Иван. Щелкалов, сделать надобно опись Посольского приказа, всех грамот европейских. Необходимо сблизиться с Европой. (Тяжело дышит.)

Щелкалов. То делаем уж, государь, опись, как велишь.

Иван. Постельничий Василий Федорович Наумов, приказываю тебе сделать опись казны царевичей, образы и кресты, да то с дворецким, с Никитой Романовичем Юрьевым-Романовым.

Наумов. Так сделаем, государь милостивый! (Кланяется.)

Иван. Годунов, где Ирина?

Годунов. От робости в сенях сидит и за тебя, государя, молится.

Иван. Пусть придет, видеть ее хочу. Люблю я ее. (Тяжело дышит.) Жарко мне!

Аптекарь Феофил. От солнечного жаркого луча закрываться надобно. (Задергивает занавеси.) На холоде хорошо потеть – пот проймет, пойдет по животу. Также принять крепительные порошки. То же лекарство живот и сердце крепит. (Дает порошки.)

Люев. Прими, государь, масло из купороса. Того масла капельки две-три укапать в сахаре своборинном[43] и внутрь принять. Сердце укрепляет и жар и тоску отводит, и веселит человека.

Ирина Годунова (входит и кланяется). По зову твоему пришла, государь.

Иван. Отчего в уединении, не вблизи меня, государя и свекора твоего?

Ирина. Государь, свекор мой, по обычаю молилась в уединении. Также и нощью встав, по обычаю молюсь без мужа.

Годунов. Она, сестра моя, государь, еще млада да неискусна.

Федор. Иди ближе, Иринушка, батюшка того хочет! (Обнимает Ирину.)

Иван. Ты, Ирина, молись, чтоб детям быть, и я, твой свекор, имел бы радость велику.

Ирина. Тому молюсь, государь, покровителю болящих от бесплодия молюсь, святому Ипатию, еженощно, и святому Николе Чудотворному, покорителю бесов. Явился во сне святой Никола, держа книгу велику, и разогнал бесов, як один исчезнувши. Также молюсь, молитвою твои болезни, государь, исчезнут.

Иван. Тяжко то, Иринушка. Бог прославил меня, царя, чудотворным образом матери своей Пречистой Богородицы. Я же не оценил того и к грешной мирской жизни отошел, потому и случилось со мной такое. Тяжко, смертельно занемог я, государь и великий князь.

Ирина. Молюсь за тебя, государь, и молиться буду, плачу, слезы проливая чудотворной иконе Божьей Матери.

Иван. Ирина, сын мой, твой муж Федор, слабоумный. Аки блаженный пророк он.

Ирина. Муж мой Федор – благородный, о душевном спасении помышляет. Меня ж терзает, что все время чревата – а живого родить не могу.

Годунов. Государь, Ирина часто бывает беременна, каждый раз неудачно разрешается от бремени. Надо бы посоветоваться, государь, с лучшими врачами Оксфорда, Кембриджа и Лондона да взять английскую повивальную бабку.

Нагой. Государь, против того многие бояре возражают, чтоб еретичная докторица помогала рожать царского ребенка. Обращение к иноверцам и еретикам вызывает раздражение истинно православных людей.

Годунов. Государь, рождение сына укрепит династию.

Иван. Знаю давно, что многие бояре хотят погубить династию Калиты. Борис, тебе передаю с Богом сына моего, а по моему представлению тебе приказываю и царство сие. Тебе приказываю душу свою и сына своего Федора Ивановича, и дщерь свою Ирину, и все царство нашего великого Российского государства. Ты ж соблюди их от всяких зол. Ты, Борис, с детства был питаем от царского стола. Ты – человек мне близкий. (Начинает кашлять.)

Люев. Слуги, приподнять государя! (Поит царя.)

Нагой. Государь в горячке, не помнит, что говорит!

Мстиславский. Надо бы перво-наперво спросить об опекунском совете. (Иван поднимает три перста.)

Василий Шуйский. Что означают те три перста?

Годунов. Как посетил царь меня, больного, после кончины царевича Ивана Ивановича, то уж на пальцах показывал, что Федор, Ирина и я, Борис, равны для него, как три перста.

Никита Романов. Ты, Борис, о царстве мечтаешь!

Годунов. Боярин Никита Романов, со слезами говорю: никогда не мыслил посягать на превысочайший царский чин. Уйду в монахи.

Федор. И мне по душе иноческое житье. Как читал о житие древнего чудотворца Никона Черная Гора, то мысленно мечтал о том же.

Иван (тяжело дыша). Ирина, Борис, не дайте боярам извести моего сына. Бегите с ним в чужую землю. А вы, Захарьины-Романовы, чего испугались? Думаете, что бояре вас пощадят? Нет, вы будете первыми у них мертвецы.

