Вернувшись мыслями в свой Чарующий лес, доставшийся мне в наследство от отца, пришлось с неохотой возвращаться к делам насущным.

За полдня пути я не встретила ни единой живой души, если не считать божьей коровки, запутавшейся в моих волосах, и мух. Хотя по логике меня должно это радовать.

Отчаяние приступами накатывало на меня. Мне хотелось то плакать, то кричать, то упасть посреди поля и будь что будет — что я одна могу поделать? Как я, леший просвети, могу предупредить о беде, которая застанет врасплох абсолютно всех?! Нет, один вариант у меня есть. Но он настолько дик, что я даже пытаться не стану. Только напугаю всех.

Со времен магов в некоторых деревнях и слободах уцелели защитные камни. Защитные камни представляли собой огромные куски мрамора, сточенные по углам, напитанные маной и наделенные заклинанием круговой защиты. Если старосты еще помнят, как активировать защиту, то у них будет шанс уцелеть. Я обрадовалась и одновременно огорчилась этому обстоятельству. Если бы в свое время народ не поддался панике и оставил хотя бы полезные магические изобретения, то у них был бы шанс выжить. В городах и крупных поселениях, управляемых воеводами, камни силы были уничтожены. Защитой им служит каменная стена, и то не везде.

На горизонте, на склоне холма, показалось стадо коров и скопище темно-серых каменных крыш. Над крышами домов села Страхоборье сиял золотой крест церквушки.

Страхоборье было окружено протяженными болотами, с одной стороны, и с недавних пор, одной из рот Семеновского полка, с другой стороны. Гораздо западнее Смолянской губернии квартировались солдаты Витягского полка. По официальной версии войска императора составляли подробный картографический план местности. По версии деревенских мужиков взводы были брошены к границе для подготовки к войне. Только против кого мы собирались воевать? Против Антирии[11], нашего военного партнера и главного поставщика огнестрельного оружия? Вряд ли. Больше было похоже на тренировку новобранцев, либо отработку боевых навыков служилых бойцов.

Можно было сказать, село было в относительной безопасности, если не считать летающих быстрых хищников, от которых вряд ли спасет даже самая элитная рота императора.

От предвкушения прохладной воды, я ускорила шаг.

От Цветных гор до Смолянской губернии примерно шесть дней верхом, если не спать и не отдыхать. Лететь и того меньше. Думаю, самые быстрые из тварей доберутся за три-четыре дня. Проклятье! За такое время я смогу предупредить разве что пару крупных поселений.

Село было живописным: в спокойствии и томлении раскачивались плакучие ветви ижги, пели птахи; на окнах резьба, кружевные ставни, вокруг домов ладные оградки, но больше для красоты.

Ко дворам зажиточных купцов и ремесленников с двухэтажными каменными теремами, обшитыми деревянными рейками, примыкали миниатюрные обложенные камнем домишки крестьян. Сказывалась близость Цветных гор. Иначе вольнонаемный крестьянин не смог бы себе позволить обложить стены и крышу камнем. Для большинства жителей всех губерний, кроме Гористой и Богазской, камень — дорогое удовольствие. Но необходимое. Уходить в пещеры, как это делали наши прадеды, никто не хочет.

Коровы, со свойственной им неспешностью, шли в хлева. Подгоняя кнутом и крепким словом, за ними следовал пастух. Тут же бежала чумазая ребятня, перекрикиваясь и махая прутьями.

Я накинула капюшон. Страхоборцы были народом сытым и ленивым, и по большей части равнодушным, но все-таки хотелось избежать подлого камня в спину.

Колодец, как я и ожидала, находился в центре, на вытоптанном до глянцевого блеска пятачке земли, с лавками по периметру.

Я запустила «журавля» в колодец. Кадка глухо ухнула в воду и с противным сосательным звуком вылезла на поверхность.

Пока я доставала кадку, ко мне подошел мужик с мятым лицом и красными глазами. Пожеванный вид не был естественным завершением веселой ночи, скорее вредного характера жены, выгнавшей его за водой. Он был не в духе — стоял и, молча, смотрел на то, как я, присев на корточки, пью дармовую воду. В мужике происходил внутренний конфликт. Ему очень хотелось выместить злость за потребление чужой водички. Но в тоже время, одолевало любопытство и жажда новостей.

