Антропология США в текущий период (как, впрочем, и во все предшествующие периоды) представляет собой динамично развивающуюся институциональную сферу и область знания. Внешне ее проблемы в чем-то сходны с ее проблемами в прошлом, но с точки зрения внутреннего содержания эти проблемы отличны не только от проблем 1960-х или 1970-х годов, но, как я постарался показать, уже и от проблем 1980-х годов.

В последнюю четверть XX в. обозначилась тенденция если не отдаления социокультурной антропологии от ее традиционной сферы социальных наук, то по крайней мере ее сближения с гуманитарными областями знания. Представители социальных наук (во всяком случае некоторых направлений последних) с момента разрыва социокультурной антропологии с позитивистской тактикой исследований в конце 1970-х годов и 1980-х годах стали все меньше и меньше понимать, в чем состоит смысл антропологических исследований. В то же время антропологические исследования стали привлекать к себе внимание в достаточно нетрадиционных сферах: в корпоративной среде, в маркетинговых и рекламных кампаниях, в органах, занимающихся разработкой социальных программ. Представители данных сфер, долгое время полагавшиеся исключительно на количественные методы социальных наук в своих нуждах, стали проявлять интерес к качественным методам социокультурной антропологии — иначе говоря, к этнографическим микроисследованиям, в которых более эффективно анализируются значимые детали социально-культурного контекста. В этом смысле социокультурная антропология приобрела определенный статус в отдельных сферах общества, которого она ранее не имела.

Однако работа во всех этих новых областях — само по себе новое явление для антропологического сообщества, явление, которое, имея статус в сферах за пределами дисциплины, еще не получило определенного внутридисциплинарного статуса. Данное явление, которое представляет собой выражение того, что я предпочитаю называть полилокальным характером этнографической работы в современную эпоху, только начинает осмысливаться.

Осмысливаться только начинают и многие другие явления и проблемы, затронутые выше. Изменения в обществе, в «поле» и в самой практике этнографических исследований так стремительны, что они не успевают адекватно отражаться в дисциплинарном дискурсе. В то же время до сих пор присутствует и остаточное консервативное желание не отражать их в дисциплинарном дискурсе, с тем чтобы сохранить традиционную структуру антропологии как сферы, конституированной по принципу «четырех областей». В следовании данному принципу (который уже давно является принципом по большей части на словах) проступает, с одной стороны, желание оставить все на таких институциональных позициях, на каких оно есть; с другой стороны — нежелание оставить в прошлом миф об антропологии как о «большой» науке, соперничающей с естественными науками.

Одним словом, проблем (как внутренних, так и внешних) антропологам предстоит решить немало. Радует то, что сообщество в целом настроено критично и самокритично и стремится обрести достойную, заметную роль в обществе. Пока недостает только энергии соединить этот общественный, активистский порыв с задачей внимательного переосмысления дисциплинарных основ, ибо дисциплина должна сохранять некую идентичность — идентичность, которая, как и все в нашем глобализующемся мире, может меняться, трансформироваться, эволюционировать, но все же должна оставаться узнаваемой и объединяющей. Во многом это — педагогическая задача, к решению которой нам необходимо привлекать все лучшее, отложившееся и откристаллизовавшееся в багаже нашей дисциплинарной традиции с замечательных для своего времени начинаний Ф. Боаса, Б. Малиновского и других основателей того, что мы считаем современной антропологией.

Arias 2001 — The Rigoberta Menchu Controversy / Ed. A Arias. Minneapolis, 2001.

Chagnon 1968 — Chagnon N. Yanomamo. N.Y., 1968.

Clifford, Marcus 1986 — Writing Culture: The Poetics and Politics of Ethnography / Ed. J. Clifford, G. E. Marcus. Berkeley, 1986.

Freeman 1983 — Freeman D. Margaret Mead and Samoa: The Making and Unmaking of an Anthropological Myth. N.Y., 1983.

