– Чего вам здесь надо? – подошел к ним староста, шипя, точно змея. Видимо, в честь похорон он даже зачесал редкие волосы на правую сторону, что лишь сильнее вычерчивало его лысину. – Мы односельчанина хороним, а вы тут, как бельмо на глазу! Идите, ловите вывертыша!

– А с чего ты решил, что его оборотень убил? – спросил Дакша, не обращая внимания на недовольство старосты. – Видел кто то чудовище?

– Брюхо у него распорото! – прошипел Вячко. – Ночью… в лесу!

– И часто вы по ночам в лес ходите? – все так же спокойно спросил Дакша. – Иль заведено так у вас в деревне?

Староста явно смутился, но тут же овладел собой, зыркнув прищуренными глазами на не отступающих незнакомцев.

– Не мое дело, куда он по ночам ходил. Ходит и ходит – не мое дело.

Громобой продолжал поглаживать бороду, рассматривая старосту и пьянчугу, примостившегося у того за спиной.

– У нас тут похороны, – буркнул красноносый из-за спины. – Шли бы вы отсюда и дали бы проститься с мужиком.

– Нам бы на труп взглянуть, – медленно проговорил Громобой. – По ранам много чего понять можно. Так, одним глазком.

Староста аж покраснел от негодования. Шеки раздулись, ладони сжались в кулаки. Походило на то, будь то он крепкого самогона хватанул.

– Ах вы, ироды! – не выдержал он, наступая на Дакшу и Громобоя. – Может еще в его кишках при жене да детях поковыряетесь?!

Толпа выходящая из дома замерла, даже двое несущих гроб молодцев дружно глянули в сторону взбесившегося Вячко. Вдова и шмыгающий паренек также затихли, взглянув на негодяев, устраивающих в такой момент разборки.

– Безбожники! – не стесняясь в громкости, взревел староста, продолжая наступать на отходящих Дакшу с Громобоем. – Все ваше племя – богопротивные создания!

– Успокойся, Вячко! – резко остановился Дакша, не опуская руки с рукояти меча. – Хороните односельчанина. Мои соболезнования, – поклонился он заплаканной вдове.

Похоронная процессия двинулась дальше только тогда, когда незнакомцы свернули у валуна направо, скрываясь за заборами и густыми кустами черной рябины.

– Понять-то можно, – сказал Громобой, срывая покрасневшие ягоды крыжовника с куста, что разросся около забора и заманивал склонившимися к траве ветвями. – Пришли не весть откуда, в доме нахамили, теперь еще и покойника просим поглядеть. Понятное дело, что староста не выдержал. Видел, как напирал-то? Ей богу, я уж думал ты его сейчас на задницу посадишь! – усмехнулся белобородый.

– А ведь хотелось, – покачал головой Дакша. – Не нравится мне это Вячко… да и пьянь та неприятна.

– Такова уж пьянь – воняет и досаждает! – с набитым ртом пробубнил Громобой. – Но делать-то с этим чудищем что-то да надо. Взялись мы за кота в мешке.

– Пойдем, – предложил Дакша. – Надо бы еще в лес до обеда сходить, а как приду, так и будем думать. Либо этой ночью невидаль прибьем, либо с утра уходить надо. Целый день на месте – не дело.

***

В лагере, около ивы, сидел лишь Власка, выстрагивая небольшим ножиком прутик. Олег и Гришка куда-то подевались.

– Чего разузнали? – с всегдашней улыбкой спросил Власка.

– Ни хрена, – ответил Дакша, усаживаясь рядом. – Тело нам осмотреть не дали. Только старосту опять вывели из себя.

– А я вот с семьями убиенных поговорил, – придирчиво осмотрел прутик Власка.

– Узнал чего? – поинтересовался Громобой, отпивая из фляжки пива.

– А как же! – расчесал Власка пятерней рыжую, всклокоченную бороду. – Вышло так, что все трое были друганами. И как ни странно не в ладах с Вячко…

– Совпадение?

– Может и так, – усмехнулся Власка, продолжая строгать прутик. – Не сам же староста их подрал? В нем сил-то, как в пьяном дедке. Вышло так, что мужики выбредали по ночам из хат, а посля их разодранными в лесу за рекой находили. Все, как под копирку. Расспросил я и про раны на теле… Одному выжрали сердце и живот распороли. Другому просто брюхо распотрошили, а после его волки обожрали.

