Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Доминирование американской антропологии во второй половине XX в. обычно объясняют чисто социологическим фактом — огромным численным превосходством, практически десятикратным, над любым другим крупным национальным антропологическим сообществом. Однако количественные соотношения, хотя и являются существенными, лишь отражают общественный успех дисциплины, мало объясняя его причины. На отсутствие прямой причинной связи между численностью профессионального сообщества и его влиянием в мире указывает, например, и такой факт, что британских и бразильских антропологов приблизительно поровну, однако британская традиция, даже если отбросить ее историю и брать в расчет лишь нынешнее поколение, значительно более известна и влиятельна. Долгосрочному успеху дисциплины способствует не столько рост числа ее членов (это скорее следствие ее успеха), сколько сознательная работа над созданием ее привлекательного образа в обществе, стимулирующая рост спроса на услуги антрополога и появление новых рабочих мест; ориентация на выполнение социального заказа, повышающая ее социальную значимость и востребованность; и, наконец, наличие теоретических инноваций, конкретного вклада в мировую теоретическую копилку.

Что же касается образа этнографа/антрополога в российском обществе, то мне кажется, что я не слишком ошибусь, если скажу, что такого образа пока просто нет. Он слишком размыт. Обыватель имеет об этнографии/антропологии и профессиональных занятиях ученых в этой области столь же смутные представления, что и человек со средним образованием о специалисте, скажем, по коллоидной химии. Что-то он о коллоидных растворах определенно слышал еще на школьной скамье. Но ничего конкретного о них сейчас сказать не может. Или может, но, как говорится, «мимо». Так, один министерский чиновник оживился, услышав в докладе демографа словечко «депопуляция». «Депопуляция, — заявил он, — это когда птиц нет!» «И птиц тоже», — нашелся докладчик. В разных слоях нашего общества — разная степень приблизительности знания о занятиях антропологов, этнологов, этнографов. Есть такие, которые путают этнографию с энтомологией и, надеясь установить более близкий контакт с собеседником, начинают рассказывать о своей боязни пауков. Другие твердо знают, что антрополог — «это что-то про измерение черепов», а этнограф — «человек с камерой и в пробковом шлеме, подглядывающий за жизнью туземного племени из кустов где-то в Африке». В этих представлениях многое верно схвачено. Авторам таких высказываний не откажешь в наблюдательности и даже проницательности. Но и они удивятся, если узнают, что в современном мире некоторые масштабные проекты освоения останавливаются, если не получат экспертного сопровождения и одобрения антропологов, и что, например, современное законотворчество в сфере управления культурным многообразием во многих странах немыслимо без участия антропологов. Пока же можно смело резюмировать, что большинство россиян очень плохо осведомлены о том, чем занимаются этнографы или антропологи, а если что-то и знают об этом, то не считают их деятельность социально необходимой или полезной[33].

Работа над созданием позитивного образа антропологии и антрополога как необходимого обществу специалиста в России настолько эпизодична и случайна, что можно смело говорить о ее отсутствии, не боясь преувеличения. Нет и целенаправленной, систематической и сознательной работы по созданию новых рабочих мест и областей приложения труда для антропологов. Если в США, к примеру, почти всякая крупная больница и почти каждое крупное учреждение социальной работы, как мне кажется, имеют штатных антропологов, то в российском обществе, где уровень культурной мозаичности вполне сопоставим с американским, таких задач профессиональным сообществом не ставится[34]. Не сложилось какого-то определенного представления о российской антропологии и у наших коллег за рубежом. При изложении мировой истории антропологии как истории сменяющих друг друга теорий и парадигм, как уже было замечено, имена российских исследователей обычно не появляются вовсе. Эволюционисты, диффузионисты, функционалисты, основатели структурного функционализма, структурализма и постструктурализма хотя и имели в своих рядах наших соотечественников, но, по-видимому, не настолько ярких, чтобы их вклад был замечен или отмечен как-то особо в историографии этих направлений. Как ни странно, даже история марксизма как направления в антропологии в большинстве случаев обходится без имен советских этнографов. При этом я веду речь не только об англо-, франко- и немецкоязычных историко-антропологических обзорах, но и о ряде читаемых сегодня отечественных курсов по истории антропологии[35]. Почему так произошло — иной вопрос, без сомнения заслуживающий дальнейшего обсуждения.

