Рапунцель продолжила нападать:
— А как же Амелия?
— Я не убивала ее, — мгновенно отозвалась Ведьма. — Это был несчастный случай.
— Тогда кого ты еще убила?
— Пожалей себя, Рапунцель! Этот допрос ни к чему хорошему не приведет.
— Кого?
— Больше никого.
— Но я думала, что ты старая. Сколько тебе на самом деле?
— Сто семьдесят один год.
— Разве ты не питалась детьми, чтобы дожить до такого солидного возраста? Хочешь сказать, они не умерли?
— Я никогда, — отчеканила Ведьма столь сильным голосом, что он снова обрел почти юношеское очарование, — никого не ела. Это омерзительно.
— Но я считала, что ведьмы…
— Грубые ведьмы. Мерзкие ведьмы. — Ведьма горделиво приосанилась. — Мне хватало воображения. Я нашла способы, до которых не додумались другие. У меня имелись постоянные источники невинности, за исключением тех лет, когда была жива жена Филипа. А она прожила долгую жизнь. — Ведьмино лицо скисло. — Я скрывалась в пещерах Фиолетовых гор, постепенно старея.
— А что потом?
— Когда мне исполнилось шестьдесят семь, эта жалкая женщина наконец умерла. Появилась возможность выяснить свою силу. У меня было много времени, чтобы вынашивать далеко идущие планы. Я отправилась в Алое королевство, которое хотела захватить Розовая империя. Во всем королевстве царил хаос — армии уничтожали друг друга, дети оставались сиротами, многие страдали от ран и болезней. Я открыла приют для смертельно больных и заботилась о них до самого конца.
Рапунцель пришла в ужас.
— Ты использовала умирающих детей для получения силы?
— Да. Ты бы предпочла, чтобы я их съела?
— Нет, но…
— Что? Из-за войны эти дети осиротели и были обречены на голод, жажду и страдания. Я даровала им покой. Они покидали этот мир по-человечески, в безопасности. От моей помощи никому не стало хуже.
— Это там ты подобрала Амелию? Спасла ее от солдат?
Ведьма почесала голову.
— Перводрево расщедрилось на подробности. Да, Амелия обитала в приюте с другими детьми. В отличие от них ей удалось полностью излечиться, хотя она и не должна была, поскольку находилась на волосок от смерти. Но я ухаживала за ней как могла. После ее выздоровления я поинтересовалась, не хочет ли она перебраться ко мне в башню, жить там высоко и далеко от любого ужаса и иметь все, о чем только можно мечтать. Она согласилась. Я сотворила для нее башню, и мы стали там жить.
— Что же произошло потом?
— Ты уже знаешь.
— Расскажи, что помнишь.
Ведьма прикрыла глаза с таким страдальческим видом, словно у нее дико болела голова. А затем поведала о двух годах жизни с Амелией в другой башне посреди Фиолетовых гор, как ухаживала за ней и пыталась сохранить то, что осталось от ее невинности.
— Именно в это время я училась быть могущественной, используя ребенка, который всецело мне принадлежал. Амелия была благодарна за спасение, и ей нравилось, когда ее баловали. Но своих умерших родителей она всегда любила больше и так никогда и не стала полностью моей. Однако же с ней, моей неизменной спутницей, я обретала силу. Пусть даже Амелия была не вполне невинной, по мере того, как она привязывалась ко мне, мощь переполняла меня как никогда. Я понимала, насколько была бы сильнее, если бы смогла убедить Амелию забыть причиненное ей зло. Тогда она не только стала бы невинной, но и, никого больше не помня, окончательно бы со мной сблизилась и перестала чувствовать себя пленницей. В тот момент я осознала, что нашла идеальный способ не только поддержать свою мощь, но и открыть ее глубочайший потенциал.
— Тебе нравилась Амелия? — угрюмо спросила Рапунцель. — Как человек?
— Да.
— Почему?
— У нее был характер. Она обладала смышленостью уличного подростка, но сохранила доброту даже после всего, что перенесла.
— Но ты хотела лишить ее разума, чтобы стать более могущественной.
