Сторонники Уоллеса снова берутся за опыты. Снова проверяется и перепроверяется уже давно доказанное.

Логически сторонники австрийского ученого правы: действительно в ультракоротких лучах замаскированные насекомые хорошо видны. Действительно немало насекомых, лишенных каких-либо средств защиты, спокойно живут, а защищенные становятся нередко добычей птиц и других насекомоядных животных. Действительно, многие птицы не боятся «глазастых» бабочек. Мало того, для многих насекомых цвет или цветовые пятна не играют такой важной роли (или даже вообще не играют никакой роли!) в определении разнополых существ или особей своего вида. Эксперименты показали, что самцы некоторых бабочек могут гоняться за кусочками картона, ни по цвету, ни по форме не имеющих ничего общего с насекомыми, если эти картонки «танцуют», как танцуют самки. И наоборот: макет, в точности — и по форме и по цвету — воспроизводящий бабочку, не производит на самца впечатления, если «полет» его не похож на полет самки.

Да, все это так и логически и отчасти фактически. Но только отчасти. Потому что многочисленные, поставленные на самом высшем современном уровне эксперименты показали: птицы хоть и видят иначе, чем люди, но насекомых на маскирующем их фоне находили в восемь раз реже, чем на фоне немаскирующем.

Н. Тинберген провел серию опытов с голодными птицами и гусеницами пядениц. Гусеницы и птицы находились в одной клетке. Но, несмотря на остроту зрения, активные и заинтересованные поиски еды, птицы не видели гусениц, соответственно окрашенных и принимающих в момент опасности форму сухого сучка. Лишь случайно наступив на такую гусеницу, птица обнаружила обман, склюнула «живой сучок» и тут же принялась клевать все попадающиеся ей сухие веточки. Не обнаружив среди них больше съедобной, птица перестала обращать внимание на веточки, а заодно и на маскирующихся под эти веточки гусениц.

Птицы хоть и склевывают «глазастых» бабочек, но в большинстве случаев, увидев эти «глаза», улетают прочь, испугавшись или повинуясь каким-то иным побуждениям; и именно «глазастые», то есть бабочки, у которых пятна на крыльях напоминают глаз, пугают птиц. Бабочки с иными рисунками на крыльях (ученые украшали крылья подопытных бабочек крестиками и квадратами, ромбами, треугольниками, кругами) не производили на птиц впечатления, а рисунок, напоминающий глаз, пугал.

Ярко окрашенных насекомых птицы не трогают, и они спокойно ползают у них на виду, не пугаясь и не делая попытки скрыться. Если же неопытный птенец склюнет все-таки по незнанию божью коровку или бабочку-пестрянку, то долго будет трясти головой и чистить клюв лапкой.

Наконец, элементарные наблюдения и подсчеты показали: наибольшее число насекомых окрашено под тот фон, на котором они живут: в зелени — зеленые, на сером или буром фоне — соответственно серые или бурые.

Тоже ведь не случайность, не каприз, не прихоть и не воля творца! И так почти во всем: на один довод — контрдовод, на одно доказательство — контрдоказательство. И самое любопытное, что и у сторонников старой и у сторонников новой теории достаточно доказательств своей правоты. Но мало того, в процессе спора делались удивительные открытия, подтверждающие правоту одной из сторон или отрицающие ее.

Так, например, еще в 1938 году советский ученый Б. Н. Шванвич открыл очень любопытное явление и доказал, что рисунок на крыльях многих видов бабочек повторяет плоскостное изображение микроландшафта места обитания этих насекомых. Изученное впоследствии открытие Шванвича дало крупный козырь в руки сторонников старой теории.

Но вот другое открытие. Бабочка-каллима — классический пример маскировки. Пример этот вошел, наверное, во все учебники, и не зря: сидящую со сложенными крылышками каллиму даже самый внимательный человек не отличит от сухого листа. Сходство настолько большое, что специалисты определили даже вид плесени, который «покрывает» этот лист. Такое «сверхуподобление», как назвал подобное явление Реми Шовен, совершенно не нужно, чтобы спасаться от хищников, их обманывают и более грубыми подделками. «Подобные сверхуподобления бесполезны и абсурдны с точки зрения естественного отбора», — говорит Шовен и, можно добавить, с точки зрения защиты тоже.

