– Мне трудно ответить на этот вопрос, господин канцлер. Я не политик... Я только верю, что у каждого народа своя судьба.

– Но сильный народ может изменить свою судьбу. Под предводительством вождя, понимающего, как можно изменить ее... Или вы считаете, нужно покориться судьбе? Вот скажите мне, господин Мессинг, какой вам видится судьба вашего народа?

– Моего? – переспросил Мессинг. – То есть...

– Да, да, вашего народа... который пророк Моисей сорок лет водил по пустыне и наконец привел в землю обетованную. – Гитлер чуть усмехнулся.

– Мне очень трудно это сделать, господин канцлер...

– Почему? Ваш друг Эрих Ганусен говорил мне, что легче всего предсказывать тому, кого любишь. Неужели вы так не любите свой народ, что вам не под силу представить его будущее?

Мессинг молчал, глядя на Гитлера. Тот вновь усмехнулся, и голос его зазвучал почти весело:

– Попробуйте. У вас мощная энергия... и сильный интеллект. Я это чувствую.

Мессинг закрыл глаза, стоял, вытянувшись и весь напрягшись, ногти впились в ладони, а щека вдруг стала нервно подергиваться ...

...Он увидел бездну... и в этой бездне кружили планеты... темные, безжизненные, коричнево-серые с черными пятнами... И вдруг появилась земля... она была изумрудная, с черно-зелеными лесами и безбрежным синим океаном, затянутая белыми облаками... Она стремительно приближалась, и вдруг часть планеты стала затягиваться дымом... И он увидел дороги, по которым бредут колонны людей – стариков и мужчин, старух и женщин, детей. И все несут скромные пожитки в виде узелков за спиной или на маленьких тачках.

Немецкие солдаты бредут вдоль колонны, придерживая автоматы, висящие на груди... Он увидел женщин, бегущих по улице Варшавы, и немецких солдат, стреляющих им вслед... И женщины падают на мостовую. Они упали ничком, и на спинах пальто видна нашитая большая желтая звезда...

Он увидел огромный заасфальтированный плац, и аккуратные прямоугольные бараки, и заборы из колючей проволоки, и бетонные столбы с электрическими белыми изоляторами, чтобы пропускать через проволоку ток... Он увидел горы человеческих костей... горы человеческих волос... горы очков, которые носили люди... горы вставных челюстей... он увидел черные, закопченные жерла печей и в них, в кучах золы, видны были человеческие черепа... кости ног... рук...

Мессинг глухо застонал и открыл глаза, ничего не видя перед собой. Потом пелена стала проясняться, и он увидел Гитлера, который стоял возле глобуса и с усмешкой смотрел на него.

– Вы чем-то напуганы, господин Мессинг? – спросил Гитлер.

– Да... то есть нет... – Мессингу было явно не по себе, он едва стоял на ногах.

– Видимо, вы слишком чувствительны, господин Мессинг. В вас нет хладнокровия и невозмутимости пророка. Пророк должен стоять выше невзгод и несчастий простых людей. Пророк смотрит поверх голов, когда видит свет будущего, ибо этот свет... эти картины будущего ему посылает само провидение. Нельзя стоять вровень с провидением и пугаться того, что оно посылает. Чтобы разговаривать с Богом, надо быть очень сильным!

– Вы правы, господин канцлер... Эти способности мне посланы, я думаю... случайно... Я не заслуживаю их, ибо по образу жизни и по психофизическому складу являюсь обыкновенным человеком.

Гитлер коротко рассмеялся, покачал головой и неторопливо прошел по кабинету, заложив руки за спину.

– Вы большой хитрец, господин Мессинг... ба-а-альшой хитрец... – Он повернулся к провидцу, и выражение его лица сделалось хищным. – Хорошо... а будущее Германии на ближайшее время... самое близкое будущее вы можете мне сказать?

Мессинг молчал, проглотив ком в горле.

– Вам плохо? Может, врача, господин Мессинг? Или просто воды? Или спиртного... покрепче?

– Я не пью спиртного...

– Молодец. Я тоже. Так как, попытаетесь?

– Попытаюсь... – едва шевельнул губами Мессинг и закрыл глаза.

...И вновь он увидел бездну... в глубине этой бездны плавали планеты... и среди них голубая и зеленая Земля, окутанная черно-серым дымом... Земля стала стремительно приближаться... И он увидел пожарища... Он увидел немецких солдат, ломающих шлагбаум границы “ГЕРМАНИЯ – ПОЛЬША”...

