Когда с обедом было покончено и Дарган потянулся было к подружке, она ласково отстранила его рукой, пытливо заглянула в глаза:

— Месье Д, Арган, я хочу говорить, — негромко произнесла она.

— Что ты замыслила, Софьюшка? — сбивая пыл, откинулся он на подушку. — Самую трудную часть пути мы одолели, осталось поднапрячься и через тульскую вотчину выйти на прямую дорогу на Кавказ. А там, за Областью Войска Донского, до наших гор рукой подать.

— Это много дней?

— Много, милая, но будет легче, на своей земле и камни помогают.

— Хорошо, но я хочу попросить.

— О чем, Софьюшка?

— Ты говорил, Россия два столица. Москва тоже?

— Москва столица главная, она древняя, а город Санкт — Петербург молодой. Русские его за столицу не признают, праздный он, и все.

— Если Москва столица, тут надо купить дом.

Опять негромко скрипнула дверь, покосившись в ту сторону, казак недовольно дернул щекой, кажется, все постоялые дворы были похожи друг на друга. Он закинул руки за голову:

— Зачем? В станице Стодеревской мы выберем усадебку, какая нам понравится. С такими деньгами мы кум королю, сват министру, — он повернул голову к спутнице. — А здесь нам что делать, на людскую суету смотреть?

— Здесь император, значит, лучше, чем станица, здесь учебный заведения для наших детей, — принялась терпеливо объяснять девушка. — Москва много денег, они должны, как это… оборот.

— Что тебе, денег не хватит? — Дарган не в силах был взять в толк доводы собеседницы. — Хоть сейчас возы товарами нагрузим, привезем в станицу и откроем свой магазин, как армяны или жидовины у нас, была бы потребность.

— Есть время и есть деньги, — снова взялась за объяснения девушка. — Дом стоит деньги, время работает на дом.

— Ты хочешь сказать, что он подорожает? — замеялся казак. — Софьюшка, пока дом станет дороже, он успеет рассыпаться, да и нас с тобой уже не будет.

— А дети?

— Им деньги вовсе ни к чему, усадьбу оставим, дело откроем. Думаю, баловство это, мальчик должен обучаться военным наукам, а девочка следить за порядком в избе.

Спутница долго молчала, она понимала, что ее возлюбленный далек от мыслей о богатстве, о роскошествах, его родили воином и воспитали в том же духе. Но существовала другая жизнь, более отлаженная и обеспеченная, о которой он понятия не имел и которую вряд ли воспринял бы. Растить же будущих детей продолжателями подневольных дорог отца она категорически отказывалась. Девушка оперлась на локоть и с внутренним упрямством воззрилась на Даргана:

— Я хочу купить дом Москва, — твердо сказала она.

— Зачем он тебе? — пофыркал губами казак. — И для кого, когда отсюда до нас тыща верст?

— На время, и на дети.

— Ты уже ведаешь, к кому обращаться и кто тут всем распоряжается? — уцепился за соломинку Дарган. — Да еще неизвестно, сколько за этот дом могут слупить.

— Я знаю, надо биржа.

— Ну… тебе видней.

Он подумал, что в Париже бабы умнее, нежели станичные девки, те только и делают, что семечки щелкают. А вдруг и правда она видит то, что для остальных покрыто мраком, ведь не зря постоянно твердит, что время — деньги. Снова послышался едва различимый скрип дверных петель, он был таким неприметным и повторялся так часто, что встать и выглянуть в коридор помешала послеобеденная расслабленность.

Вокруг приспособленного под биржу старинного особняка толпилась кучка народа, кто–то разорился и предлагал выкупить поместье, кто–то хотел пристроить деревеньку, а некоторые, которых было меньшинство, важно расхаживали взад и вперед. Их товар был посолиднее — дворцы в центре Москвы. Оставив Даргана с дорожной сумкой у входа в здание, девушка потолкалась среди биржевиков, она слабо знала русский язык, но надеялась на то, что культурные люди, изучавшие ее родной французский, в России пока не перевелись. Впрочем, на биржах всего мира царил язык один — биржевой, понятный без переводов. В конце концов ей повезло, она заметила стоявшего на отшибе солидного мужчину в дорогом костюме и в котелке, побегав пальцами по воротничку платья, сбила чуть набок соломенную шляпку и направилась к нему:

— Пардон, господин, ви здесь тоже торг? — подбирая слова, спросила она.