– Так может его волки-то и загрызли? – предположил Дакша. – С чего решили, что это оборотень?

– Следопыт тут у них старый есть, – пояснил Власка, отложив нож в сторону и пощупав игольчатый конец прута. – Его я в хате нашел. Она здесь, не далеко… практически на отшибе стоит. Так вот, он-то по ранам и определил, что сперва мужичка один зверь вспорол, а потом уж и волки за дело принялись. Так что, – улыбнулся он осматривая приятелей, – выворотень у нас.

Молчали долго, Громобой и Дакша обдумывали услышанное.

– А Олег с Гришкой куда подевались?

– Пошли лес осматривать, – указал Власка прутиком на ту сторону речушки.

– Если оборотень, – почесал Дакша поросший щетиной подбородок, – то нужна приманка.

– На живца ловить? – приподнял бровь Громобой. – В этой деревне скорее нас к дереву привяжут, чем самого паршивого негодяя в приманку дадут.

– Негодяй свой, а мы – чужие, – улыбнулся Власка.

– Свинью бы нам, – задумчиво пробубнил Дакша.

– От свининки бы не отказался, – кивнул Громобой. – Поджареной на костре да с приправками и под пивко. Ух! Добрая еда.

– Ага и хлеба свежеиспеченного, поддакнул Власка.

– Нет, – отрезал Дакша. – Свининка на костре хорошо, да только ее как приманку использовать надо.

– На выворотня? – усмехнулся Власка. – Ты скорей волков иль медведя привлечешь.

– Слышал я, – не обратил Дакша внимания на недоверие, – что сердце свиньи схоже с человеческим. А для оборотня сердце, точно водка для алкаша.

– Пусть так, – согласился Громобой. – А где сердце свиное возьмешь? Деревенские свинью резать для нас не станут.

– Вячко порежет, – уверенно сказал Дакша. – Хоть и невзлюбил он нас, но от оборотня страх, как избавиться хочет. Сходи, Громобой, к тебе он отнесется лучше, чем к нам.

– Схожу, раз так, – поднялся белобородый. – Надобно его поймать после похорон, а то поминки устроят и упьются.

Вскоре, после ухода Громобоя, пришли и Олег с Гришкой. Гришка тащил в руках какую-то тряпку. Через мост они лезть не рискнули и стащив сапоги, перебрались на берег, к иве.

– Ну точно! Выворотень! На до же! – фыркнул Олег, показывая на тряпку в руках Гришки. – Нашли в лесу. Эт тряпка раньше штанами была. Видимо не успел ублюдок стащить портки перед обращением. Ну, ночью надобно прибить тварь, забрать гроши да идти дальше.

Все уселись около кострища. Олег и Гришка развалились на траве, подставив ярким солнечным лучам сушить промокшие штаны и слушая, что предлагает Дакша.

Выбора большого не было и пришлось согласиться на такой план. Гришка бросил сушить штаны и полез в мешок, доставая из него самострел и колчан с болтами. Власка аккуратно вытащил цепь с маленькими крючками в каждом звене. Расправил, встал и махнув ею над головой, зацепил ветку ивы толщиной в три пальца, резко дернув оторвал ее от ствола, довольно улыбаясь. Дакша извлек из ножен меч, положил на ноги и начал точить, хоть лезвие и было подобно бритве.

Полдень прошел в молчании, лишь разливался звук точения клинка над илистой рекой. Гришка смазывал самострел и проверял наконечники болтов. Власка же, оставив цепь в корнях ивы взял ранее заточенный прутик и направился вверх по течению реки, сказав перед уходом: «На ужин ждите деликатесы заморские!» Олег высушив штаны, натянул сапоги и начал разводить костер.

Громобой пришел ближе к вечеру. В руках он нес небольшую корзинку, укрытую сверху тряпицей.

– Вот тебе сердце, – вытащил белобородый из корзинки еще одну тряпицу, насквозь пропитанную кровью. Был сверток теплый даже горячий. Казалось, что сейчас мгновение и сердце вздрогнет в последнем спазме, но этого не происходило.

– То, что нужно, – принял Дакша кровавую тряпицу. – А это что еще за фляжка?

– Артериальная кровь свинки, – пояснил белобородый. – Польем для пущего запаха.