– Да нет... не особенно... Я просто отказался от этой работы...– Мессинг выпил чаю, поставил чашку на блюдце. – И у меня могут быть неприятности.

– От Берии? За то, что ты отказался? – спросила Аида Михайловна. – Думаешь, могут быть?

– Думаю, могут... – кивнул Мессинг и еще отпил чаю.

– Зачем же ты тогда отказался? – резонно спросила Аида Михайловна и сочувственно улыбнулась. – Ты всегда так, Вольф, сначала сделаешь, а потом подумаешь...

– Я увидел их мертвыми, – резко ответил Мессинг. – Понимаешь, Аида, я увидел их мертвыми! Всех! Мне впервые стало так страшно – передать не могу. Передо мной сидели молодые, красивые, умные ребята... очень добрые – я это чувствовал. И вдруг... – Мессинг схватил чашку, попытался отхлебнуть чаю, но чашка предательски задергалась в его руке, и он выронил ее. Зазвенели по полу осколки. Мессинг несчастными глазами посмотрел на жену. – Ты понимаешь, Аида, я понял, что где-то там... куда они будут посланы, их скоро схватят... и будут страшно пытать... и потом убьют...

– Вольф, родной мой, успокойся. – Аида подошла к нему, обняла за плечи, прижала к себе и стала пальцами массировать голову, тихо приговаривая: – Успокойся, милый... сейчас будет хорошо... сейчас... сейчас... Ты просто очень устал... тебе надо хорошенько отдохнуть...

– Отдохнуть? – с закрытыми глазами спросил Мессинг. – А на что мы будем жить, дорогая?

– Ты же у нас богатый, – улыбнулась Аида, продолая массировать Мессингу голову. – Ты же целый самолет на свои деньги купил... А значит, ты стал бедным, дорогой мой? – Она наклонилась, поцеловала его в голову. – Это хорошо. Таким я тебя больше люблю...

– Как там наши артисты в Новосибирске? – после паузы проговорил Мессинг. – Что-то я заскучал по ним... живут, как перелетные птицы... ни кола, ни двора... на подъем легкие, на ногу быстрые.

– А у нас с тобой, можно подумать, и кол, и двор есть.

– Ну все-таки... живем в самой знаменитой гостинице Советского Союза... хотя, конечно, свою крышу иметь не мешало бы...

– Ну как, получше стало? – тихо спросила Аида Михайловна, продолжая массировать ему голову. – Правда, лучше?

– Да, да, мне совсем хорошо... – не открывая глаз, Мессинг улыбнулся. – Я просто чувствую, как в меня вливается живая сила...

– Ты просто очень устал, Вольф... – задумчиво повторила Аида Михайловна и добавила после паузы: – Мы все устали... вся страна... Эта война высасывает из нас все силы... Я не о нас с тобой сейчас думаю, Вольф, я думаю о наших солдатах – хватит ли сил еще на целый год?

– Хватит... – не открывая глаз, ответил Мессинг. – Победа будет в мае сорок пятого. Я ее видел... Победа будет.

По заснеженным полям движутся советские танки. За ними тяжело бежит, утопая в глубоком снегу, пехота. То и дело вырастают фонтаны черно-белых взрывов. Падают на снег раненые и убитые... Но танки идут вперед... их теперь очень много, наших танков... И вот освобожденные поселки и города – сплошные заснеженные руины... деревни без единого уцелевшего дома, останки печей с черными трубами, и вокруг этих развалин сидят бездомные коты... Груды обломков, бревен и кирпича, черные обгоревшие провалы окон, сквозь которые видно небо... Но танки идут... И наступает пехота... Захлебываются яростью пулеметы, ведя огонь по врагу... Артиллерийские батареи залп за залпом изрыгают огонь и смерть... На самодельных носилках несут раненых... Санитарки на поле боя перевязывают бойцов... Медсанбаты полны искалеченных людей... Растет количество крестов и деревянных, с красными звездами надгробных памятничков на сельских и городских кладбищах... И вновь, поднимая вихри снежной пыли, идут на запад танки... И рвется в бой наша пехота... И звучит голос Левитана, сообщающий о новом наступлении Красной армии, об освобожденных наших городах, о разгромленных немецких дивизиях, о количестве взятых в плен немецких солдат и офицеров...

Москва, 1944 год

Небольшой актовый зал госпиталя был битком набит ранеными. Даже на полу в проходах сидели. Белели загипсованные руки и ноги, повязки бинтов на головах. Среди серых халатов раненых попадались и белые – посмотреть на знаменитого телепата пришли врачи и санитарки.

