Даже сегодня вряд ли кто–то скажет, что игра Белова устарела, несовременна, неэффектна. Спортсмен живет недолго, спортивные события ценны своей сиюминутностью. Завтра на телеили киноэкране, на фотографии событие, еще недавно вызывавшее восторг, может показаться пресным, чуточку наивным и даже смешным.

Но истинное мастерство не умирает, гений навечно остается в памяти людей. Просто спорт, в отличие от других видов человеческой деятельности, нельзя воплотить в нечто окончательное, застывшее. Музыка Чайковского будет также волновать жителей XXI века, как и нас, как и наших предков. Сашу Белова мы уже никогда не увидим. Но он был, он творил для нас, своих современников, и для людей будущего. И если мы хотим, чтобы советский спорт, советский баскетбол шел вперед, побеждал, мы просто обязаны помнить о тех, кто добывал ему славу, кто произносил новое слово, кто был пионером.

Саша Белов, безусловно, открыл новую эпоху в баскетболе. Это был центровой абсолютно нашей, сегодняшней формации (кроме роста). Может быть, против Рассела, Чемберлена, Алсиндора, тоже мощных, подвижных, прыгучих, ему пришлось бы тяжелее, чем Сабонису. Но ведь все они значительно превосходили его в росте. Со всеми же остальными суперцентровыми Саша мог играть спокойно. Мог бы и сейчас. Даже знаменитый Чосич не выдерживал соперничества с Сашей и остерегался его. Что же говорить о других?

Белов из тех крайне редко встречающихся игроков, которым было все равно, с кем и в каком составе играть. Высочайший интеллект и богатая техническая одаренность позволяли ему без особой сыгранности находить общий язык с кем угодно. А поскольку, как я уже говорил, он никогда не был эгоистом, то и партнеры очень быстро находили с ним взаимопонимание. Сабонис ведь тоже такой. Это их обоих так заметно и выделяет из числа других, даже очень и очень талантливых баскетболистов. И я считаю, что память об этом уникальном спортсмене нужно обязательно увековечить. Думается, что лучше всего организовать мемориал Александра Белова и превратить его в традиционный и престижный турнир, на который бы собирались лучшие клубные команды мира. И делать это надо скорее, пока играют еще те, с кем играл Саша. Для баскетболистов такой турнир, организованный в честь их товарища, был бы очень почетен и дорог, я в этом уверен.

В 1978 году перед чемпионатом мира в Маниле я вновь привлек Сашу в сборную. На летнем сборе по общефизической подготовке в Сухуми он приводил себя в порядок после длительного (несколько месяцев) перерыва. И уже тогда выглядел неплохо. Как назло, затем в Ленинграде он получил пищевое отравление, которое вновь надолго выбило Сашу из колеи. Была опасность, что он заболел сальмонеллой (африканская разновидность брюшного тифа). Однако все вроде бы обошлось. И Саша приехал на сбор в небольшой латвийский городок Талей, где сборной были созданы все условия для подготовки к чемпионату. И там Саша снова почувствовал себя плохо. Он не сдавался, крепился, пытался тренироваться индивидуально. Видя его мучения, наш доктор Корчевский, давний друг и почитатель Саши, запретил ему тренироваться до полного выяснения причин недомогания.

Его номер на втором этаже пансионата был всегда многолюден. Ребята тепло и заботливо опекали Сашу, поддерживали. Ведь для всех он был кумиром, примером для подражания как в игре, так и в жизни. Поскольку Белов был настолько сильнее всех других, что это признавали безоговорочно все, то никто и не пытался вступать с ним в спор, не видел в нем конкурента, а значит, на первый план выходили чисто человеческие взаимоотношения. Сашу подбадривали, вселяли в него надежду и уверенность абсолютно все кандидаты в команду, в том числе и те, кто из–за него мог потерять (и наверняка потерял бы) место в сборной. К сожалению, дружеская поддержка отнюдь не панацея от недугов. Пришлось в конце концов доктору отвести Сашу в Ригу на консилиум. Оттуда — в Ленинград, на серьезное и всестороннее обследование. Сашу уложили в больницу, причем — горькая ирония судьбы — это была та же больница, где умер его отец. Вдобавок Саша оказался даже на той же самой кровати, на которой лежал отец. Из больницы Саша уже не вернулся…

Страшное известие потрясло команду, ребята долго не могли прийти в себя. Действительно, в 26 лет, в расцвете сил — как же это? Трудно, невозможно поверить…

Смерть Саши больно отозвалась в сердцах всех, кто знал этого замечательного парня. Нам выражали свое сочувствие тренеры и игроки других команд, известные деятели Международной федерации, арбитры, журналисты. Это была и их потеря, потеря всего мирового баскетбола. По нашей просьбе перед матчем со сборной США присутствовавшие на трибунах почтили память о Саше минутой молчания. 20 тысяч зрителей отдали дань этому выдающемуся баскетболисту и чудесному человеку. А ребята поклялись сыграть этот матч в память о Саше и за Сашу.