— Я думала, Амелия захочет забыть, — возразила Ведьма. — Все эти жуткие воспоминания о чудовищных событиях в жизни, о невообразимой жестокости. Казалось, что это выход, который позволит нам обеим благоденствовать. Но я ошибалась.
— Она предпочла умереть, лишь бы не отдавать тебе воспоминания.
— Она не собиралась умирать.
— Тебе было ее жаль? Ты по-прежнему о ней думаешь?
— Да. — Ведьма откинулась в кресле-качалке, прикрыла глаза и зевнула, вновь обнажив гнилые зубы, часть из которых ныне отсутствовала. — Я устала, — призналась она.
— Постарайся не уснуть, — пробормотала Рапунцель, тоже утомленная. Но сейчас не время для сна. Они улягутся лишь после того, как Ведьма сотрет ее воспоминания.
Рапунцель уселась перед Ведьмой и громко заговорила.
— Сколько всего было детей?
— О чем ты?
— Сперва Джастис, затем Амелия. Ну, а после Амелии сколько еще детей ты держала в башнях?
— Только тебя одну.
— Лжешь.
— Не лгу. После Амелии в башне была только ты.
— И как же ты жила все эти годы между ней и мной?
— Переезжала с места на место, открывала приюты для детей войны. До недавних пор во Времии войн хватало с избытком. Но невинность, полученная от тех детей, была нечистой. Они пережили слишком много насилия, чересчур много горя и боли легло на их плечи, и поэтому они не могли принести мне достаточную пользу в освоении магии.
— Так что ты сделала? Как получила меня?
— Разве ты не знаешь эту историю?
— Хочу услышать твою версию.
Раскачиваясь в кресле, Ведьма завела рассказ.
— Твоя мать была беременна тобой. Уже на позднем сроке, и чувствовала себя неважно, едва могла сесть. Твои родители только что перебрались из Зеленого содружества в Желтую страну. Выдалась долгая поездка, на которую ни в коем случае не следовало отважиться женщине в конце беременности. Она добралась ослабленной и в лихорадке и после дороги не поднималась с кровати, что значительно облегчило мой замысел. Твой отец чувствовал себя виноватым в том, что жене так плохо. Я знала, что он готов был исполнить любое ее желание, и ждала до тех пор, пока не услышала, как она сказала, что хочет салат-рапунцель. Я быстро пересадила это растение на холмик в задней части моего сада, где его поверх забора и разглядел твой отец.
— А потом он его украл.
Ведьма кивнула.
— Поймав его на горячем, я предложила твоему отцу выбор. Либо он умрет, либо отдаст мне тебя.
Рапунцель знала, что выбрал отец.
— И он ничего не сказал моей матери?
— Нет. — Ведьма открыла глаза. — Ремулад оказался трусом. Я поняла это при нашей первой встрече. Идеальный арендатор для моего дома-приманки.
— Дом-приманка?
— После Амелии я выстроила дома в разных местах и сдавала их только парам, ожидающих детей. Для привлечения внимания установила низкую арендную плату. Я заманивала их с тайной мыслью, что они у меня что-нибудь украдут, а я предложу сделку.
— И заполучишь младенца?
— Именно так. Не похищение — я уже допустила подобную ошибку. Должна быть надежная сделка. Потребовалось огромное терпение, но в конце концов результат того стоил. Я получила тебя.
— А что произойдет после моей смерти?
— Я достану другого младенца.
— А сейчас у тебя есть дома-приманки на тот случай, если я умру или сбегу?
— Разумеется.
— В них кто-нибудь живет?
— Да.
— Беременные женщины? — резко спросила Рапунцель. — Матери с еще не рожденными детьми? Разве моя мама не кричала, когда ты меня у нее забирала?
— Кричала.
— И тебе не было жаль?
— Нет.
— Почему? Как ты могла так поступить? Она выглядела такой счастливой на портрете, где я сидела внутри нее — я была желанным ребенком, Ведьма. Почему ты не позволила мне с ней остаться?
— Я в тебе нуждалась. Натали оказалась такой глупой — со мной тебе было гораздо лучше.
— Но мама разрешала бы мне бегать по улице, научила бы плавать и читать настоящие книги, держать дома лягушонка, знакомиться с новыми людьми и много чего еще, что ты никогда бы не позволила.