— Добро есть, чего греха таить.
— А много ли разбойников?
— Банда из татар с московскими мужиками.
— Смесь гремучая.
Дед снова надолго задумался. Дарган уже решил, что разговор окончен и хотел уводить коней на водопой, когда старик переступил с ноги на ногу:
— Вернешься с озерка, проедешь на другой конец деревни. На пригорке остались развалины, с них вся дорога как на ладони, — неторопливо начал рассуждать он. — Когда француз подступил, мы его неделю не пропускали, пока он артиллерию не подтянул. Потому наших мужиков много поубивало.
— Спасибо, дедука, как управимся, я тебе гостинец подвезу, — пообещал Дарган. Он почувствовал прилив уверенности, будто успел попить воды из того Светлого озерка. Оглянулся на дожидавшуюся в стороне конца разговора спутницу и вскочил в седло.
На небе взошла луна, прохладная ночь затопила развалины когда–то просторного дома волнами синеватого света, окрасив предметы вокруг в черный цвет. Но бегущая мимо дорога смотрелась как на ладони, за нею следил старик, решивший придти на помощь путникам с допотопным кремневым ружьем. Дарган, перед этим загнавший лошадей к нему во двор, подточил шашку с кинжалом, положил с одного бока винтовку, с другого пистолет. Девушка воткнула шпагу в бревенчатую стену избы, приготовила заряды с пыжами и порохом. Отдыхать она отказалась наотрез.
— Во, забава, — не сводил любопытных глаз с клинка в стене старик. — Не сабелька, а шило, ей богу, не успеешь охнуть, как наскрозь проткнет. У ихнего короля отобрали, вся ручка в драгоценных каменьях?
— У таких же бандитов, что за нами гонятся, — отмахнулся казак. Пояснил. — У французских мусью такое оружье как у наших благородий пистолет, они на этих шпагах на дуэлях дерутся.
— Вон какая оказия… И с чего они пустились вдогонку, а не ограбили вас прямо в Москве, — вновь пристал с расспросами он. — Ужель властей испугались?
— Разбойникам кто–то помешал, а когда мы пропажу заметили, то дожидаться утра не стали, вот они поздно и спохватились, — негромко пояснял Дарган.
— Самих–то татей видели? — не успокаивался дед. — Может, показалося?
— Уже отстреливались.
— Тогда по следу пойдут, народ наш подхалимистый, подскажет, в какой стороне вас искать, — старик подсыпал пороху на полку ружья, разровнял кучку крючковатым пальцем. — Что у тебя женщина–то молчит?
— Это моя жена, она француженка.
— О как, отхватил мамзельку! По расейски, значит, она не того?
— Понимаю, дедука, — откликнулась девушка. — Мало пока.
— Надо учиться, не на прогулку вышла, а к мужу на жительство едешь.
— Я стараюсь.
— Вот–вот… — заворчал было старик и осекся, прищурился подслеповатыми глазами. — А ну глянь вдоль деревни, кажись, сверкнуло что.
Дарган и сам услышал далекий топот копыт, он приближался, заставляя подобраться и почувствовать привычное напряжение перед боем. Встрепенулась и спутница, подсунула поближе к позиции боезапас, положила рядом с собой второй пистолет. Он знал, что девушка стреляла только в крайних случаях, когда выхода никакого не просматривалось, и все–таки не удержался от довольной улыбки. Не потому, что за войну стал кровожадным, а по той причине, что Софьюшка изначально представляла надежный тыл. Старик поплевал на заскорузлые ладони, приладил ружье к плечу. Тем временем летевший как по воздуху передний всадник вздыбил коня, заставив остальных конников смешаться в кучу. Из нее вырвались двое, концами ножен принялись молотить по ставням на окнах, опустевшие дома лишь гулко постанывали.
— Нету никого, — донесся грубый голос одного из бандитов. — Мертвая деревня.
— А ты ишо не проверял ее, они тута прячутся, — рявкнул на него главарь. — Тимошка, а ну–ка лупани по избам, чтобы мужики порты потеряли, а бабы враз опросталися.