В заключение замечу, что прогноз положения этнографии/антропологии в стране будет оставаться неутешительным, если не принять срочных мер. Минимальными мерами должны стать: комплектация научных библиотек современной антропологической литературой и обеспечение онлайнового доступа к ведущим международным антропологическим журналам и базам данных; создание новых переводческих программ, взамен свернутых; приведение стандартов антропологического обучения к европейским или евро-американским; создание условий для конструктивной научной критики, культивирование аргументированной критики; реформирование сложившейся системы финансирования исследований и создание системы, способной гарантировать поддержку наиболее перспективных научных направлений; дальнейшая либерализация и демократизация управления наукой за счет мультипликации источников финансирования, регулярной ротации членов экспертных советов; неукоснительное соблюдение демократических процедур в принятии ключевых кадровых и научных решений; создание нового поколения учебников, проходящих экспертизу специалистов (а не чиновников из Министерства образования, уже санкционировавших издание огромными тиражами серии бездарных и попросту вредных компиляций); пропаганда антропологических знаний и целенаправленная работа по созданию позитивного образа дисциплины. Представляется, что такие меры наконец позволят антропологической дисциплине в российском контексте шагнуть из прошлого в настоящее и вовлечься на равных в диалог с антропологическими традициями других стран.

ЛИТЕРАТУРА

Абашин 2005 — Сергеи Абашин // Антропологический форум. Специальный выпуск к VI Конгрессу этнографов и антропологов России. 2005.

Адоньева 2001 — Адоньева С. Б. Категория ненастоящего времени. СПб.: Петербургское востоковедение, 2001.

Алымов 2007 — Алымов С. С. На пути к «Древней истории народов СССР»: малоизвестные страницы научной биографии С. П. Толстова // Этнографическое обозрение. 2007. № 5.

Головко 2005 — Евгений Головко // Антропологический форум. Специальный выпуск к VI Конгрессу этнографов и антропологов России. 2005.

Ефимова 2004 — Ефимова Е. С. Современная тюрьма: быт, традиции и фольклор. М.: ОГИ, 2004.

Кормина 2005 — Кормина Ж. Проводы в армию в пореформенной России: опыт этнографического анализа. М.: Новое литературное обозрение, 2005.

Мельникова 2005 — Екатерина Мельникова // Антропологический форум. Специальный выпуск к VI Конгрессу этнографов и антропологов России. 2005.

Соколовский 2005 — Соколовский С. В. За стенами академии: антропология и общество в России // Этнографическое обозрение. 2005. № 2.

Утехин 2004 — Утехин И. Очерки коммунального быта. М.: ОГИ, 2004.

Ушакин 2005 — Сергей Ушакин. Антропологический форум. Специальный выпуск к VI Конгрессу этнографов и антропологов России. 2005.

Barnard 2000 — Barnard A. History and Theory in Anthropology. Cambridge: Cambridge University Press, 2000.

вернуться

33

Я привожу несколько более подробные результаты опроса по теме в статье: Соколовский 2005: 14–17.

вернуться

34

Разумеется, есть отдельные исключения, среди которых следует упомянуть кафедру социальной антропологии и социальной работы Саратовского государственного технического университета, созданную в 1998 г. и успешно внедряющую антропологическое знание в социальную работу. Такие исключения — до тех пор, пока они остаются именно исключениями, — не способны коренным образом изменить общей ситуации в области использования антропологических знаний, и профессиональная антропология в России продолжает быть замкнутой в стенах университетов, академических институтов и музеев. Медицинская антропология, одна из наиболее бурно и успешно развивающихся областей в прикладной антропологии США, в России находится в зачаточном состоянии и пока не выходит даже в своей исследовательской программе за рамки традиционной этнографической проблематики (изучение народного целительства).

вернуться

35

В качестве иллюстрации приведу перечень имен из вводного курса, читаемого студентам факультета этнологии в Европейском университете в Санкт-Петербурге; в числе ведущих представителей главных научных школ здесь названы следующие имена: «Морган, Тайлор, Спенсер, Дюркгейм, Вебер, Боас, Кребер, Малиновский, Рэдклифф-Браун, Мосс, Мид, Леви-Стросс, Тернер, Стьюард, Гирц, Мердок, Харрис, Салинз и другие» (Европейский университет в Санкт-Петербурге. Факультет этнологии. СПб., 2006. С. 26).

28
{"b":"548956","o":1}