Брат и сестра обменивались изредка письмами, и Марья знала о мечтах и проблемах Ивана. Вот тогда–то у нее и созрел этот замысел.

Для его реализации ей необходимо было переговорить с Симоном. Марья, разумеется, не знала, что Симон является одним из двух составляющих высшего иерархического лица в братстве — Наследника (об этом никто не знал и не догадывался), однако женское чутье подсказывало ей, что он не только член высшей рады, но также имеет в ней решающий голос, поскольку за восемнадцать лет частых контактов и бесед с ним, она имела возможность убедиться: все обычно происходит именно так, как сказал Симон.

В последние годы Симон почти безвыездно находился в Москве, хотя о его пребывании там знали очень немногие. Официально Симон числился монахом–летописцем при Успенском соборе в Кремле. Он довольствовался небольшим помещением при храме и очень редко показывался кому–либо на глаза. Настоятель храма Алексий (брат шестой заповеди) привезенный из Новгорода по приглашению самого великого князя московского Ивана Васильевича обеспечил Симону все необходимое, а также следил за тем, чтобы никто из посторонних не имел к нему доступа. Здесь в своей коморке Симон непрерывно читал (в отличие от Елизара Быка он был действительно книжник и любитель знаний), размышлял и отсюда руководил деятельностью братства, ведя оживленную переписку.

Муж Марьи, незаконнорожденный сын Симона Неждан Кураев, обеспечивал при необходимости контакты отца, и вот Марья, попросила мужа устроить ей встречу с Симоном. На этой встрече Марья, напомнив о своем брате (Симон в силу своего положения хорошо знал, кем стал Иван) поделилась своей идеей: что если предложить Ивану то, о чем он мечтает — большую алхимическую лабораторию с полным оборудованием и возможностью заниматься тем, чем он хочет взамен на должность личного лекаря Дмитрия Внука.

Симон мгновенно согласился, осознав сразу, что это как раз тот самый невероятный случай, когда кандидат обладает всеми трудно сочетаемыми свойствами: он будет неподкупен, поскольку уже будет иметь все, о чем мечтал, он специалист самого высокого класса и он будет предан, поскольку никогда не подведет горячо любимую сестру.

Но заполучить Ивана оказалось не так–то просто.

Несмотря на заманчивое предложение сестры в письменной форме Иван дважды отвечал мягким и вежливым отказом, и Марья догадывалась: он опасается, что, заняв это положение, вольно или невольно окажется втянутым в дела тайного братства, что противоречило его внутреннему чувству свободы.

Пришлось Неждану Кураеву с благословения отца отправиться в Краков для того, чтобы лично переговорить с Иваном, или как он теперь именовался Иоанном Любицем, поскольку именно так звучала его фамилия в дипломе выпускника краковского университета — JOANNES LUBITZ.

Они были давно знакомы — Неждан очень понравился Ивану c первой их встрече в Кракове, и он тут же написал об этом в письме сестре, когда она испытывала некоторые колебания: выходить ли ей замуж за Неждана и, возможно, это письмо подтолкнуло ее к решению.

У Неждана с Иваном было много общего: высокий уровень знаний, хорошее образование, восхищение друг другом: Ивана поражало свободное владение Нежданном двенадцати языками, причем на каждом из них Неждан мог разговаривать так свободно, будто это его родной язык; Неждана изумляли глубокие познания Ивана как в естественных науках: физике, астрономии, алхимии, медицине, так и в гуманитарных: Иван читал подлинники произведений древних римских и греческих авторов, прекрасно знал живопись, а его друзьями были такие великие мастера как Леонардо да Винчи и Альбрехт Дюрер.

Неждан с Иваном провели трое суток в увлекательных беседах, обильно орошенных добрым французским вином, после чего Иван сдался. Будучи человеком действия, Иван, приняв решение, проявил огромную активность и уже через неделю, свободный от пациентов, связей, покровителей, друзей и недругов покинул Краков вместе с Нежданом.

Радости Марьи не было предела, когда она после многолетней разлуки обняла, наконец, своего горячо любимого брата.