Американцы проиграли — 76:97. Мы выплеснули на ни в чем не повинных соперников всю горечь, всю боль, всю злость на несправедливость фортуны. То была и Сашина победа…

Повторяю, мне кажется, что Саша и сам понимал, как понимали это многие гении человечества, рано ушедшие из жизни, как мало ему отпущено на его веку. И поэтому он стремился жить быстро, ярко, красиво, без остатка тратя себя на игру, на друзей…

Как–то после матча в Ленинграде я собрался заехать к маме, которая жила на площади Льва Толстого. Это всего шесть–семь трамвайных остановок от зала, где мы играли. Саша увидел меня, тут же подбежал, предложил подвезти. Ну и натерпелся же я страху, когда он мчал со скоростью около 120 километров в час. А он сидел рядом — и улыбался своей неотразимой улыбкой. И вообще всегда, хотя мы и были долгое время соперниками, он старался окружить меня заботой, когда я оказывался в родном городе. Не было случая, когда я приехал бы в Ленинград и Саша не спросил бы меня: «Александр Яковлевич, какие проблемы? Чем помочь? Что нужно сделать? Мне было бы приятно что–то сделать для вас…» Такое внимание трудно переоценить…

Саша спешил творить добро. И некоторые пользовались, подчас в ущерб ему, его широтой, открытостью, искренностью. Вечно в его доме были гости, вечно продолжалось хлебосольное застолье, шум, смех. Его дом был открыт для всех, и Саша от всего сердца привечал каждого.

И вдали от дома было так же. В любом городе у него были друзья и приятели. Особенно близок он был в Тбилиси с Мишей Коркия, в Москве — с Валерой Милосердовым, ну а в Ленинграде — с Юрой Павловым, Ваней Дворным, Андреем Макеевым. Но самым близким и дорогим ему человеком был конечно же Петрович, Владимир Петрович Кондрашин, заменивший Саше отца…

Я очень любил Сашу. Он был дорог мне тем, что глубоко, темпераментно, с обезоруживающей откровенностью переживал неудачи. Нет, не свои собственные — команды, друзей. И это роднит с ним Сабониса. Лет до двадцати, наверное, Саша после поражений буквально плакал. И это не было слабостью. Потом он научился сдерживать эмоции, но внутренне горевал по–прежнему. Такие люди мне очень близки.

Он промелькнул яркой кометой. Вспыхнул и быстро сгорел. Эта утрата невосполнима. Талант Саши, красота его игры настолько уникальны, что описать их невозможно. Сашу нужно было видеть. Как жаль, что, как и в театре, спорт оставляет нам лишь кусочки дарования, лишь мгновения взлета, зафиксированные на нескольких метрах пленки! Сыграл — и все. Кто видел — тот не забудет. И Сашу Белова нельзя забыть. Это было явление. И как любое явление Саша неповторим, он — единственный в своем роде.

Саша многого не успел, не доиграл, не дожил… Но он был. И я благодарю судьбу за встречу с ним.

В 1978 году сборная страны проводила учебно–тренировочный сбор в латвийском городке Талей, а относительно неподалеку, в Кандаве, на таком же сборе находились динамовцы столицы. Команда это была неплохая, но звезд с неба не хватала. Стержнем ее оставался уже в общем–то заканчивающий играть Саша Болошев, которому был 31 год. К тому времени у него было немало громких титулов (чемпион мира и олимпийских игр, дважды чемпион Европы), но все это было в прошлом и о выступлении за сборную он, естественно, не мечтал. Я же тем не менее в сборную его пригласил. И не раскаялся в этом. Не могу сказать, что Саша внес очень уж солидный игровой вклад в успех команды (а мы заняли второе место, уступив югославским баскетболистам после тяжелейшей и равной борьбы, осложненной для нас явными ошибками судей), но более важным было другое обстоятельство.