Луиш-Бернарду посмотрел на нее: она была неотразимо красива. Мог ли кто-нибудь поменять ее на другую?

— Что, неплохая идея?

— Нет, я не думал о Доротее как о той, кто будет вместо тебя. Ни вместо, ни вместе. Я думал, что хочу, чтобы ты была только для меня, а я для тебя. Думал, суждено ли этому когда-нибудь случиться…

Она легла на песок рядом с кокосовыми пальмами и жестом позвала его к себе. Лошади, привязанные неподалеку, были безмолвными хранителями их скрытой от мира страсти. И они любили друг друга, лежа на песке, рядом с животными. Так же, как это делают они.

Та сцена еще оставалась живой в его воспоминаниях, когда на следующее утро в его кабинет вошел Дэвид. Луиш-Бернарду все еще ощущал, как тело Энн обвивает его, чувствовал вкус ее губ, слышал ее стоны. С ужасом он подумал, что на нем еще мог сохраниться запах ее духов, и поэтому на всякий случай решил держаться от друга на расстоянии. В следующую секунду его охватила еще более страшная мысль: а что, если остатки этого же запаха хранит на себе и Дэвид? Тот начал говорить, но Луиш-Бернарду уже ничего не слушал. Он был где-то далеко, глядя куда-то мимо собеседника, делая над собой усилие, чтобы стряхнуть с себя обуревавшие его беспорядочные мысли. Что там Дэвид такое говорит?

— … по сути, я задаюсь вопросом, зачем этот ваш принц сюда едет? Чтобы освободить вас?

— Как?

— Вы меня не слушаете, Луиш? Я спрашиваю: что он здесь будет делать?

— Ну, а почему бы ему не приехать? — Луиш-Бернарду снова был сосредоточен. — Принц Уэльский разве не может поехать в Индию или в другие британские колонии?

— Индия — не Сан-Томе…

— Каждый посещает свои владения. Он едет на Сан-Томе, однако, кроме этого, он также посетит Анголу, Мозамбик, Кабо-Верде.

— Ангола и Мозамбик — это понятно. Но зачем ему Сан-Томе, этот не имеющий никакого значения островок?

— Дэвид, вы становитесь снобом. В вашу Британскую империю входят сотни, а то и тысячи островов и островков. В нашу — нет. Поэтому-то мы и придаем таким маленьким островам столь большое значение. Даже назначаем на них губернаторов!

Дэвид засмеялся, но не сдался:

— Ну ладно, Луиш, вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать: у этого визита в большей степени скрытые мотивы и, наверняка, министр уже проинструктировал вас относительно политических причин этой поездки.

Луиш-Бернарду замолчал. Он углядел едва заметную перемену в поведении друга. При этом, ему казалось (или он сам хотел, чтобы казалось), что с Энн это никак не связано. Было что-то другое, что подразумевалось и что — дружба тут ни при чем — возвращало каждого к своей собственной роли: Дэвид теперь был официальным представителем иностранной державы, оспаривавшей политику правительства, которое представлял он, Луиш-Бернарду.

— Так вы молчите?

— А что вы хотите, чтобы я вам сказал? Вполне очевидно, и это началось не сегодня, что министр состоит со мной в переписке, как с любым губернатором, и направляет мне свои политические директивы, на которые я отвечаю так, как считаю нужным.

— Да, я понимаю. Не беспокойтесь, я не буду вас просить выдать мне государственную тайну. Но я хотел бы знать, чего вы ждете от меня в этой вашей постановке?

— Что значит «постановке»?

— Ну, дорогой мой, мы ведь с вами друзья. Не нужно притворяться, что мы не видим то, что лежит на поверхности. — Дэвид сделал паузу, посмотрел Луишу-Бернарду прямо в глаза и продолжил в том же расслабленном тоне:

— Иногда друзья предпочитают притвориться, что не видят того, что не должно быть видно, чего бы им это ни стоило. Во имя дружбы и во имя других более трудно объяснимых вещей. Тем временем те, кто наблюдает за этим со стороны, понимают, что мы всего лишь притворяемся, что не видим.

