Порядочный, верный, надежный человек, который никогда не подведет, Володя умеет ценить дружбу, заботу, внимание и участие. И умеет ответить тем же. Хуже то, что не умеет ответить обидчику. И в жизни, и в игре. Как–то, застав у себя дома, в Киеве, вора, который, увидев такого исполина с огромными кулачищами, взмолился: «Только не бей, лучше отведи в милицию!» — так и сделал. Пальцем ворюгу не тронул, просто взял за шиворот, выволок из квартиры и сдал патрулю. Представляете, что бы на его месте сделал другой?

На площадке его бьют нещадно, больше, чем кого–либо другого, — он молчит, терпит. Ведь как считают судьи; раз Ткаченко такой огромный и сильный, то ему не больно, а вина за столкновение наверняка лежит на нем. Поэтому даже когда против Володи играют явно грубо, арбитры зачастую этого не видят, вернее, не желают верить своим глазам. Но стоит Ткаченко только прикоснуться к сопернику — судьи тут как тут, свистят ему фолы. А ведь он только кажется скалой, титаном. На самом же деле этот великан просто не может никого обидеть, задеть, толкнуть, ударить. Это тоже мешает ему на площадке: баскетбол становится все более жестким, контактным и нужно уметь встретить противника по–мужски. Ткаченко же подчас тушуется, особенно когда на него наскакивают «маленькие»: этих–то он просто сторонится, опасаясь ненароком зашибить. А они этим пользуются, играют против Володи резко и грубо, видимо зная, что судьи им простят, а ему — нет. Редко мне удавалось его расшевелить. И только с появлением Сабониса Володя стал жестче, упрямее, тверже. Он ведь долгое время был главным центровым в нашем баскетболе. Амбиций у него все же хватало, чтобы не уступить эту роль просто так, без борьбы, добровольно. В игре с Арвидасом в Ткаченко просыпался игрок. Так что их соперничество — одна из самых ярких картин баскетбола 80‑х.

Ему есть что противопоставить другим центровым. Конечно, прежде всего физическую силу. И в то же время подвижность, удивительную при такой массе (более 140 кг). Выше Володи можно прыгнуть, но обежать его нельзя. Если бы он больше и чаще шел в контактную борьбу, его бы вообще никто не обыграл, из–за него к щиту никто бы не выскакивал и не прорывался. Но… стесняется, боится поранить. И с этим уже ничего не поделаешь. Очень координированный, восприимчивый к техническим нюансам, умеющий принимать решения (недаром его кумиры — Саша Белов и Сабонис), Володя, безусловно, выдающийся баскетболист, как и эти центровые, не вписывающийся в обычные рамки. Если бы ему еще характер потверже, да болезней и изнуряющих травм поменьше (то руку вот порезал, то язва мучает, то травмы коленей, голени, а от простуд просто спасения нет), да теплоты, понимания, внимания от окружающих побольше, цены бы Ткаченко не было. Кстати, я убежден, что такие люди являются нашим всеобщим достоянием. Конечно, с них нужно многое спрашивать и многого от них требовать. Но они же нуждаются в особой заботливости, в особом подходе, в особой теплоте. А в Киеве Володя зачастую был этого лишен, был предоставлен самому себе, чем некоторые пользовались. Отсюда и многие из его неурядиц, несчастий. Прежде чем сделать из такого подающего надежды игрока по–настоящему большого спортсмена, нужно узнать, что у него на душе, чем он живет, что его волнует, в чем его сильные и слабые стороны. И только тогда находить рычаги управления. Такие люди требуют сугубо индивидуального, специфического подхода. Иначе получается: все думают, что могучий утес, а это большой ребенок, очень ранимый и временами просто несчастный, неустроенный, неприкаянный…

