Рос он, рос. Играл, веселился, очень боялся пылесоса. Так сильно, что при первых его звуках шерсть Ипполита вставала дыбом. Дыбом – это когда каждая шерстинка стоит перпендикулярно его телу. Не кот, а шар становится, да еще спина выгнута – так, что передние ноги прямо-таки прижаты к задним, а все тело ушло в изгиб спины. И шипит. И какается от страха. Первый раз, когда пылесос к нему приблизился, Ипполит так долбанул лапой по ревущей и сосущей воздух трубе, что пластмассовая насадка треснула. Вот какая сила. Мы несколько раз забывали, что Ипполит так пылесоса боится, думали привыкнет. Но нет, поведение не менялось. Так что приходилось его в дальней комнате закрывать, потом пылесос выключать и переносить Ипполита в другое безопасное помещение, уже отпылесошенное.

Его выпавшие зубы – по одиночке и целыми обоймами попадались по квартире. До этого мы выпавших кошачьих зубов никогда не видели. Взамен маленьким тоненьким котеночьим зубяткам выросли у Ипполита клыки – роскошные, толстые, белые. Мы собрали выпавшие зубики в шкатулку.

Пасть у Ипполита была розовая – признак доброго нрава. Если б черная была – злой кот, верная примета.

Подрос Эполет и стал вредничать. Метить и лить лужи. В обувь. И начал он со своей кормилицы. Да-да, мама его поила, кормила, он знал, за кем надо бежать, в чьей сумке всегда вносится в дом основной запас продовольствия. Питание у него было бесперебойное, разнообразное – это в перестройку-то! Жаловаться грех было Ипполиту. И – однако ж – именно по маме был нанесен первый удар. Красные туфли с белыми каблуками, легкие, удобные, радость, а не туфли. Облил обе штуки. Запах впитался в матерчатые части и кожаные стельки. Мылись туфли всеми химическими средствами, что были в доме, сушились и снова стирались. Но продолжали вонять.

Ладно, он набузырил в ботинки гостю-молодому-человеку, с ним еще понятно, можно считать, что конкурент. Но зачем он налил в туфли мне – беру утром в руки черную туфельку, а в ней плещется море. Море! Огромное количество налил, не просто окропил-побрызгал! Туфли пришлось выбросить. По вредности невыясненной этиологии Ипполит обделал невинные детские кеды сестре. Лучшую обувь пришлось перестать ставить как обычно, у шкафа в прихожей. Кто куда прятал свои ботинки от Ипполита, но однажды я чуть расслабилась, пришла домой и кроссовки, прекрасные синие кроссовки фирмы «Адидас», спрятать не успела. О, сколько пришлось их мыть, сколько держать на балконе, чтобы выветрился запах! С кроссовками я расстаться не могла, так что боролась и боролась. Но до самой своей смерти от рассыхания они чуть-чуть попахивали кисой.

Чем еще примечателен был Ипполит?

Однажды он обгрыз шоколадный торт. Перед приходом гостей на праздник мы с мамой испекли большой торт, обмазали его шоколадной глазурью и украсили ягодками. Поставили на большом блюде в нишу «стенки» – довольно низко, но не опасаясь, что котик попортит тортик. Шоколад Ипполит не ел, это же не мясо и не колбаса, до которой кот был большой охотник. И что – пришли мы за тортом, чтобы торжественно поставить его на стол, а весь торчащий шоколадный бок обгрызен до внутренней булки! Ягодки аккуратно валяются на полу, Ипполит где-то затаился. И гости вот-вот придут, праздник начнется, а мы без торта! Мы смеялись и ругали Ипполита, одновременно заваривая новую порцию шоколадной глазури. Мама мощно обрезала торт, притащила за шкирку вредителя и ткнула носом в обрезки: доедай уж теперь. Торт приобрел квадратно-гнездовую форму, слой шоколада стал еще толще. Когда пришла пора торт резать, мы бросились просить себе по кусочку с хорошо известной нам стороны, чтобы другим не досталось, мало ли чего.

А Ипполит обрезки есть не стал. Не барское это дело, отходы доедать. Вот от торта откусить – другое дело…

Он очень любил помидоры, таскал их со стола, из корзинки, из сумки – откуда увидит. Схватит в зубы целиковый помидор за шкурку аккуратненько – и бежит с ним в укромный уголок, чтобы съесть с наслаждением. Ел и даже подвывал – это и правда было наслаждение.

