Когда почти все гости ушли, Луиш-Бернарду пошел проводить Энн и Дэвида до выхода.

— Ужин оказался не очень удачным, не правда ли? — прокомментировал Дэвид.

Луиш-Бернарду вдруг ощутил какую-то особую нежность к этому проницательному и близкому ему человеку, другу. Находясь между ними, он слегка обнял их за плечи и ответил:

— Да, Дэвид. Этим вечером я чувствую себя так, будто меня прилюдно выпороли.

Затем, говоря уже наполовину сам с собой, Луиш-Бернарду тихо пробормотал:

— Однако уже прошел год. Целый год!

Двое рабочих с плантаций Риу д’Оуру бежали, но были через три дня пойманы полицией неподалеку от поселка Триндаде, изможденные от голода и усталости. Луиш-Бернарду сразу же выдал начальнику полиции инструкции, чтобы впредь при подобных происшествиях его тотчас поставили в известность, а бежавшие передавались суду для определения их вины и ни в коем случае, как это было раньше, не отправлялись бы назад на вырубки, где они работали до побега. Поэтому, несмотря на протесты и угрозы, которыми разразился полковник Мариу Малтеж, управляющий Риу д’Оуру, полиция отказалась передать ему беглецов, а территориальный судья назначил через два дня слушания по делу.

Утром установленного дня Луиш-Бернарду направился к зданию суда. Он не собирался мешать судье своим присутствием, однако понимал, что его обязанностью было лично убедиться в том, как в данном случае будет применен закон. А закон гласил, что наниматель мог либо уволить работника, с потерей им невыплаченной зарплаты или, в качестве альтернативы, продлить его контракт из расчета от трех до десяти дней — в соответствии с решением судьи — за каждый день побега. У губернатора были все основания настоять на том, чтобы беглецы сначала предстали перед судом, потому что обычно их возвращали на вырубки, где, как правило, пороли или применяли к ним другую форму физического наказания. После этого управляющий продлевал им срок контракта на сколько ему вздумается, а главный попечитель этот инцидент даже не регистрировал: просто работник ставил крестик под продленным контрактом, и все.

Несмотря на то, что Луиш-Бернарду сразу направился в зал, где проходило слушание, и сел в последних рядах, предназначенных для посетителей, его приход не остался незамеченным. Несколько посетителей начали тихо переговариваться между собой, а писарь, сидевший за столом в ожидании судьи, внезапно исчез за дверью, ведущей во внутреннее, соседнее с залом суда помещение. Полковник Малтеж, который находился в передней части зала, развернулся на стуле и с вызовом взглянул на губернатора. Луиш-Бернарду поприветствовал его кивком головы, на что тот никак не отреагировал. Он снова повернулся и заговорил со своим соседом, судя по всему, кем-то с плантаций Риу д’Оуру. Через несколько секунд дверь в глубине зала открылась и появились обвиняемые, прикованные друг к другу цепями за ноги. Двое охранников вытолкали их вперед и поставили перед первым рядом, в двух метрах от скамьи, предназначавшейся для судьи. Луиш-Бернарду заметил, что для обвиняемых стульев не было. На вид этим несчастным, разутым, в грязных лохмотьях, было лет по двадцать, может, чуть больше. На спине одного из них были видны три больших красных рубца, начинавших покрываться коркой. Второй, похоже, хромал. Ему было тяжело стоять, и он слегка опирался на плечо своего товарища. Бросив на них короткий взгляд, Луиш-Бернарду поразился их абсолютной покорности и грустному безучастию к происходящему.

Из-за боковой двери вновь появился писарь. Он бросил беглый взгляд на губернатора, будто желал удостовериться, что тот все еще на месте, и проследовал к своему столу. Спустя еще несколько мгновений, в зале появился королевский обвинитель, с тем же неприятным, изъеденным оспинами лицом, памятным Луишу-Бернарду со дня их первой встречи. За прокурором в зал вошел судья, доктор Анселму де Соуза Тейшейра. Все присутствующие, включая Луиша-Бернарду, тут же встали и сели только после того, как доктор Анселму занял свое место. Ни судья, ни прокурор не подали вида, что обратили внимание на присутствие в зале губернатора. Судья закрепил на носу очки и скомандовал писарю:

— Начинайте!