Тогда для чего это все? Пока неясно ни сторонникам старой теории, ни ее противникам. И сегодня мы можем повторить слова Курта Ламперта, написанные в самом начале нашего века: «Вопрос о законах окраски бабочек принадлежит к числу самых спорных вопросов в энтомологии».

Однако если некоторые ученые пытаются свести на нет значение окраски в деле защиты или сигнализации, то другие пытаются поднять ее значение до основных физиологических функций, доказать ее влияние на жизнь всего организма насекомых.

Уже собрано немало фактов, уже существуют гипотезы, но теории еще нет, факты пока не выстраиваются в теорию, гипотезы еще не получили достаточного подтверждения. Пока еще не доказано ни теплозащитное значение окраски, ни действенность ее как защиты от ультрафиолетовых лучей, губительных для клеток. Но что же все-таки значит окраска насекомых, для чего она служит? Неужели так и закончить эту главку грустным вопросительным знаком? Нет, лучше все-таки восклицательным, который стоит в конце одной из прекрасных книг Реми Шовена.

«Наука идет вперед, пусть же ученый, не отставая, шагает с ней в ногу. В настоящий момент биологическая наука, и именно наука о насекомых, смотрит на природу глазами новичка. Но она ждет того, кто поможет ей подняться на следующую ступень… Не будем же закрывать глаза, не будем отказываться от нашей способности наблюдать только из-за того, что наблюдения приводят нас к сложнейшей проблеме… Итак, не колеблясь, вперед к новым экспериментам! Нужно уметь дерзать!»

Мы обсудили с тобой лишь три вопроса из огромного числа не познанных людьми свойств, способностей и умения насекомых. На самом деле таинственного и непознанного гораздо больше — несмотря на огромное количество фактов, множество теорий, колоссальную работу, которую ведут энтомологи, насекомые еще продолжают оставаться для нас таинственными существами. Мы уже знаем об их удивительном слухе и необыкновенной способности улавливать запахи, об их зрении, о непознанных тайнах ориентации и полете. Но, приоткрыв чуть-чуть завесу над тайной, мы за этой завесой видим множество других тайн; открыв какое-то явление, мы сталкиваемся с проблемой объяснения его. А эта проблема часто еще неразрешима. Конечно, на любой вопрос рано или поздно будет найден ответ, любая тайна рано или поздно перестанет ею быть. Но очень важно, когда это произойдет. Да, очень важно. И не только потому, что знание жизни насекомого во всех подробностях имеет громадное значение в стратегии отношений людей и насекомых. Но еще и потому, что человечество в своем развитии уже не может обойтись без секретов, которыми владеют животные и, в частности, насекомые.

Насекомые «старше» людей на много миллионов лет. Если существование разумного человека на Земле мы примем за одну минуту, то насекомые на нашей планете существуют уже 20 суток. Однако человечество, окрепнув и занявшись вплотную делами на нашей планете, с самоуверенностью, свойственной молодости, пренебрежительно относилось к своим шестиногим соседям по планете. Мы знаем, как дорого стоило это.

Человечество должно было очень «помудреть», чтобы изменить свою точку зрения. Но, даже изменив стратегию отношений к шестиногим, люди по-прежнему не обращали внимания на них самих. Прогресс шел своим путем, и животные на этом пути не были помощниками. Даже иногда мешали людям осуществлять их грандиозные замыслы, покорять планету. И вдруг произошло то, что рано или поздно должно было произойти: люди поняли — дальше идти самостоятельно они не могут. Не могут не только потому, что оскудел животный мир и, если так будет продолжаться, произойдет серьезная катастрофа, но и потому, что без животных невозможен прогресс, невозможно развитие науки и техники, невозможно дальнейшее совершенствование.