Люев. Государь, прими сок от своборинного цвета. Варен с вином в фляжке, тело холодит без вредности и кровь обвеселит.

Иван. Брат Микола, испытываю мучения ужасные. Рана воспалилась, чую сам, какой идет от нее смрад. Боязнь за будущее сына увеличивает мучения да тоску. При боярах и сыне Федоре хотел бы говорить, как строить царство после меня, да не хватает ныне сил от постигшей меня болезни.

Нагая (громко плачет). Государь и великий князь, на кого меня оставляешь и кому, государь, младенца нашего, дитя наше, царевича Дмитрия, приказываешь?

Иван. Не вопи так громко, Мария, жалостно видеть твои слезы и рыдания. Прими свой вдовий удел в Угличе. Я ж при своем животе приказываю сына своего царевича Федора опекать и беречь.

Мстиславский. Государь, Дума знать должна, каков опекунский совет.

Иван. Слабоумного сына своего, царевича Федора, вверяю главе Думы, князю Ивану Федоровичу Мстиславскому, славному защитнику Пскова боярину князю Ивану Петровичу Шуйскому, боярину Никите Романовичу Юрьеву-Захарьину-Романову, оружничему Борису Яковлевичу Бельскому. (Тяжело дышит.)

Годунов. Всех ли перечислил, государь?

Иван. Всех. (Тяжело дышит.) Ты, Борис, любимец мой, однак тебя не захотел включить в опекунский совет. Хватит с тебя и любви моей. И тебя, Василий Шуйский, не включил. Ты также излишне уж честолюбив, умен и ловок. К тому ж, в отличие от Бориса, не худороден. Иноземцы именуют тебя принцем крови. Знаю, что ты добиваешься царской короны да от всех Шуйских тебе поддержка. Родич твой, Иван Шуйский, где?

Василий Шуйский. Он еще в Пскове.

Иван. Надобно послать за ним, ежели то потребуется. Бельский, куда послано за вещими колдунами и старухами, умеющими предсказывать?

Бельский. Государь, послано гонцов в глухие поморские деревни.

Иван. Отец митрополит Дионисий, также ныне послать монахов в Кириллов об избавлении меня от настоящей смертельной болезни.

Дионисий. То сделаем, государь.

Иван. Хочу постричься в чернецы с именем Иона.

Дионисий. Старцы, расчешите государю бороду. (Чернецы расчесывают бороду.) Поднимите государя да подстелите под него черную тафтяную постель. (Царя поднимают и постилают черную тафту.)

Нагая. Государь, супруг мой, принести ли царевича Дмитрия для благословления?

Иван. Не надобно. Сын мой мал, а я лежу в великой немочи, и то испугается меня сын мой царевич Дмитрий. И ты иди, Мария, от постели, отсылаю тебя. Вопишь излишне громко. Уведи ее, Афанасий Нагой!

Нагой. То кручина, что отсылаешь нас, Нагих. Нет более тебе верных. (Кланяется и уходит с плачущей Марией.)

Иван. В мире все обманчиво и не стоит того, чтоб дорожить им. Держался я прежде того учения, однак из гордыни и властолюбия разошелся с ним. Хочу ныне дорожить им. (Крестится слабой рукой.) Хочу поклониться гробам предков и родичей своих в усыпальнице царской в Архангельском соборе. Пеший не дойду, а в каптане-возке лежать жестко.

Люев. Государь, с тобой сядут двое людей, которые будут переворачивать тебя с боку на бок.

Иван. Потом литургию хочу слушать в Успенском соборе. В церковь не вносите, буду слушать литургию, лежа на одре на паперти церкви, ибо чую, как смердят грехи мои. Лишь святым посмертная слава, подобно старому Игорю или славному Святославу. Также бессмертная слава братьям-мученикам Борису и Глебу, на коих убийцы, как дикие звери, напали и прободали копьями. Братолюбие – Божье дело, в смерти желанное. Лучше смерть, чем жизнь в сием прелестном коварном свете с лютостью, сиречь вероломно. Бесславен конец Святополка окаянного. Гонимый Божьим гневом, он постыдно закончил свою жизнь в пустыне между Польшей и Чехией. Могила его существует по сей день, и от нее исходит страшный смрад. Се Бог наказал на наказание нам, князьям русским. Я ж тем наказанием пренебрег, грешен, Господи! Несите меня молиться: может, помилует Бог и избавит от того бесчестья, как то, где лежит прах Святополка окаянного, и из могилы его выходит смердь злая. (Царя поднимают и несут. Царевич Федор и Ирина Годунова и все иные бояре и прочие чины идут следом.)