Гадалка. Государь праведный, Моисей Муринский лечит от запоя, Онуфрий – помощь при родах, Вакул – покровитель телят, Василий – свиней, Сидор – огуречник, Петр – капустник, Параскева Пятница – помощь в ткачестве, в домашней работе.

Иван. Что ты мне перечисляешь про скотов, а главных святых ты, убогая, забыла – Сергий Радонежский да Николай Угодник!

Гадалка. Государь, правда, Николай Угодник помогает пахарям, скотоводам, торговцам, а Сергий Радонежский лечит любые болезни.

Иван. Однак бесы бывают сильней святых. Даже и иноки-аскеты изнемогают от борения с кознями бесов. Я родился в купальскую ночь, совпадающую с праздником рождества Ивана. Не оттого ли бесы всю мою жизнь и все мое царствование рядом со мной?

Бельский. Государь, не все ли равно, от какой силы! Лишь бы был ты нам, государь, на радость здоров, да так оно и будет! Идите, колдуны, да потщитесь помощь государю оказать! (Колдуны кланяются и уходят.)

Иван. Истинно, чую себя сегодня легче. (Поднимается.) Ходить могу, и ногам легко. Дайте-ка мой посох! (Бельский подает посох. Ходит.) Веселье сатанинское, скорей бы уж Пасха! Всегда любил я Святую Пасху, милые мои, также и летние святки, русальную неделю. Да Масленицу, поминальные пироги в Прощеное воскресенье. В тот день мы, русские, приходим друг к другу, один другого прощает, и миримся. То – святой день. (Крестится. Все крестятся.) Люблю и масленичные потехи – катание с горок на санях и кулачные бои. А в Великий четверток солому настилают, кличут мертвых. Как меня покличут дальние потомки, то спросят: «Что ты, пес смердящий, делал, грешил ли всю жизнь свою царскую?» Так ли скажут?

Бельский. Нет, государь, скажут: «Сей благочестивый государь и князь великий, добрый правитель хоругвей земли Русской, сын державного корня, людей русских упасал и великим смыслом единогласие русское утверждал мечом храбрым. Супротивно ему наваждения покорялись, и силой своей земли умножал. Благочестивое любил».

Иван. Однак, любил, милые мои, и веселое, скоморошьи позоры. Да пускал их во дворец, и даже плясал с ними в машкарах. (Смеется.) После новгородского покорения велел набирать в Новгороде веселых людей для моих царских потех. Любил и люблю шутов! Бельский, где мой шут Осип Гвоздев? Давно его не видал за делами и болезнью.

Бельский. Пошлю за ним, государь. (Входят Федор и Годунов.)

Федор (радостно). Батюшка родимый, ты, я вижу, уж на ногах!

Иван. Да, Федор-сын, мальчик, легче мне. (Обнимает и целует Федора.) А ты, мальчик, что поделывал?

Федор. Молился, батюшка, да книги святые читал.

Иван. Которые книги?

Федор. Читал Житие Михайла Клопского. Люблю сию книгу и с собой ношу. (Подает книгу.)

Иван (берет книгу). С разумом ли читал, Федор, сию книгу? Читай тут.

Федор (читает). Старец сидит на стуле, а перед ним свеща горит, а пишет сидя деяния святого апостола Павла плаванье.

Иван. Тут читай.

Федор (читает). Михаил пишет на песку: «Чашу спасения приму, имя Господне призову, то будет клад неисчерпаемый».

Иван. Сие, Федор-сын, означает наподобие евангельских слов: «Если выведешь честное из нечистоты, то будешь будто бы уста мои». Так ведь божественный Варфоломей говорит, что и великое богословие мало. И Евангелие и пространно и велико, но притом и кратко.

Федор. Разъясни, батюшка, ибо тут противоречие.

Иван. Нет тут противоречия, Федор-мальчик. В применении к Богу отрицание не противоречит утверждению, ибо Бог выше всего отрицания и утверждения. Так мы, цари, помазники Божьи, выше всякого отрицания и утверждения. Прочти то в книге о небесной иерархии. Святой Варфоломей понимал совершенным образом, что многословесна благая причина всего, и также малоречива, и также бессловесна настолько, что не имеет ни слова. Кто нечистое все и чистое превзойдя, и на всяческие святые вершины восхождение одолев, и все божественные светы и звуки оставив, тот вступает в сумрак, где воистину пребывает, как говорит Писание.