— Слушается уголовное дело за номером 1427, согласно которому Территориальная прокуратура обвиняет сельскохозяйственного работника по имени Жуанину, фамилия неизвестна, выходца из ангольской провинции Бенгела, а также работника Жезуша Сатурнину, выходца из той же провинции, проживающих и находящихся на службе, в самовольном оставлении своих рабочих мест и исчезновении с территории вырубок Риу д’Оуру, в нарушение контракта, заключенного ими с упомянутым предприятием, и без наличия на то оправдательной причины. Данное преступление предусмотрено и наказуемо статьей 32, пункт «б», общим регламентом сельскохозяйственных работ настоящей колонии, одобренного государственным Законом от 29 января 1903 года. На заседании присутствуют: уважаемый представитель Территориальной прокуратуры, сеньор истец в лице полковника Мариу Малтежа, а также обвиняемые, не потребовавшие себе адвоката. На заседании также присутствуют свидетели, представленные стороной обвинения — сеньор Алипиу Вердашка, капрал Жасинту даж-Дореш и солдаты Томе Эуфразиу и Агоштинью душ-Сантуш, представляющие службу городской полиции.

По завершении этого довольно занудного вступления, исполненного писарем, доктор Анселму Тейшейра, слушавший его с явно отсутствующим видом, приступил к диктовке текста протокола:

— Объявляю заседание открытым ввиду отсутствия каких-либо существенных обстоятельств, могущих этому воспрепятствовать. В силу того, что обвиняемые не потребовали себе адвоката, а также по причине отсутствия в зале бакалавра или дипломированного адвоката, назначаю общественным защитником обвиняемых присутствующего здесь главного попечителя Сан-Томе и Принсипи сеньора Жерману-Андре Валенте.

Только в этот момент Луиш-Бернарду понял, что на заседании присутствует Жерману Валенте, незаметно сидевший все это время во втором ряду, напротив того места, где находился полковник Малтеж. Когда попечитель поднялся для того, чтобы направиться к адвокатскому столу, Луиш-Бернарду, движимый каким-то неконтролируемым инстинктом, который, задумайся он хоть на секунду, показался бы ему стратегической ошибкой, поднялся со своего места и обратился к судье:

— Ваше Превосходительство, прошу прощения, что перебиваю.

Доктор Анселму Тейшейра посмотрел на него поверх очков и, не выражая никаких эмоций, даже тональностью своего голоса, ответил:

— Сеньор губернатор, вы оказываете большую честь суду вашим присутствием. Однако это не дает вам больших прав, чем всем остальным в этом зале, где никому не позволено под каким бы то ни было предлогом прерывать ход заседания.

— Ваша честь, мне это известно. Но у меня вопрос по ведению процесса.

— По ведению? — Судья поднял вверх брови, продемонстрировав проснувшееся в нем любопытство.

— Да. Ваше Превосходительство может удостовериться, прочитав хотя бы сообщение о моем назначении на пост губернатора Сан-Томе, опубликованное в официальном бюллетене колонии, что я являюсь дипломированным юристом. В связи с этим я предлагаю себя в качестве общественного защитника обвиняемых. Ваше Превосходительство обязаны утвердить меня в этом качестве, поскольку, как вы успели заметить, из присутствующих в зале никто не имеет подобной квалификации.

В зале установилось тяжелое молчание. Были слышны даже разговоры с улицы, проехавшая телега и лающая где-то далеко собака. Полковник Малтеж медленно развернулся назад и посмотрел на Луиша-Бернарду как на сумасшедшего. Писарь от испуга раскрыл рот, а прокурор, делавший до сих пор все, чтобы не показать, что знает о присутствии губернатора на заседании, оторвал, наконец, голову от своих бумаг, которые, якобы читал, и недоверчиво посмотрел на него. Анселму Тейшейра снял очки и начал протирать их платком, вынутым из жилетного кармана.

— Ну что ж, насколько я вас понял, Ваше Превосходительство желает сию же минуту прервать исполнение функций губернатора Провинции и принять на себя обязанности адвоката?