И вот теперь да, Луиш-Бернарду просто застыл на месте. Сердце его выпрыгивало из груди. «Надо кончать с этим, надо спросить его напрямую, что он хочет этим сказать. Заставить его сказать. И быть готовым к последствиям», — думал он. Однако вслух он произнес всего лишь:

— Не знаю, о какой постановке вы говорите…

— Слушайте, ну вот это сумасшествие с подготовкой к визиту принца, которым охвачен весь остров, и инициатором которого, как все говорят, были вы, — оно-то для чего? Не иначе, как все это предназначено для того, чтобы выкупать Его Высочество во всенародной славе и верноподданнической преданности, с вытекающими отсюда политическими последствиями, так сказать, для внутреннего и внешнего употребления. Или я ошибаюсь?

«Кажется, ложная тревога. Или же Дэвид решил пока отложить появившуюся возможность в сторону?» — Луиш-Бернарду глубоко вздохнул:

— А, собственно, что в этом плохого? Разве другие правительства не так поступают? Для чего же тогда служат государственные визиты, здесь, да и во всем мире?

— Согласен. Но я спрашиваю, я хотел бы знать, какова моя роль в этой постановке, в этой грандиозной демонстрации суверенитета, сценой для которой становится Сан-Томе?

— Да не знаю я, какова ваша роль! Это ваше личное дело. Я лишь ограничусь, в соответствии с инструкциями министра, тем, что обеспечу вам все протокольные привилегии в соответствии с вашей должностью. То есть, речь идет о том, что за столом на банкете в губернаторском дворце вечером в день приезда делегации вам будет зарезервировано место рядом с принцем. Вы удовлетворены?

— Нет, Луиш, вы опять не о том. Я не хочу знать, где я буду сидеть за столом. Меня это не волнует. Зная меня, вы должны это понимать. Меня волнует, ждут ли от меня, что я, сидя за столом, буду громко хлопать в ладоши, а потом отправлю в Лондон телеграмму, где будет сказано, что визит принца был с восторгом воспринят всем местным населением.

— Дэвид, скажите мне конкретно, чего вы хотите?

— Ничего. — Дэвид встал и направился к двери. — Я предоставляю вам и вашей интуиции возможность об этом догадаться…

— Дэвид! — Луиш-Бернарду тоже встал. — Я спрашиваю вас искренне и как друг: скажите, чего вы хотите!

— Как друг — ничего. Я не прошу вас об одолжении, в этой ситуации это было бы смешно. Я обращаюсь к губернатору: вы губернатор, вы знаете, какова моя миссия здесь, вы знаете, по каким причинам я здесь нахожусь и какие политические соображения разделяют наши страны в том, что касается Сан-Томе. Сюда приезжают Наследный принц и министр, отвечающий за вашу политику. И теперь как губернатор подумайте, какая роль и какие действия, если они предполагаются, отводятся мне в этих обстоятельствах. И более ничего.

Он вышел, тихо закрыв за собой дверь. Луиш-Бернарду отметил, что он даже не простился. Определенно, что-то в поведении Дэвида изменилось. Луиш-Бернарду с сожалением подумал, даже почувствовал, что он прав. И это не касается только Энн. Было что-то еще, и в этом «еще» Дэвид продолжал оставаться правым.

Судно «Африка» вышло из лиссабонского порта первого июля. Как и предполагалось, на борту его находилась делегация Наследного принца и министра Заморских территорий, отбывавшая с визитом в африканские колонии. Прибытие на Сан-Томе ожидалось чуть менее, чем через две недели. Запустив процесс подготовки к праздничной встрече в столице острова, Луиш-Бернарду съездил с инспекцией в три хозяйства, которые собиралась посетить королевская делегация. Он также позаботился об организации в день приезда банкета на двести персон в губернаторском дворце. Предстояло тщательно продумать, как будут расставлены столы, дабы никого не обидеть. Другой задачей было договориться с Себаштьяном обо всех деталях размещения и ночевки принца в губернаторском дворце. Поскольку в их распоряжении были три спальни, было решено, что Дон Луиш-Филипе остановится в главной из них, той, которую в свое время занимал Жуан. Офицеру по особым поручениям, первому лейтенанту флота маркизу де-Лаврадиу будет предложено разместиться в спальне Луиша-Бернарду, а флигель-адъютант принца поселится в третьей комнате. Сам губернатор на все это время переедет на первый этаж, где в его кабинете ему поставят обычную кровать. Таким образом, он будет всегда неподалеку, на случай, если произойдет что-нибудь непредвиденное.