На небольшой сцене едва поместились Аида Михайловна и Мессинг. Между ними притулился небольшой столик на одной ножке, и на нем кучкой лежали сложенные бумажки.

Аида Михайловна держала в руке одну такую бумажку. Развернув ее, она громко прочитала:

– “Уважаемый Вольф Григорьевич, вы – самоучка или где-то учились телепатии и гипнозу?”

– Самоучка, – улыбаясь, ответил Мессинг. – Таким уж уродился... Я, вообще-то, лунатиком с рождения был. Может, поэтому такой вот конфуз получился...

Зал оживился, раздались смешки, потом веселый голос сказал:

– А у нас тут тоже лунатик есть!

– Интересно! Он тут? Встаньте, пожалуйста, товарищ лунатик.

В зале засмеялись, в середине послышалась возня, наконец несколько пар рук силой заставили подняться худенького вихрастого паренька с загипсованной рукой.

– Давай, давай, Васек, не тушуйся!

– Покажись товарищу Мессингу!

– Расскажи ему, как ты нам спать не даешь...

– Может, ты, как Мессинг, тоже все видишь да молчишь?

– Да отстаньте вы! – здоровой рукой отпихивался от товарищей паренек. – Ну чего зубы скалите, придурки!

Мессинг спустился по ступенькам и подошел к пареньку. Его кресло было третьим от прохода.

– Вас зовут Василием?

– Ну, да, Василий, а чего?

– Да ничего, будем знакомы. Как лунатик лунатику хочу пожать вам руку. – И Мессинг, пройдя чуть вперед, протянул Василию руку.

Тот смущенно пожал ее.

– Как же вы спать товарищам не даете?

– Да врут они все, вы их не слушайте, – хмуро ответил Василий.

– Кто врет? От дает, Васек! А кто в окошко за луной полез? – тут же раздалось веселое возмущение.

– Едва перехватили, а то б с третьего этажа спикировал!

– Мы тревожить его боимся, товарищ Мессинг! Проснемся и молчим – не дай Бог спугнем! Говорят, ежли спугнешь, он совсем чокнуться может!

– А потом вы спите хорошо, Василий? – спросил Мессинг.

– Ну сплю... голова только болит... – хмуро ответил Василий.

– А что снится?

– Не помню... ну война все время снится...

– А вот то, что вы письмо получите, приснилось? – неожиданно спросил Мессинг.

Василий вздрогнул и дикими глазами посмотрел на него. И все раненые, сидевшие вокруг Василия, притихли и тоже обалдело смотрели на Мессинга.

– Вы... кажется, позавчера получили письмо из дома?

Василий молчал, приоткрыв рот.

– Вам перед этим не приснилось, что вы письмо получите? – настаивал Мессинг.

– П-приснилось... – наконец, выдавил из себя Василий. – А в-вы откуда з-знаете?

– Так ведь я тоже лунатик, – улыбнулся Мессинг. – И могу вам сказать, что дома у вас хорошо. Ваша мать жива и здорова, и ваша сестра, и младший брат живы и здоровы и даже ваша собака по кличке Атаман тоже жива и здорова...

– Откуда вы все это знаете? – уже с ужасом на лице спросил Василий.

– Сейчас это долго объяснять, Василий. Я оставлю тебе мой адрес и телефон. Когда выздоровеешь, обязательно мне позвони или приходи ко мне домой. Я попробую с тобой заниматься... – Мессинг улыбнулся, потрепал солдатика по плечу. – Лунатики – люди ужас какие способные!

Раненые вокруг засмеялись, те, кто сидел дальше, жадно выспрашивали:

– Чё он сказал? Чё он сказал?

– Домой к себе позвал. Лечить будет.

– Не лечить, а учить...

– Чему учить-то?

– Отстань ты! Дай послушать!

– Ай да Вася! Ай да лунатик!

– А теперь, Василий, загадай что-нибудь, – предложил Мессинг громким голосом, чтобы слышал весь зал. – Что-нибудь такое, что бы я смог сделать сейчас... Загадаешь?

– Ну попробую... – Василий все еще с испугом смотрел на Мессинга.

– Ну тогда загадывай. – Мессинг с улыбкой развел руками.

Парень тупо смотрел на Мессинга и что-то напряженно соображал. Раненые ждали. Вдруг Василий неуверенно хмыкнул, а затем его конопатая толстогубая физиономия расплылась в хитрой улыбке. Теперь он совсем не походил на испуганного деревенского дурачка.