— Места у вас красивые, — я решила перетянуть его настроение на свою сторону.

Стрельнув искоса цепкими глазами, он благодушно оставил дилемму: поругаться или поболтать.

— Да, места у нас хорошие, — он говорил нарастяг, — а ты, стало быть, откуда будешь?

Я прищурилась.

— Из Михловки.

Михловка была одной из трех деревень, принадлежащих Ячминским. Когда отца разжаловали и лишили земель, крестьяне разбежались кто куда. Позже многие вернулись. Трудно расставаться с обустроенным домом и хозяйством. Но статус слободы деревни так и не получили. Хотя в деревнях по сей день болтают об этом как о своем скором будущем.

Конечно, в Михловке я не жила.

— Слыхал-слыхал.

Я скинула капюшон. Голова и без того взмокла. Темно-каштановые волосы были уложены на затылке и непослушными жесткими прядями спускались по плечам — наследство от матери, вместе с карими миндалевидными глазами. Кожа сияла белизной, напоминая об аристократических корнях отца. Эндимион, если и оставлял след на ней, только в виде легкого золотистого загара, который за считанные дни смывался мылом. Внешность моя сочетала благородство голубых кровей отца-вирганина, потомственного дворянина, и заграничную красоту матери, столь непривычную в здешних краях. Среднестатистическая вирганка имела светло-русые волосы и светлые, голубые либо серые, глаза. Непривычная чуждая внешность в комплекте с даром к магии были взрывоопасным сочетанием для боязливого народа.

В анналах Акаши сохранились записи о том, что раньше наш мир помимо людей заселяли эльфы, гномы и вампиры. Расы людей вполне мирно жили бок о бок, не делая различий по цвету кожи и разрезу глаз. По прошествии веков все изменилось. Люди не признают магию, забыли другие виды разумных, и держаться обособленно. И даже такая особенность как разрез глаз настораживает и порой отталкивает вирганцев.

Мужик попятился, заостряя внимание на цвете волос и лице.

— У тебя, мужик, есть погреб или яма? — я решила пойти прямым путем.

Знаю, что защитный камень страхоборцы под воздействием непонятной мне радости скатили в болота. Что ж, таков их выбор.

— Есть, как же без ямы то? Под хатой, всё как у людей.

Он отдернул мятую рубаху с таким видом, будто это я помяла её.

— Ты девка молодая, видная… вижу не из простых. Купчихина дочка, али заморского торговца? — его вопрос потонул в моем равнодушном молчании. — Только вот ни к чему девкам шляться одним-то! Или, может, к жениху сбежала?

Я посмотрела в воду. По лицу шла рябь, искривляя довольно гадкую улыбку. Как никогда я сейчас была похожа на ведьму из страшной сказки.

— Графиня Ячминская. Слыхал про такую?

Он сглотнул, уже другими глазами окидывая лицо и фигуру.

— Т-та с-самая?

— Та самая.

У него сделалось лицо несправедливо обиженного ребенка. И сверкали мысли, подобно алмазам на пышной груди богатой дворянки, что им воспользовались и подло обманули.

Я отняла руки от ведра.

— Можешь считать, что сегодня самый счастливый день в твоей жизни.

— Это отчего же? Графинь мы не видели что ли?

— А ведьм лесных видали?

Он как-то сразу поник, вспомнил слышанное про меня, Чарующий лес, который крестьяне прозвали Ведьминым, и начал пятиться вдоль тропинки.

Я ему скажу, а дальше пусть сам решает слушать меня или к лешему послать (или кто там у него в почете).

— Если хочешь жить, мужик, то не позже завтрашнего утра полезай в яму и сиди в ней дня три, не меньше. Возьми с собой всех, кто тоже хочет. И обязательно предупреди всю деревню. Пускай прячутся и вооружаются.

— Ты-ты…

— Если бы я навела этих тварей, то не стала бы предупреждать — помни об этом, хорошо? когда будешь рассказывать байки про меня.