Федор. Батюшка родной, кто ж так совершает?

Иван. Федор-сын, мальчик, только Бог и царь, помазник Божий.

Федор. Батюшка, про какие светы и звуки, и речи небесные сказано?

Иван. Федор-сын, я говорю о звуках и речах небесных, упомянутых в Писании в связи с Богом, как не по земному человеческому мышлению, а по Божественну вдохновению. Мы, цари русские, православные, не избраны, как польские короли или шведские мужики, на сейме, мы избраны свыше Богом, и пример нам – божественный избранник Моисей. И ведь не просто божественный Моисей: сначала ему было повелено очиститься самому, от нечестивых отделиться. Лишь после всяческих очищений услышал многогласные трубы, увидел светы многие, чисто сияющие, и разнообразные лучи. После того он покинул толпу и с избранными священниками достиг вершин Божественного восхождения. Обрати внимание, Федор-сын, как все происходило с Моисеем, когда, взойдя на гору и войдя в сумрак, увидел, насколько уж возможно для человека много. (Встает с кресла, ходит, опираясь на посох.) Обрати внимание, Федор-сын, и на порядок происходящего с Моисеем – прежде всего сподобился он войти в Божественный сумрак.

Федор. Батюшка, святой пророк Моисей видел на горе Бога?

Иван. Нет, Федор-сын, мальчик, и там он собеседовал не с самим Богом и видел не Его самого, ибо тот незрим, но место, где тот стоял. То указывает, как мне сдается, на то, что Божественные и высочайшие из предметов созерцания и разумения есть лишь некоторые предположительные выражения подножий всего происходящего, с помощью которых обнаруживается превышающее всякое мышление присутствие того, кто опирается на умственное… Многажды перечитывал я то место Писания, где Моисей беседовал с Богом, и толкования святых старцев. Смысл там, надо понимать, что Моисей, когда видел то место, где стоял Бог, был отстранен от видимого и от всего словесного, я имею в виду умопостигаемые разумные существа, в том числе и наши души, и лишь тогда в сумрак вошел, сиречь в окружающее Бога неразумение. Оттого в некоторых наших клеймах допущено изображение слова «Бог» в виде сияния с начертанием слова «Бог».

Федор. Батюшка, тяжко мне твои слова разуметь. Прежде прочего – что есть сумрак?

Иван. Читай, Федор-сын, поболее святые книги и толкования святых старцев. В книге о Божественных именах, глава вторая, следует знать, что в Исходе, где написано, что Моисей вошел во мрак, в котором Бог был, использовано еврейское слово «арафел». Семьдесят толковников, Ахила и Феодотион перевели «арафел» как «сумрак», Симмах же перевел «арафел» словом «мгла». Еврей же говорит, что «арафел» – имя тверди, которой достиг Моисей.

Федор. Который еврей, батюшка?

Иван. Иосиф Флавий. Читай Флавия, Федор-сын, про небесные тверди. Семь же твердей, говорят, есть, которые называются небесами.

Федор. Батюшка, как постичь то Божественное?

Иван. Федор-сын, мальчик, постичь можно через знание и через незнание. С совершенно не ведающею всякое знание бездеятельностью в наилучшем смысле соединяясь и ничего-не-знанием сверхразумное уразумляя. Заметь, что путем отказа от всякого знания мы соединяемся с неведомым. Однако такое доступно лишь безгрешным аскетам.

Федор. Хотел бы я быть аскетом, батюшка, не царем.

Иван. Федор-сын, твой удел иной. Твои думы должно поглощать угождение Богу и исполнение Божьего. Ты прост умом, но грехов на тебе нет, как на безгрешном. Оттого опять говорю тебе, сын: царствуй благочестиво, с любовью и милостью, избегай войн с христианскими государствами. Завещаю тебе уменьшать подати, освободить пленных и заключенных. Чую я, народ тебя полюбит.

Бельский. И тебя, государь милостивый Иван Васильевич, народ любит и слагает о тебе песни.