MacClancy 2002 — Exotic No More: Anthropology on the Front Lines / Ed. J. MacClancy. Chicago, 2002.

Menchu 1987 — Menchu R. I, Rigoberta Menchu: An Indian Woman in Guatemala L., 1987.

Obeyesekere 1994 — Obeyesekere G. The Apotheosis of Captain Cook. Princeton, 1994.

Sahlins 1996 — Sahlins M. How «Natives» Think: About Captain Cook, for Example. Chicago, 1996.

Stoll 2000 — Stoll D. Rigoberta Menchu and the Story of Poor Guatemalans. N.Y., 2000.

Taylor 1992 — Taylor С. Sources of the Self: The Making of the Modern Identity. Cambridge (MA), 1992.

Tierney 2002 — Tierney P. Darkness in El Dorado. N.Y., 2002.

Марк Абелес (Abélès) — профессор лаборатории антропологии общественных институтов и организаций (LAIOS) и Высшей школы социальных исследований (EHESS) (г. Париж). Научные интересы: политическая антропология, социальные структуры современного общества. Автор ряда книг: Anthropologie de l’État (1990); Un ethnologue a l’Assemblée (2000); Anthropologie de la globalization (2008) и др.

Что можно сказать об антропологии во Франции? Как она воспринимается обществом, какое влияние на него оказывает? Откуда мы пришли? Куда мы идем? Чтобы ответить на эти вопросы, потребовалось бы написать целую книгу. Моя задача более скромная: я хотел бы осветить некоторые моменты недавней истории этой научной дисциплины — истории, которая, как мы увидим, неотделима от общего социально-политического контекста и от того места, которое занимает сегодня антропология во французском интеллектуальном ландшафте.

Начну с того, что антропология с самого момента ее зарождения была тесно связана с развитием естественных наук, ориентированных на наблюдение и собирание коллекций. Уже в XVI в. Монтень ссылается на записки путешественников и на содержащиеся в них свидетельства разнообразия обычаев и традиций народов дальних стран. Пришло время зарождения интереса к «дикарям», к экзотическим странностям, характеризующим общества, географически удаленные от «нашего». Это любопытство еще более возрастает в эпоху Просвещения, когда философская мысль пытается извлечь из наблюдения за далекими народами уроки для собственной цивилизации. Так, Монтескье в «Персидских письмах» воображает себе персов во Франции, на которую он как бы смотрит их удивленными глазами — результатом его наблюдений становится своего рода «обратная» этнология французского общества. В соответствии с идеями эпохи Просвещения этнографический подход должен позволить одновременно выявить все многообразие культур и то общечеловеческое, что кроется за этим многообразием. Великая французская революция упрощает эту задачу: новые правители страны осознают культурное многообразие французского общества, но имеют намерение его унифицировать, в частности, посредством использования единственного языка — французского. Правительство инициирует изучение местных культурных особенностей и диалектов, но с единственной целью — обеспечить успех этой унификации, гомогенизации, во имя универсальных ценностей и прав человека. Отнюдь не случайно в 1800 г. создается Общество наблюдателей за человеком (Société des Observateurs de l’Homme), впервые заявившее об антропологии как о науке во Франции.

В течение всего XIX в. продолжаются путешествия и экспедиции, но лишь с первой половины XX в. можно говорить о возникновении социальной и культурной антропологии в современном понимании этого термина. До этого времени доминирующим остается жанр «путешествия», цель которого — сбор сведений для удовлетворения любопытства современников, жаждущих экзотики. По сути, современная антропология во Франции началась с Марселя Мосса. Появление этой дисциплины под именем «этнология» было отмечено созданием Института этнологии, располагавшегося в Музее человека. Напомню, что М. Мосс был племянником великого социолога Эмиля Дюркгейма. Последний и его ученики вывели социологию на первый план среди академических дисциплин. Социологические труды стали появляться во множестве во Франции, и постепенно все университеты начали готовить социологов.