Грянул выстрел, подхваченный гулким эхом, и снова тишина надежно обложила деревню. Дарган приладил винтовку на остатки подоконника, нащупал глазом прицел, в лунном свете главаря будто кто выставил в витрину московского магазина, остальные разбойники тоже вырисовывались ясными силуэтами. Самое время было открывать по ним стрельбу, чтобы в суматохе успеть продырявить врагов побольше. Поведя концом дула сверху вниз, Дарган поймал на мушку лохматую голову мужика и нажал на курок. Увидел, как кувыркнулся с седла всадник, как заплясала вокруг него лошадь. И тут–же пушечный выстрел раздался возле его уха, огненный ветер опалил одну сторону лица — это привел в действие адскую кремневку старик. Он поставил ее на попа и, довольно крякнув, принялся заталкивать в дуло новый заряд крупной картечи, девушка тоже шустро набивала винтовку свинцовой начинкой, она привыкла к подобным сценам. Но осматриваться вокруг было некогда. Дарган вскинул пистолет на локоть согнутой руки, долго не мог поймать метавшиеся вдоль дороги тени, пока не остановился на груди рослого разбойника. Он успел дернуть за крючок вовремя, в следующее мгновение цель загородили сразу несколько тел. Лошади понесли всадников прямо на развалины, видимо, бандиты сообразили, откуда по ним стреляют. Казак схватился за шашку, но спутница подсунула ему винтовку, в руке у нее сверкнул пистолет. Три выстрела прозвучали почти одновременно, проделав в рядах нападавших приличную брешь. Оставшиеся в живых разбойники завернули морды коней едва не перед головешками от дубовых стен дома. С дикими воплями покружившись возле пепелища, они бросились к месту падения главаря, но тот не подавал признаков жизни. Не оглядываясь, бандиты помчались по улице, ведущей за околицу деревни.
Сизый дым от сгоревшего пороха хмельными завитками поднимался кверху, вонючий запах медленно растворялся в сыроватом воздухе. Скоро лишь не остывшие ружейные с пистолетными дула да глухая тишина вокруг могли напомнить о только что закончившемся бое.
— Жрать захотелось, — подал голос старик. — Поднесли бы щас быка, и его без остатка бы умял.
Дарган засунул пистолет за пояс, подобрал винтовку:
— Дрова есть? — поднимаясь с земли, спросил он.
— А как–же, березовые чурки, за лето успели высохнуть.
— Тогда иди растапливать печку, а припасами мы снабдим.
— Надо бы татей осмотреть, а вдруг кто живой, — старик потянулся ладонью к носу. — Оружие, там, подсобирать, ишо какое, что при них.
— Заодно и проверишь, у нас оружия в достатке своего.
Опять перед глазами замелькали полосатые верстовые столбы и почтовые станции. Казалось, конца долгому пути не будет, девушка на самом деле начала осознавать, что земля велика и бесконечна. Может быть она круглая, как учили их в Сорбонне, древнейшем высшем учебном заведении Европы с длинными деревянными скамьями в аудиториях, а может плоская, как уверял просивший подаяние у входа в Нотр Дам сошедший с ума учитель истории. Он утверждал, что если бы земля была круглая, то вода с нее сливалась бы в небо на другой стороне. Ведь на пушечном ядре или деревянном шарике она не задерживается. Но то, что полям, лесам, рекам и озерам счета нет, было видно безо всяких специальных приспособлений.
За похожим на деревню бревенчатым Воронежем началась казачья вольница. Дарган приосанился, надраил газыри по сторонам черкески, передвинул кинжал на середину тонкого кожаного пояса, сбил папаху на затылок. Чувствовалось, что места эти посреди желтых степей ему дороги. На большаках все чаще стали попадаться разъезды из казаков с пиками, с ружьями за плечами, при шашках. При встречах с ними Дарган щерился белозубым ртом, всем видом показывая, что перед ним братья по крови. Степные воины отвечали ему тем же, не обыскивая, не цепляясь по пустякам, а лишь интересуясь последними днями наполеоновской армии. Казаков на Дон, на Кубань и на Терек в те месяцы возвращалось немалое количество, но ехали они не как путники, зигзагами, а притоптанными и прикатанными колесами тарантаек прямыми почтовыми трактами.
На одном из привалов посреди степи, возле огромного на всех захваченных ночью костра, девушка выскользнула из объятий Даргана, повернула к нему лицо.