Широкая натура, общительный, душа компаний, он, как ни странно, лидером не был. Да, в жизни Гуннар — заводила, все мечтали быть около него, слышать его, общаться с ним, дружить. Его копировали, ему подражали. Но на площадке, повторяю, Силиньш уходил в тень, помогая выдвигаться другим, подыгрывал им. И если в игре скопировать его было трудно, да просто невозможно, то стремились схватить хоть что–то чисто внешнее. Когда Гуннар вдруг надел белые носки под черные, чуть коротковатые брюки, то вскоре вся Рига щеголяла в таком же виде. И то, что еще недавно считалось немодным, стало всеобщей модой — такой поразительной была популярность этого человека. Она и сегодня не уменьшается. А Гуннар остается все тем же славным, добрым парнем, что и прежде. Известность не испортила его, не изменила. Изменилась только внешность: теперь он ходит с бородой.

С баскетболом Гуннар распрощался, работает в геологических партиях по изысканию нефти и других полезных ископаемых в Латвии. Все так же весел, улыбчив. «Мне ничего не надо, у меня все есть», — любил говорить и продолжает утверждать Гуннар Силиньш, звезда советского баскетбола и большой мой друг.

Альгис — ученик и продолжатель творчества Серцявичюса. Помощнее физически, выше ростом (под 2 м), он удачно заменил своего замечательного предшественника, появившись в «Жальгирисе» очень вовремя. Уже вырос баскетбол (в прямом смысле), менялись правила (в частности, появились правила трех секунд, тридцати секунд), тактика, темп игры, агрессивнее становилась защита, контактнее делались единоборства. Лауритенас, как и Серцявичюс, стал главным действующим лицом в каунасской команде.

Он не был столь мягким, эластичным, как его учитель, но зато сильнее, лучше развит, выше прыгал. Красиво бросал крюком справа — размашисто, широко, довольно точно. И вполне логично оказался на Олимпиаде в Мельбурне одним из основных центров нашей сборной. Альгису повезло в том, что он успел поиграть и с представителями славной плеяды литовских баскетболистов, создавших славу «Жальгирису» в конце 40‑х — начале 50‑х годов. Но он еще играл уже при новом поколении, продолжившем его дело, поколении Паулаускаса, Будникаса, Вензбергаса, Сарпалюса. Так что Лауритенас–старший (его сын также был заметным баскетболистом; правда, хоть и был значительно выше отца, заметно уступал ему в мастерстве, а особенно в крепости характера, почему так и не раскрылся, не заиграл по–настоящему. Сказался и приход Сабониса: однажды увидев его на тренировке, Лауритенас–младший, не сказав никому ни слова, покинул зал и больше сюда не являлся…) как бы осуществлял связь между генерациями в литовском баскетболе. Спокойный, невозмутимый, улыбчивый, Альгис, к сожалению, в игре не заводился, ему не хватало спортивной злости, темперамента (как, впрочем, и сыну). Зато он со всеми был в хороших отношениях: и с соперниками, и с судьями, и с партнерами, и с тренерами, и со зрителями. Его любили все. Выдержанный, интеллигентный, умеющий трудиться, незлобивый, терпеливый и дисциплинированный, Альгирдас Лауритенас многое сделал для развития нашей игры, игры центровых. От природы физически сильный, Альгис хорошо боролся под щитами, особенно на добавках. Умел дать пас в прорыв. В общем, проблем с его опекой у противников хватало.

Считаться с собой он заставлял всех. Ему бы еще сантиметров десять–пятнадцать — и был бы поистине великий центр, может быть, самый великий в нашем баскетболе. Подвижный, умница, работяга, Альгис имел, правда, серьезный минус: быстро уставал, не мог в полную силу отыграть целиком весь матч. Поэтому тренеры были вынуждены его часто менять. И если в сборной проблем в этом плане у руководителей команды не было (классных центровых хватало), то в «Жальгирисе» его уходы сразу сказывались (как и сейчас, когда у каунасцев долечивает травму Сабонис). Но пока Лауритенас был свеж, легок, действовал с настроением, мы видели в его исполнении игру высочайшего класса.