Он увидел колонны танков на дорогах... Увидел немецкие самолеты с белыми крестами на фюзеляжах. Они сбрасывали бомбы, и взрывы вырастали в городах черными фонтанами... беззвучно рассыпались стены домов... Немецкие батареи обрушивали смертельный огонь... и вновь падали стены зданий... бежали по улицам обезумевшие от страха люди, спотыкались, катились по земле... Сожженная деревня... виселицы на пепелищах, покачивались закоченевшие, заснеженные трупы... “ГЕРМАНИЯ – ФРАНЦИЯ”... “ГЕРМАНИЯ – БЕЛЬГИЯ”... “ГЕРМАНИЯ – ГРЕЦИЯ”... “ГЕРМАНИЯ – НОРВЕГИЯ”... “ГЕРМАНИЯ – НИДЕРЛАНДЫ”...

И повсюду маршировали колонны немецких солдат. Улыбающиеся лица, твердый шаг, нацистские знамена... И вот он увидел Гитлера... В окружении немецких генералов он стоял на поле аэродрома, что-то говорил и улыбался... и улыбались генералы...

...Очнулся Мессинг от громкого голоса.

– Это просто обморок или какое-то другое явление? Сердце? Давление? Что, что с ним случилось? – спрашивал Гитлер.

– Непонятно, мой фюрер... сердце нормальное... давление нормальное... пульс отменный... – ответил доктор в белом халате.

– Тогда приведите его в чувство, если пульс отменный, – резко приказал фюрер.

Мессинг открыл глаза. Он полулежал в большом кожаном кресле, и над ним склонился пожилой человек с седым, коротко стриженным ежиком и седыми “гитлеровскими” усиками.

За его спиной стоял Гитлер и трое высших чинов СС в черных мундирах.

– Мне хорошо... – проговорил Мессинг. – Явернулся...

– Отлично, господин Мессинг, – улыбнулся Гитлер, отстраняя доктора рукой и наклоняясь над ним. – Вы нас напугали... Неужели вы увидели нечто настолько страшное, что это повергло вас в такой глубокий транс? Что же вы увидели? Скажите нам, сделайте милость...

– Я увидел победы германской армии... первой падет Чехословакия... в тридцать восьмом... за ней падет Польша... осенью тридцать девятого... после нее Бельгия... Нидерланды... Франция... Греция... Югославия... Норвегия...

И по мере того, как Мессинг называл страны, Гитлер выпрямлялся и победоносно смотрел на генералов СС. Быстрая улыбка тронула его губы.

Генералы разом щелкнули каблуками сапог и вскинули руки в нацистском приветствии.

Геббельс сидел за письменным столом в светло-коричневом мундире с повязкой на рукаве: свастика в черном круге.

Перед ним, в черной эсэсовской форме с погонами штандартенфюрера, вытянулся не кто иной, как давний знакомый Мессинга – Генрих Канарис.

Геббельс проговорил:

– Концерты Мессингу и Ганусену разрешены по всей территории рейха. Постарайтесь, чтобы за ними везде следовали двое наших людей и чтобы они обязательно присутствовали на всех концертах. Доклады от них будете принимать лично и передавать мне.

– Слушаюсь, рейхсфюрер, – щелкнул каблуками Канарис.

– Поумнее людей приставьте, чтобы Мессинг не раскрыл их на следующий же день, – проворчал Геббельс.

– Слушаюсь, рейхсфюрер! – штандартенфюрер Генрих Канарис вновь щелкнул каблуками, держа руки по швам, и улыбнулся. – Мне и самому будет интересно понаблюдать за этими господами.

– И обеспечьте этим господам безопасность. Это приказ фюрера, – закончил Геббельс. – Учтите, штандартенфюрер, этот еврей Мессинг нужен фюреру. Вы поняли меня? Нужен.

– Я понял, рейхсфюрер! – в третий раз щелкнул каблуками Канарис.

– Послушай, а ты слышишь мысли человека, когда смотришь на него, или воображаешь, о чем он может сейчас думать? – спросил Ганусен.

– Чаще всего слышу... если у этого человека есть хотя бы небольшой избыток жизненной энергии и если у него все хорошо в жизни – есть семья, работа, уверенность в будущем, – ответил Мессинг. – Сложнее с людьми несчастными или больными.