— Я биржевой маклер, мадемуазель, вы можете говорить по французски, — приподнимая котелок, тут–же отреагировал на обращение к нему хорошенькой женщины мужчина. — Итак, что вас интересует?

— О, мерси боку, месье, приятно сознавать, что несмотря на поражение Франции от коалиционных войск, французский язык все еще в моде, — присела в легком книксене девушка. — Меня интересует рынок жилья в центре Москвы, не могли бы вы прояснить ситуацию и по возможности назвать разброс цен?

— С удовольствием, я хоть и занимаюсь поместьями, но в курсе последних новостей, — собеседник чуть наклонился вперед. — Простенький одноэтажный домик с садиком, допустим, на Малой Ордынке, потянет на две тысячи рублей, двухэтажный в том же районе уже тысяч на пять, а трехэтажный с хорошим двором, с пристройками, с конюшней для лошадей, предположим, на Тверской, будет стоить все десять тысяч рубликов. Конечно, исключая варианты.

— Месье, что вы имеете ввиду? — девушку интересовало буквально все, к тому же, она не испытывала желания сорить деньгами.

— Иногда возникают ситуации, когда хозяин решает продать принадлежащую ему собственность побыстрее, например, по семейным причинам или в связи с переездом на другое место жительства. Но такие моменты бывают не часто, их надо ловить.

— Простите, а сейчас нет подобного варианта? — она как можно ласковее посмотрела на господина. — Мы в долгу бы не остались.

— Вы имеете ввиду кого–то из своих родственников? — улыбнулся тот.

— Мужа, он ждет меня у входа в биржу.

— Поздравляю, мадемуазель, я почему–то считал, что во Франции женщины предпочитают выходить замуж в возрасте двадцати с небольшим лет.

— Именно так и было бы, если бы не обстоятельства, но вы не ответили на мою просьбу.

— Продается трехэтажное здание классического стиля на Воздвиженской улице с видом на площадь перед кремлем. Очень дорого.

— О, это было бы чудесно. И какова же цена?

— Двенадцать тысяч, мадемуазель, за такие деньги можно купить целое поместье с несколькими деревнями.

— Цена достаточно высокая, в Париже недвижимость подешевела, — задумчиво покусала губы девушка.

— А в России она поднялась, и все по одной и той же причине — из–за войны с Наполеоном.

— Я с вами полностью согласна. Вы случайно не знаете хозяина этого дворца?

— Он должен подъехать ближе к обеду, это граф Заславский.

— Мне это имя ничего не говорит.

— Вам — да, а для России оно известное, — господин вытащил платок, промокнул выступивший на верхней губе пот. — Кстати, семья графа решила переехать в Париж, вот такая оказия.

— Не желаете ли вы намекнуть, что Францию скоро присоединят к России, как какую–то Финляндию или Польшу? — усмехнулась собеседница. — Я слышала, в Хельсинки полно русских.

— Вы ускоряете события, Польшу мы еще не присвоили, хотя ее территория уже подпала под юрисдикцию Российской империи и деньги там ходят русские, — весело засмеялся мужчина. — Но… все может быть.

— С вашими аппетитами нужно заглядываться не на крошечный островок цивилизации в Европе, а на неосвоенный пока вами юг, там и пространств будет поболее.

— На юг в первую очередь обращены все наши помыслы, главный враг России — Турция, а потом уж, по случаю, как нынешний, на просвещенный запад.

— Я бы посоветовала сначала разобраться с Османской империей.

— Вы правы, мадемуазель, примите мой выпад как неуместную шутку, — поспешил ретироваться господин. — Франция слишком независимое государство, чтобы мировой общественности не считаться с ней. Кстати, подъехал граф Заславский, буду рад услужить вам еще раз.

— О, месье, я была бы весьма признательна.

Из подкатившего экипажа вышел полноватый господин среднего роста во фраке, в белой рубашке со стоячим воротником и высоком цилиндре, из нагрудного кармана у него топорщился накрахмаленный треугольник носового платка. Оглядевшись по сторонам, он быстрыми шагами направился к подъезду здания биржи, было видно, что в отличие от остальных посетителей времени у него всегда не хватало.