Вскоре Иван приступил к исполнению своих обязанностей. Никто из окружения Елены Волошанки и даже она сама не знали, что новый, прибывший из–за рубежа лекарь, родной брат–близнец первой придворной дамы и подруги великой тверской княгини.

Иван поставил только одно условие: не посвящать его ни в какие дела, связанные с тайной верой.

В свою очередь Марья, объяснив брату, что жизнь наследника престола находится в постоянной опасности, попросила Ивана проявить весь талант, все знания и сообразительность для того, чтобы обезопасить Дмитрия Внука от любых возможных посягательств на его жизнь и здоровье.

Иван отнесся к своим обязанностям весьма ответственно. Первым делом он сосредоточил свое внимание на всем, что связано с едой и напитками молодого человека. Отныне «доктор Иоганн», как его здесь называли, лично присутствовал на кухне, когда повара готовили еду и все, что подавалось для наследника престола, должен был отведать в присутствии доктора главный повар. При этом новый иноземный лекарь производил странные и порой пугающие манипуляции вроде того, что сжимал во время дегустации блюд запястье повара, оценивая, ускоряется или замедляется биение крови в его жилах, а потом еще чудно заглядывал в глаз через какое–то стекло.

Новому лекарю удалось также настолько войти в доверие к своему юному пациенту, что тот безукоризненно выполнял все его советы и рекомендации: вставал рано утром, обливался ледяной водой из ушата, не пил хмельного, и не засиживался по ночам, а кроме того, ежедневно трусцой бегал вместе с лекарем две версты туда и обратно вдоль Москвы реки по тропинке, тщательно охраняемой заранее выставленной и невидимой за кустами и зарослями стражей.

Помогало это или не помогало, никто не знал, но вот уже три года, с тех пор как новый лекарь приступил к своим обязанностям, здоровье наследника было превосходным, при этом все меры предосторожности по–прежнему строго и неукоснительно исполнялись.

Если бы не постоянное чувство тревоги и опасности, к которому, впрочем, Марья за долгие годы служения братству привыкла настолько, насколько к таким чувствам вообще можно привыкнуть, она, пожалуй, могла бы чувствовать себя счастливой. Марья занимала достаточно высокое место при московском дворе, была обеспечена всем необходимым, рядом находились любящий муж, любимый сын — пятилетний Никита, а теперь еще и любимый брат…. Вот еще бы престарелого батюшку сюда — как стало бы замечательно….

Но 72-летний Никифор Любич по–прежнему жил в Горвале и вовсе не собирался ехать в далекую Москву, но не потому, что все еще занимал должность Королевского бобровника, а потому что именно здесь была прорублена в лесу просека, в конце которой всходило солнце и находилось маленькое сельское кладбище, на котором нашла свой вечный покой любимая жена Никифора и мать близнецов Ивана да Марьи — волошская княжна Маричка…

Одиночество Никифора скрашивали верные боброловы, да старый друг, сверстник по годам, еще более одинокой, чем Никифор, потому что у него и вовсе никогда не было ни жены, ни детей — Трофим с Черного Озера…

Даже по линии тайного братства у стариков теперь было очень мало работы, потому что интересы апостолов новой веры полностью переместились в Московское княжество, туда постепенно перебрались братья высших степеней — ну еще бы! — вот–вот произойдет, наконец, событие, о котором можно было только мечтать — на престоле воцарится наш великий князь!

Марья вздохнула, вспомнив о батюшке, и углубленная в свои мысли, продолжала работу.

В палатах Елены Волошанки стояла тишина — скоро полночь и все уже спали, только охрана бодрствовала, да вот еще Марья как обычно копошилась, готовя на завтрашний день свежую ночную сорочку для наследника престола.

В те времена даже представители высшей знати мылись редко, а чтобы от тела не исходило неприятного запаха, ежедневно меняли белье и одежду — на то и прачки, чтобы стирать! Вот и Дмитрий Внук каждый день ложился спать в новой, свежей сорочке, сорочки стирала годами проверенная прачка, а чтобы в эту сорочку случайно не попала какая–нибудь заноза, вроде той от которой скоропостижно скончался батюшка наследника — великий князь Иван Иванович, Марья ежедневно разворачивала, осматривала и собственноручно относила в спальню Дмитрия свежую сорочку на следующий день.