Человек в черкеске. Он же сам себя так и называет — Батыйка, он на хитрость лучше всякого профессора.
Появляется огромный, толстый, улыбающийся Батый.
Вот он сам. Входи, Батый Иванович, есть дело.
Батый (он в халате и высокой шапке. Поклонился по ритуалу). Здравия желаем.
Фрунзе. Жакшысызбы, холодом Батый. Саламаттыгыныз кандай?[126]
Батый. Кудая шукур[127].
Фрунзе (кивнул в сторону академиков). Буларга кыргыз жерлерин к рг зуп койбойсузбу?[128]
Батый (бросил взгляд на академиков). Бу абаш-каларгобы?[129]
Фрунзе. Ооба[130].
Батый. Жарайт[131].
Фрунзе. Маани иш. Кишилер ти калышныкерек. Аткара аласызбы?[132]
Батый. Киришосем аткарам[133].
Фрунзе. Жакшы[134]. Прекрасно. Он говорит — если берусь, значит, могу.
Батый (все время обращается к Фрунзе). Могу, канешна. Скажи, Китая пади, Китай пойдем. Он мало-мало на лошадь сидеть может?
Фрунзе. Жок, жолдош Батый[135], ехать надо на повозках, в кошевах.
Батый. Жакшы-жакшы, жолдош Фрунзе[136], что скажешь Батыйка — так и будет. Родной отец, скажешь, башка долой — родной отец будет башка долой.
Фрунзе. Нет-нет, товарищ Батый, пусть ваш отец живет сто лет. Эти люди — мои друзья.
Батый молча кланяется, прижав правую руку к сердцу.
Человек в черкеске. Слушай, Батый Иванович, сколько людей возьмем?
Батый (Фрунзе). Много надо. Крепкий человек надо, умный человек надо. Один Никита Ларионович за двадцать человек пойдет.
Человек в черкеске. Понял я тебя. (Фрунзе). Товарищей ученых тоже вооружить не мешает?
Академик. Я лично, например, еще стреляю. По-моему, мои коллеги тоже.
Человек в черкеске. А ну, попробуйте с нагана… (Вынимает пистолет и передает академику.)
Тот неуверенно принимает оружие.
Батый (покосился и махнул рукой). Не надо это дело. Я буду воевать. Он пускай свое дело знает. Зачем зря человека беспокоить?
Фрунзе (доволен). Превосходно, Батый, правильно. (Академикам.) Вас будут сопровождать надежные и мужественные люди, но вы подумайте. Такое путешествие заманчиво, необычайно, однако в другом возрасте.
Академики молча переглянулись.
Академик. Нет, мы отправимся немедленно. Мы не орхидеи. Гибнут тысячи людей. Притом мы, как подземные ученые, хотим работать для своей земли.
Фрунзе. Никита Ларионович, понятно? Вы будете начальником отряда Российской Академии наук. Батый ведет ученых в Киргизстан. А нам говорят — мы не победим. Конечно, победим.
Батый, человек в черкеске и академики уходят.
(Прощается со всеми; адъютанту.) Еду по частям. Здесь останется Ипполит Антонович.
Адъютант. Есть рапорт Дронова.
Фрунзе. Хорошо, в дороге почитаю… (Берет бумагу.) Что тут? Чапаев?.. Что Чапаев?.. Хорошо, потом.
Адъютант. Я имею важнейшее сообщение, касающееся начальника штаба.
Фрунзе. Оно безотлагательно, это сообщение?
Адъютант. Безотлагательно — очень кратко. Позвольте доложить? Стрешневу сейчас секретным образом передано письмо от генерала Селезнева.
Фрунзе (нахмурился). Кто вам это сказал?
Адъютант. Я знаю это точно. В случае надобности могу дать все подробности.
Фрунзе. Не надо мне подробностей. Беда. От вешателя, от черносотенца… Позвольте, Стрешнев состоит с ним в переписке?
Адъютант. Возможно…
Фрунзе. Тогда ни на минуту не могу оставить на него штаб. Коль скоро существует тень недоверия — нельзя, ничего нельзя. Давно получено это письмо?
Адъютант. Сейчас… почти сию минуту.
Фрунзе. Мне надо коротко подумать. Минут через пять вызовите Стрешнева.
Адъютант уходит.
Фрунзе. А что тут делать, что тут говорить? Изменников справедливо уничтожают. Вот если выдан план контрудара, тогда беда. Один отпетый негодяй может повлиять на судьбу народа. Нет, это немыслимо. Видали мы удары. Переносили дикие предательства и тем сильнее, тем воинственнее становились. Пусть весь штаб окажется негодным, пусть один останусь, все равно не отступлю от принятых решений. И мы ударим не по плану, сегодня же начнет Чапаев первый свой набег. И это лучше и еще стремительнее. Снаряды есть. До вечера я сам успею побывать во всех полках. Ивановцев пущу вперед, не выдадут мои ивановцы. Так поступали великие полководцы, а мне сам бог велел. Но все-таки кто же Стрешнев? Неужели я перестал видеть людей? Слепну, что ли?
Входит Стрешнев. В руках бумаги. Он взволнован.
Стрешнев. Я к вам без спроса. Два чрезвычайных дела. Не знаю, с какого начать. Позвольте с первого.
Фрунзе. Но я не знаю, какое у вас первое и какое второе.
Стрешнев. Они хотят меня запугать угрозами, купить посулами. Мне эстафета… вот она… читайте.
Фрунзе. Судя по вашему настроению, эстафета необычная.
Стрешнев. Прескверная, оскорбительная, недостойная. Мне пишет Селезнев, их генерал, от имени своего верховного правителя. Мне они даруют жизнь в обмен на шпионство. Прочтите, если интересно.
Фрунзе. Нет, Ипполит Антонович, неинтересно.
Стрешнев. Но если у вас останется хоть тень сомнения, тогда увольте, ведите следствие. Я не по найму пошел работать с вами. Не продаюсь. И не в оправдание я принес это послание — по долгу воинской чести, от коей никогда не отступлю.
Фрунзе. Прекрасно, товарищ Стрешнев. На кого же вы сердитесь?
Стрешнев. А вы на моем месте не сердились бы?
Фрунзе. Я?.. Я, как говорит Чапаев, плюнул бы и забыл.
Стрешнев. За истинное доверие не знаю как благодарить! Доверие — не дар. А на войне доверие — тяжелая ответственность.
Фрунзе. Но в чем у вас второе дело?
Стрешнев. Три дня до нашего общего наступления, до первого контрудара, а у нас берут Чапаевскую дивизию на поддержку соседней армии. Весь наш план сводится на нет. Мы проиграем, покатимся назад.
Фрунзе. Постойте. Сон в руку, если он даже приснился наяву. Приказ получен нами не за три дня до наступления, а за несколько часов. Так и отвечайте — за несколько часов.
Стрешнев. Не понимаю.
Фрунзе. Сегодня начинаются генеральные бои. Теперь Чапаева с позиции снимать поздно, нельзя. Но он придет на помощь нашему соседу через тылы врага, на его плечах, по его трупам. Вы остаетесь в штабе, я еду на позицию. До вечера, до ночи. (Уходит.)
Входит адъютант.