Небо снова двигалось — приближалось и приобретало вид каменного. Рапунцель упала на колени, испугавшись, что ее раздавит, но плита остановилась высоко над ее головой.

Потолок. Домик-развалюха и окружавшие его серые горы исчезли. Рапунцель очутилась в коридоре, которого никогда не видела прежде, и в растерянности коснулась рукой каменной стены.

— Предатель!

Незнакомое слово, произнесенное знакомым до боли голосом.

— Ведьма, — прошептала Рапунцель с сильно бьющимся сердцем. — Ведьма, где ты?

— Предатель, предатель...

Голос казался охрипшим от слез. Рапунцель бросилась вперед, желая помочь Ведьме. Коридор был длинным со множеством дверей, между которыми в настенных канделябрах горели свечи. Мраморный пол отражал танцующие язычки пламени.

— Он говорил, что любит меня…

Ведьма плакала где-то впереди. Рапунцель подбежала к первой двери слева и распахнула ее.

В большой темной комнате, освещенной только полупогасшим камином, лежа на покрытом ковром полу, рыдала Ведьма. Спина ее вздрагивала.

— Он был моим... — ковер заглушал всхлипы.

Ее окружали розы, сотни роз. Букеты в корзинках, перевязанные лентами. Часть цветов вывалилась на ковер, поэтому казалось, что Ведьма рыдает в освещенном костром саду.

— Сядь, девочка. Успокойся.

Рапунцель увидела, что в комнате есть еще одна женщина. Выглядела и говорила она словно более старая Ведьма, вот только лицо ее было строгим, как и голос. Она очень прямо сидела на высоком стуле рядом с камином и глядела сурово.

Ведьма, словно марионетка на нитях, села, повернулась к женщине и подняла заплаканное лицо. Рапунцель поразило, какая она красивая, — такой красивой и молодой она Ведьму никогда не видела. Во взгляде ее была мягкость, которой Рапунцель тоже никогда не замечала: может, так казалось из-за слез, а может, и нет.

— Мама, — голос Ведьмы сорвался. — Помоги мне.

— Я не могу помочь, когда ты ведешь себя как уличная девчонка. Немедленно возьми себя в руки.

Ведьма не двинулась с места, лишь прошептала:

— Мое сердце разбито.

— Ерунда, сказки. Поднимись с ковра, Энвеария, сейчас же.

Поднималась Ведьма чуть-чуть неуклюже, словно очень устала. Но встала красиво, с такой же прямой спиной, как у матери. На ней было длинное платье из тяжелого атласа, богатые украшения свисали с ушей и блестели на шее. Даже темные волны волос придерживал драгоценный обруч. Рапунцель никогда не видела ее такой — обычно Ведьма одевалась просто.

— Он не может покинуть меня, — в отчаянии проговорила Ведьма. Она обвела глазами корзины цветов у своих ног. — Не может.

— Может. И покинул.

— Нет, это ошибка. Он вернется. Поймет, что поступил глупо.

— Глупо, но необратимо. Пришло приглашение на свадьбу. — Мать вздернула подбородок.

Ведьма застонала и зажала рот рукой, будто ее тошнило.

— Принц Филип сделал выбор и прислал свои извинения. Поэтому мы должны начать сначала, — безжалостно продолжила мать.

— Ты говоришь так, словно сойдет любой принц! — воскликнула Ведьма. — Будто ты выдашь меня за любого с короной, и неважно, кому отдано мое сердце.

— Энвеария, ты выйдешь замуж за будущего правителя. Думаешь, я зря потратила на тебя двадцать лет? Я готовила тебя в королевы.

Ведьма упала на колени и начала всхлипывать:

— Мне нужен он. Только он...

— Отвратительная истерика. Сейчас же прекрати! Мне нужно подумать. Спланировать. Я не могу это делать, когда ты воешь, как зверь.

Ведьма словно не слышала:

— Только он, — повторила она, утирая мокрое лицо. — И ничего больше. Все остальное меня не волнует — ничего не волнует, слышишь?

Ведьма сорвала блестящие камни с шеи и бросила их в огонь. Потом стянула сережки и сдернула с головы сияющую диадему, не обращая внимания на то, что выдирает себе волосы.

— Дурочка! — завопила ее мать и кинулась к ней, пытаясь вырвать драгоценности, зажатые в кулаке дочери. — Что ты делаешь?

