Топорков. Рад сердечно видеть тебя, государь. (Кланяется.)

Иван. И я рад видеть тебя, почтенный старец. Когда после рождения царевича Дмитрия, князя Угличского, также оправившись от недомогания, собрался я ехать в Кириллов монастырь, то твердо решил заехать к тебе, старцу Вассиану Топоркову, бывшему советнику отца моего, великого князя Василия Третьего. Знаю, что был ты в большой милости у Василия Ивановича, однако при боярском правлении тебя удалили.

Топорков. Удалили меня, государь, в Коломенское игуменство, ибо сыскал известность как сторонник сильной монархической власти.

Иван. И ныне бояре против меня восстали, то дал им в великие князья татарина, сам же удалился.

Топорков. То скорбно для Руси, государь. Слыхал обо всем том со скорбью.

Иван. Вот пришел я, царь, в твою келью и, зная, что ты единомышленник отца моего и во всем угоден и согласен, спросить хочу: како бы могло быть мне, чтоб добре царствовати и великих и сильных держати в послушании?

Топорков. Подойди, царь, я тебе на ухо шепну, ибо есть с тобой лишние.

Никита Романов. Кто ж те лишние? Не мы ль, шурья царские, с наследником законным царевичем Иваном?

Царевич Иван. Скажи, старец, громко, и мы послушаем.

Иван. Скажи громко, старец, пусть знают и иные.

Топорков. Слышать громко желаешь, то такую речь скажу: государь, ежели хочешь быть настоящим самодержцем, не держи около себя никого мудрей себя самого, ни одного советника умнее себя, поскольку сам ты – лучше всех. Ежели так будешь поступать, то будешь тверд на своем царствии, и все у тебя в руках будет. А ежели станешь держать около себя мудрейших, поневоле будешь их слушать, тех, кто умней тебя.

Иван. Замечание твое попало мне в самое сердце. (Целует старцу руку.) Ежели б отец родной был жив, то и тот не сказал бы мне ничего лучшего.

Царевич Иван. Батюшка, молю тебя, не слушай такое! Вот как ты, Топорков, сплел сатанинский силлогизм! Батюшка, не слушай его! То есть сатанинское сложение или стих.

Иван. Отчего же сатанинское, Иван-сын? Ну, хоть бы и отец мой был жив, не сказал бы мне столь полезного слова, а я, в отличие от тебя, Иван-сын, отца своего слушал. (Ходит.) Нет, недаром по дороге в Кирилло-Белозерский монастырь заехал я в Пешношскую обитель к старцу Вассиану Топоркову.

Царевич Иван. По наваждению дьявольскому ты, батюшка, с восторгом выслушал коварный совет.

Иван. Нет, то ты, Иван-сын, не разумеешь! Старец Вассиан Топорков, скажи еще раз!

Топорков. Чтоб сохранить свое самодержавие и не подчиниться другим, не следует держать советников, которые мудрей тебя самого. Ты, государь, лучше всех, и не нужно тебе никого умного.

Иван (восхищенно). Сам отец, будь он жив, не мог бы мне дать лучшего совета!

Топорков. Вся беда от вельмож, государь, из-за их лихоимства и неправедного суда. Избавить нас, русских, от этого зла может лишь неограниченная власть, грозно охраняющая правду и справедливость. Царю надлежит быть грозным и мудрым, иначе правду не ввести в государство.

Никита Романов. Сатана то сказал, государь! Конечно, он сам и сказал, только использовал уста престарелого старца. «Ты лучше всех» словно сказано «Ты равен Богу». Поистине, дьявольский голос, преисполненный всякой злобы, презрения и беспамятства.

Нагой. Так говоришь, боярин Никита Романов, ибо сам на трон хочешь, а ежели вы, Романовы, усядетесь, то вознесетесь!

Никита Романов. Царю хоть и служит к его чести царство, а не получил он какого-либо от Бога добра особого. Потому должен искать доброго совета не только у советников, но и у простых людей на соборных сходах. Потому что духовные дарования даются не по внешнему богатству и не по силе царства, а по душевной праведности.

Феодосий. По твоим словесам, боярин Никита Романов, получается, что государь, помазник Божий, не праведен?

