друг от друга в настоящее время, и простимулировать все еще слабый процесс превращения количественного роста последних лет в более качественный.
ЛИТЕРАТУРА
Aguirre 1979 — Aguirre Beltrán G. Regions of Refuge. Washington: Society for Applied Anthropology, 1979.
Bartra 1987 — Bartra R. La jaula de la melancolía: identidad у metamoifósis del mexicano. México: Grijalbo, 1987.
Bonfil 1996 [1987] — Bonfil G. México Profundo: Reclaiming a Civilization. Austin: University of Texas Press, 1996.
Cardoso de Oliveira 1999–2000 — Cardoso de Oliveira R. Peripheral Anthropologies «versus» Central Anthropologies // Journal of Latin American Anthropology. 1999–2000. Vols. 4–5. P. 10–30.
García Canclini 1984 — García Canclini N. Cultura у organización popular: Gramsci con Bourdieu // Cuademos Políticos. 1984. № 39. P. 75–82.
García Mora 1987 — La antropológia en México: panorama histórico. Vol. 2: Los hechos у los dichos (1880–1986) / Ed. C. García Mora. México: Instituto Nacional de Antropología e Historia, 1987.
Hewitt 1984 — Hewitt de Alcántara C. Anthropological Perspectives on Rural Mexico. Boston: Routledge, 1984.
Krotz 1991 — Krotz E. A Panoramic View of Recent Mexican Anthropology // Current Anthropology. 1991. Vol. 32. P. 183–188.
Krotz. 1993 — Krotz E. La cultura adjetivada: el concepto «cultura» en la antropologia mexicana actual a tráves de sus adjetivaciones / Ed. E. Krotz. México: Universidad Autínoma Metropolitana-Iztapalapa, 1993.
Krotz 1997 — Krotz E. Anthropologies of the South. Their Rise, Their Silencing, Their Characteristics // Critique of Anthropology. 1997. Vol. 17. P. 237–251.
Krotz 1998 — Krotz E. El indigenismo en México // Filosofía de la cultura / Ed. D. Sobrevilla. Madrid: Trotta / Consejo Superior de Investigaciones Científicas, 1998. P. 163–178.
Krotz 2004 — Krotz E. Contribución a la crítica utópica del «nuevo realismo» // Metapolítica. Col. Fuera de serie («1989–2004, la caída del Muro 15 años después»). 2004. P. 226–230.
Lameiras 1979 — Lameiras J. La antropología en México: panorama de su desarrollo en lo que va del siglo // Meyer L. et al. Ciencias Sociales en México: desarrollo у perspectives. México: El Colegio de México, 1979. P. 107–180.
León-Portilla 1956 — León-Portilla M. La filosofia náhuatl estudiada en sus fuentes. México: Universidad Nacional Autónoma de México (tesis de doctorado), 1956.
León-Portilla 1989 — León-Portilla M. Visión de los vencidos. México: Universidad Nacional Autónoma de México, 1989.
Matos 2001 — Matos Moctezuma E. La antropología en México // Ciencia. 2001. Vol. 52. P. 36–43.
Medina 2004 — Medina A. Veinte años de antropología mexicana: la configuratión de una Antropologia del Sur // Estudios Mexicanos. 2004. Vol. 20. P. 231–274.