— Мне не нужны его подарки! Не хочу напоминаний! Хочу все забыть! — Ведьма снова рухнула на ковер, сотрясаясь в рыданиях.

— Великие Белые Небеса! Ты что, думаешь, ты первая так страдаешь? Считай, тебе повезло — ты еще молода и красива, у тебя есть еще возможности. Мы покинем Синее царство и поселимся в Сером, где у моей сестры есть имение и где принц Сайрус Веспер еще не ухаживал ни за кем открыто, во всяком случае, пока. Судьбой отмечен не он, а его брат, так что он наверняка унаследует трон. Серому, я думаю, предстоит скорая война с Империей, но придется рискнуть. Война предоставит тебе прекрасную возможность продемонстрировать верность в трудностях и полезность во времена испытаний, и таким образом ты заслужишь признательность и любовь Весперов. Выезжаем через две недели.

Ведьма все так же лежала ничком и плакала.

— Но сначала, — заявила ее мать, — ты образумишься. Мы будем присутствовать на венчании принца Филипа с...

— Не произноси ее имя! — крикнула Ведьма в ковер.

— Она станет принцессой Фелисити, и ты будешь называть ее «ваше высочество». Смирись. Я не позволю тебе опозорить меня на свадьбе, на которой, весьма вероятно, будет присутствовать принц Сайрус Веспер. Там тебе представится первая возможность произвести на него впечатление, и, поверь мне, ты будешь не единственной и не самой хитрой. Но слушайся меня, и все получится.

— Я не пойду.

— Как это?

— Будь проклят Филип и его жена — и его дети, и дети их детей! Пусть они унижаются и страдают от безответной любви, пусть не знают мира их потомки!

— Энвеария!

Ведьма села. Взгляд ее изменился. Мягкость в нем исчезла. Глаза ее горели, словно внутри нее пылал ужасный огонь. Протянув руки, она загребла в каждую горсть розы, устилавшие ковер, и сжимала их, пока шипы не прокололи кожу и между пальцами не показались струйки крови. Подняв цветы, она потрясла ими:

— Думает, послал букеты и попросил прощения, и я все молча проглочу? Думает, обойдется без последствий?

— Последствий? Энвеария, даже тебе должно хватить ума понять, что невозможно отомстить наследному принцу Синего царства. У тебя нет власти.

— Пока нет.

Пальцы, сжимавшие колючие стебли, побелели.

— Что значит «пока»? — Ее мать зло хохотнула. — Думаешь, выйдешь замуж за принца Сайруса и сможешь двинуть его армию против принца Филипа? Готова начать войну из-за своего разбитого сердца?

 — Плевать на Сайруса. Хватит с меня принцев. Есть другой способ получить власть.

От последних слов, произнесенных спокойным тоном, мать Ведьмы страшно побледнела:

— Что ты имеешь в виду, девочка?

Она явно испугалась — это было и слышно, и видно.

— Мама, я не настолько глупа, как ты думаешь.

— Нет, гораздо глупее. Чтобы я об этом не слышала.

Но Ведьма уже не слушала. Она думала, глядя куда-то вдаль. Это ее выражение Рапунцель хорошо знала.

— Он еще пожалеет.

От улыбки Ведьмы у Рапунцель волоски на руках встали дыбом.

— Прекрати. — Голос матери был острее кинжала. — Энвеария, я запрещаю.

В ответ та лишь рассмеялась — легко, беззаботно, — снова поднялась на ноги и кинула розы на ковер. От неуклюжести на этот раз не осталось и следа, она двигалась с такими знакомыми грацией и точностью. Сухие глаза блестели.

Ведьма широко улыбнулась матери - обворожительной улыбкой. Перемена в ней ужасала.

— Прощай, мама.

— Энвеария, нет! Не делай этого.

Но та покинула комнату и даже не оглянулась. Рапунцель вышла за ней обратно в коридор, но вместо него оказалась на темной винтовой лестнице. Ведьма уже скрылась из виду — было слышно, как она быстро шагает наверх.

По-прежнему неся волосы на руках, Рапунцель начала подниматься, перескакивая через ступеньки, но не смогла нагнать Ведьму. Бежать под грузом волос было тяжело, да и лестница становилась все круче.

На самом верху обнаружилась полуоткрытая узкая дверь. Из-за нее слышался плач — писклявый и тихий, какого Рапунцель раньше никогда не слышала. Дверь была открыта как раз настолько, чтобы проскользнуть внутрь, что Рапунцель и сделала, и охнула, увидев, где находится.