Иван (гневно). Видно, мало вас, Романовых, наказывал! И ты так мыслишь, Иван-сын?

Царевич Иван. Батюшка, когда слушает царь добрых советников, то праведен, когда дурных, то неправеден. Смотри, батюшка, также о добром совете у Златоуста в толковании Павловых словес о нравоучении из Второго послания к коринфянам, беседа восьмидесятая.

Иван. Молод ты еще, Иван-сын, многого не ведаешь. Кто те добрые советники? Не те ли, которые меня, самодержца, столько лет в пеленах держали? Я в порфире родился, они ж, низкие, надо мной власть взяли. Вот где поистине сатанинское наваждение было. В молодые лета мои поп-невежда священник Сильвестр восхитил у меня, государя, власть. В великом жаловании и в совете духовном и думном. Всемогущ. Все его слушали, никто не смел противиться ради моего царского жалования. Я же как бы сам у себя в плену был.

Феодосий. Помню я особо те скверные времена, государь. Указывал и митрополитам, и архимандритам, и приказным людям. Никто не смел творить не по его велению. Обладал обеими властями: святительской и царской, яко царь и святитель. Кто противился, тех побивали, и я, по повелению Адашева и Сильвестра, был избит камнями едва не до смерти, за иосифлянство мое.

Иван. Страшны те времена, подобно временам иудейского закону. В летах совершенных не хотел быть младенцем. Вот в чем моя вина: я не смел слова сказать ни одному из самых последних советников, а те могли говорить мне что угодно, обращались со мной не как с государем, даже не как с братом, а прямо как с нищим. Достаточно, чтоб кто исполнил мое распоряжение, сделал по-моему, и на него уже гонение и мука, а кто раздражает меня, пойдет против меня – тому богатство, слава идет. Попробуй прекословь – мне уже кричат, и душато моя повинна, и царство-то разорится.

Никита Романов. Государь, мы, Захарьины-Романовы, проявляли недовольство, что правит поп Сильвестр землей Русской, однако ныне лучше ли будет, государь, если возьмет над тобой верх сей иосифлянин Топорков? По чистоте душевной ты ведь доверчив, государь.

Иван. То правду говоришь, боярин Никита Романов, излишне я доверчив. Я любил и уважал их, видел в них не слуг, а друзей. Сильвестра почитал за отца. А эти люди, из вражды к царице Анастасии, матери твоей, Иван-сын, и царевича Федора, и к братьям ее Романовым, соединились с врагами.

Нагой. Государь милостивый, ныне сами Романовы так делают из вражды к новой царице Марии Нагой и младенцу-наследнику.

Годунов. Какой из царевичей наследником будет, то сам государь решит, а не Романовы и не вы, Нагие.

Топорков. Государь, на Руси, окруженной врагами, чую, смута приближается, борьба за трон. Избавить нас, россиян, от этого зла может лишь твоя неограниченная власть. Иных же к власти не допускай!

Царевич Иван. Батюшка, такими речами сей Вассиан бесный сам над тобой власть получить желает, и будет та власть хуже Сильвестровой.

Никита Романов. Сказав то, ты, епископ, словно отрыгнул смрад вместо благоухания. О, сын дьявола, зачем рассек ты жилы человеческой природы и восхотел разрушить и отнять всю крепость, вселяя в сердце христианского нашего царя безбожную искру, от которой по всей Руси снова загореться может столь жестокий пожар, что и говорить о нем словами невозможно! Прозвание тебе – Топорков, но ты не топорком, сиречь небольшим бердышем, а поистине большой и широкой настоящей секирой благородных и славных мужей на Руси великой хочешь уничтожить!

Топорков. В ответ на такие речи, государь, еще крепче ограничь влияние боярства. И в третий раз повторяю: не держи советников умней себя!

Царевич Иван. Батюшка, обрати внимание на сей совет враждебный, вдохновенный Сатаной заразной, в тысячу раз хуже, чем совет Ахитофела, от которого вострепетал Богоотец Давид, храбрый и непобедимый покоритель страшных и ужасных гигантов! Не боясь юного царя и всего воинства Израиля, ужаснулся он совета коварного мужа. Так писано во Второй книге Царств. Сей старец тебе злое советует.