Это ведь несправедливо, что за рубежом Володя более популярен, чем у нас. В Колумбии на чемпионате мира трибуны скандировали: «Тка–чен–ко! Тка–чен–ко!» Просто не отпускали его с площадки. Когда Володя вне себя от счастья после победы ударил мячом об пол и тот улетел так высоко вверх, что чуть не разбил осветительную арматуру, трибуны буквально взвыли от восторга. Ткаченко там был на виду (хотя и не любит шума вокруг себя), привлекал всеобщее внимание, все тянулись к нему, хотели с ним пообщаться. Он всем понравился и игрой, и манерой поведения. Кстати, и на предыдущем чемпионате, на Филиппинах, было так же. Я считаю, что Володя и там отыграл здорово. И если бы не судьи, неизвестно, чем бы все обернулось. А так в решающем моменте Радованович из сборной Югославии прямо повис на руке у Володи, но арбитры усмотрели нарушение… со стороны нашего центрового. Это был пятый фол Володи, он ушел с площадки, что все и решило. Безусловно, и на последнем чемпионате мира Ткаченко мог сыграть значительно более весомую роль, чем ему предложили тренеры. Смешно сказать, что за весь чемпионат он побывал на площадке пятьдесят с небольшим минут. Удивительно, что ему не предоставили права сыграть больше, хотя наигранный дуэт Ткаченко — Сабонис вновь мог оказаться тем козырем, который принес бы нам победу. И несмотря на требования трибун (испанцы, о чем я еще скажу, обожают Володю, даже больше, нежели Сабониса, которого испанский зритель принял тоже очень тепло). Ткаченко фактически просидел чемпионат на скамейке запасных. Обидно и за Володю, и за команду.

Характерными как раз в плане человеческого понимания Ткаченко стали тренировочные сборы и матчи сборной Европы против сборной Америки, которые ФИБА проводила в честь 50-летия своей организации. Мне тогда доверили быть одним из руководителей сборной Европы, и мы выиграли обе встречи: в Женеве и в Будапеште. Так вот, сначала другие игроки Ткаченко откровенно побаивались, как бы даже сторонились его: уж очень нелюдимым, суровым, даже сердитым он выглядел (и выглядит до сих пор, что также многих вводит в заблуждение относительно его истинного содержания). Но быстро поняв, какой же это добрый, чуткий, восприимчивый ко всему хорошему парень, ребята (а там были югославы, испанцы, чехи, итальянцы) были им просто покорены, он. стал всеобщим любимцем. Испанцы просто не могли отойти от него, ласково называли Володю «Тачи», старались чем–то помочь, даже угодить, только бы порадовать своего центрового. И как следствие такого отношения, Володя блестяще отыграл оба матча, наглухо «взял» щиты, был результативен, поскольку нашел общий язык с партнерами и те поняли, как нужно использовать Володю, когда он явно в форме. Играли с ним рядом блестящие, выдающиеся мастера — Сан — Эпифанио, Корбалан, Далипагич, Марзоратти, Мышкин. Так что их не нужно было убеждать побольше играть на него. Они его мощь включили на все сто. Так что и в той именитейшей компании Володя выделялся.

Когда писались эти строки, Владимиру Петровичу Ткаченко (его часто и называют просто, но в то же время любовно и уважительно «Петрович») было 28 лет. А поиграть он успел много, очень много. Играл практически со всеми ведущими центровыми 70‑х годов, играл и с новым поколением. И всегда был среди лучших, если не самым лучшим. И мне думается, если все у него будет в порядке со здоровьем, если утрясутся личные дела, если все же несколько изменится характер, если умнее будут относиться к нему тренеры и партнеры, Володя еще порадует поклонников баскетбола немало лет. Во всяком случае, мне бы хотелось, чтобы он подольше не уходил. Такие игроки являются украшением баскетбола. Без них наш баскетбол многое потеряет.

Есть игроки такого плана, которые, кажется, всем хороши — брать же их в сборную тем не менее долго не рискуешь. Что–то тебя постоянно настораживает в них, что–то внутри тебя сопротивляется вроде бы логичной необходимости сделать окончательный выбор. Так было и у меня с Колей Дерюгиным. Думается, я все же поздновато взял его в сборную страны. Он уже несколько сезонов к тому времени блистал в матчах всесоюзных чемпионатов, очень много забивал, даже корзину ЦСКА буквально забрасывал мячами, а однажды принес своей команде — тбилисскому «Динамо» — в матче с армейцами 57 очков, своеобразный рекорд. И вообще, это всегда был и есть ярко выраженный бомбардир, без «своих» 30 очков и даже больше он с площадки не уходит, это была — и остается — его норма.