Можно спорить, кто из братьев был сильнее, кто более достоин рассказа о нем, но для меня они неотделимы один от другого. Почти одного роста (под 2 м). довольно похожие внешне, они были очень разными в игре. Старший, Гвидо, сначала играл в рижском «Спартаке» (и это была хорошая, крепкая команда, лидер латышского баскетбола), затем в ВЭФе. Младший, Таливалдис, не хотел сидеть в запасе, пребывать в тени брата, поэтому, поиграв вместе с ним, в 1955 году ушел к нам в СКА и почти десять лет был основным игроком клуба.

Гвидо более широк в плечах, внушительнее, массивнее. Хорошо играл у щитов. Таливалдис быстрее, агрессивнее, действия его непредсказуемы. Встречаясь на площадке, младший ни в чем не уступал старшему и, пожалуй, даже чаще выходил из этого соперничества победителем. А боролись они друг с другом азартно, честно, до конца невзирая на родственные чувства. Таливалдис особенно ярко проявил себя в 1958 году в финале розыгрыша Кубка европейских чемпионов. Матч состоялся на стадионе имени Басила Левски в Софии. Баскетбольный помост установили прямо на футбольном поле перед центральной трибуной. Народу — яблоку негде упасть.

Таливалдису пришлось войти в игру уже в начале первого тайма на замену Круминьшу, которого очень плотно держали Радев с партнерами. Калхерт сыграл с необычайным вдохновением, действовал молниеносно (он, естественно, был быстрее и мобильнее Яниса) и неожиданно, поставив в тупик опытных болгарских баскетболистов. Даже все повидавший Радев был ошеломлен. За несколько минут Таливалдис успел сделать четыре очень важных и точных броска, которые в общем–то и предопределили нашу победу. Отдохнувшему Круминьшу оставалось лишь доделать то, что блестяще начал Калхерт–младший.

Таливалдис играл долго, дольше старшего брата. И еще выступая за СКА, закончил Латвийскую сельскохозяйственную академию. Завершив активную жизнь в спорте, много лет работал главным инженером, а затем и директором известной кондитерской фабрики «Лайма». Баскетбол не был единственной и основной привязанностью братьев. И еще тогда было ясно, что их дороги разойдутся с баскетболом. Так и случилось. Но ни тот, ни другой не жалеют, что столько лет своей жизни отдали этой игре.

Широкий кругозор, многообразие внеспортивных интересов, большая эрудиция, хорошее образование выгодно отличали братьев от многих спортсменов. Вот и Гвидо, достойно защищая честь сначала «Спартака», а затем ВЭФа, будучи игроком, безусловно, ярким, заметным, не ограничивал свою жизнь спортом, баскетболом. Кончив играть, ушел в кино, работает на Рижской киностудии.

Могу с полной уверенностью сказать, что оба сказали свое, достаточно веское слово в советском баскетболе. Для того времени это были игроки высокого класса, истинные мастера, во многом типичные представители блиставшего тогда латышского баскетбола. Было бы преувеличением считать их ведущими центровыми страны, однако баскетболисты они были явно выше среднего (выше хорошего среднего) уровня, а Калхерт–младший — просто один из сильнейших в дефицитном амплуа центрового. Одно то, что он играл вместе с Круминьшем, а подчас и вместо него, говорит о многом.

Это был самый заметный баскетболист во всех командах, за которые выступал, — в подмосковном «Спартаке», в ЦСКА, в сборной СССР. В «Спартаке» Бочкарев был тем стержнем, на который наматывалась вся тактика коллектива. Создал и тренировал самобытную в то время команду Георий Тихонович Никитин, Кроме Бочкарева, в «Спартаке» не было ярких игроков, звезд, хотя крепкие, интересные ребята в составе были — например, Смоленский, Кулагин, Каменский, Якушин. Поэтому от Бочкарева зависело очень многое. И он творил невероятное. Поразительно физически одаренный, выносливый, страстный, всегда готовый к борьбе, Бочкарев своим примером, своим неистощимым желанием играть и побеждать зажигал всех и вел за собой. С 1955 года его стали регулярно приглашать в сборную. И сразу он заиграл в сборной смело, уверенно, ярко, не смущаясь, что находится в окружении баскетболистов и более опытных, и много повидавших и испытавших, известных. Тренировался Аркадий упорно, часами, до изнеможения. Он понимал, что при довольно средней технической оснащенности только большой труд и отличная физическая форма позволят ему успешно играть рядом с теми, кто более щедро награжден природой.