А его любили блохи. И развелись на нем в таком количестве, что не выводить их уже было просто преступно. Жрали они бедного котейку, мяу-мяу-мяу – он вдруг подскакивал, судорожно принимался кусать себя за хвост или лапу, ловил злодеев, пытался задней лапой из головы вычесывать. А они по нему чуть ли не прыгали – и, если чуть раздвинуть шерсть, торопливо разбегались в разные стороны, кокетливо вертя толстыми попами.

Кот был чистоплотный, часто вылизывался активным своим розовым язычком, в помывке, как Пиночетко, не нуждался, но блохи…

Мы с сестрой надели толстые кофты, длинные резиновые перчатки – кошки ведь воды не любят, так что и Ипполит будет рваться из ванны и цепляться когтями, так хоть подерет перчатки и кофты, но не нас. Поставили кота в тазик, окатили водой и давай скорей намыливать. А Ипполит стоит, наслаждается. И лапами в воде, которая налилась в таз, пошлепывает. Мы ему еще водички подлили. Стоит. Мы заткнули ванну, поставили кота. Стоит. Вот Ипполиту уже по коленочки, вот под брюшко натекло. Вот скрылась спина. Только голова с большими ушами торчит над водой. Когда лапы оторвались от дна, кот поплыл. Вперед, гордо задрав голову и широко перебирая прямыми ногами. Раз-два, раз-два. Это было так удивительно, просто глаз не оторвать. Каждая черная шерстинка поднялась и неторопливо покачивалась в толще воды. И под каждую из них набилось множество воздушных пузырьков. Кот оказался огромен, кот колыхался, воздушные пузырьки отрывались от его шерсти и поднимались на поверхность.

Аккуратненько мы оттянули Ипполита за хвост к краю ванны – и он снова поплыл вперед, работая прямыми ногами. Огромный пышный кот с малюсенькой облизанной головкой. И большими ушами, по которым прыгали, толкаясь и спасаясь, блохи. Лишь несколько штук сорвалось в ванну и плавало в воде, остальные держались за уши, нос, лезли бедному коту в глаза – чем портили, мерзавцы, ему удовольствие от купания.

Как их выгнать-то, если они даже не тонут??? Видимо, блохи так крепко держались за свои насиженные места в густой шерсти Ипполита, что и водное потопление им было нипочем. Мы спустили воду, намылили Ипполита дустовым мылом, смыли, намылили душистым шампунем. Бальзамом-кондиционером решили блох не баловать, кота вытащили, вытерли, отогрели.

И блохи забегали как миленькие, радостные, тоже под теплым электрическим одеялом согретые…

Мы решили применить дихлофос. Нам не сразу удалось его купить, прошло несколько дней, за которые блохи окончательно распоясались и спешно размножились. Их было видно невооруженным глазом.

Ипполита мы засунули в целлофановый пакет, высунув только голову, и крепко завязали этот пакет на его шее. И, в районе брюшка проделав в пакете маленькую дырку, напшикали туда дихлофоса. Мощно.

Да, блохи сдохли. Ипполитика стошнило, мы принудительно напоили его молоком и поставили в ванну мыть. Часть блох отвалилась, злокозненных насекомых смыло в канализацию. Остальных мертвых блох мы аккуратно вытащили из кота пинцетом.

Кот спал почти сутки. Но с этих пор жил без блох.

И полюбил принимать ванны – а мы-то как его мыть полюбили! Мы даже водили зрителей на это представление. Жалко, что тогда у нас не было нынешних девайсов – нам тоже было бы что разместить у себя в ленте.

Блохи долго не заводились, вплоть до самой деревни, куда Ипполита отправили пастись на вольные хлеба, когда он начал орать и норовил прыгнуть с балкона.

В деревне ему было хорошо. Ипполит быстро освоился, есть и валяться на диванах он приходил домой, а гулять отправлялся на улицу. Прекратил лить в обувь, но метил углы, чего мы особенно не замечали.

Ипполит явно пришелся ко двору среди местных. Он оказался осторожным и смышленым, черный, пушистый, но так и не ставший толстым и осанистым, он научился не показываться посторонним людям на глаза. Но скоро стали появляться по деревне маленькие, а потом и вполне взрослые ипполитики, такие же черные и с белым пятнышком на горлышке. Значит, наш Эполет был еще и обаятельным.