Не успеешь, уронишь, и ход переходит к сопернику. Успеешь — деньги твои. Нафаня обо всем этом узнает позже, как и то, что существует еще и «тройное чу»… Но, это уж совсем высший класс, оттачиваемый годами.

Сейчас же, он был просто поражен: Козлявская прошла мимо играющих, не обращая на них ровным счетом никакого внимания!

Но еще более странным было то, что бурсаки, конечно же, заметив старшую воспитательницу, тоже спокойно продолжали играть…

Отсюда напрашивался совсем уж нехороший вывод: азартные игры, да еще на деньги, в детском доме прегрешением не считались. То есть почему-то были нормой! Да где же такое видано?..

В обычной школе подобное относилось к наиболее тяжелейшим проступкам.

Присесть Нафане естественно не предложили. Весь процесс так называемого «разбирательства» он покорно простоял на ногах.

Козлявская, удобно устроилась в кресле и закурила тонкую длинную черного цвета сигарету с золотым ободком.

— Запомни! Если, будешь продолжать настаивать, что у тебя пропали какие-то кроссовки, то я вынуждена буду тебя наказывать за ложь. Не рекомендую со мной ссориться! Очень не советую…

Козлявская встала и прошлась по комнате, распространяя с собой, как показалось Нафане, очень противный специфичный запах ароматизированных сигарет…

— Ответь мне, пожалуйста: ты по прежнему считаешь, что кто-то у тебя украл обувь?

Нафаня молчал. Он никогда ничего такого и не говорил. Но спорить сейчас об этом ему уже почему-то не хотелось.

Козлявская видя нерешительность мальчика, осталась довольной. Ей понравилось, что он не возражает.

— Я отдам распоряжение кладовщице, чтобы тебе все-таки выдали какие-нибудь ботинки. Нужно же в чем-нибудь ходить в школу…

Старшая воспитательница остановилась возле книжного шкафа. Она начала перебирать что-то там, внутри. Слышался звон каких-то склянок…

Нафане не было видно, что делает Нелли, так как ему мешала открытая створка шкафа.

Не переставая рыться на полках, Козлявская продолжала:

— Дадут тебе ботинки в том случае, если ты признаешь, что у тебя не было никаких кроссовок… Сам пойми: мы не можем выдавать каждый день новую обувь, если воспитанник будет ее терять. Обрати внимание — ТЕРЯТЬ! Так как украсть ее у нас не могли. Это уже давно всем ясно, кроме тебя. Так что, ты сейчас пойдешь к себе в спальню. И до завтра подумаешь над тем — где и как ты ПОТЕРЯЛ свои кроссовки!

Старшая воспитательница закончила свои манипуляции в шкафу и внезапно подошла к Нафане.

— Ну-ка! Быстро! Руки! Руки ладонями вверх покажи! — резко и неожиданно скомандовала Нелли.

Нафаня вздрогнув, ничего не понимая, послушно вытянул ладони.

И здесь произошло нечто совсем непредвиденное, и совершенно ужасное… Козлявская резко положила ему в руки живую огромную, противную, гадкую двухвостку…

Нафаня вскрикнул от отвращения и, отдернув руки, пятясь, выскочил из кабинета.

Он побежал в свою спальню… Вслед ему довольно долго летел хохот Козлявской. Мальчику от ужаса казалось, что этот демонический смех как колокол звучит повсюду, многократно отражаясь от каждой стенки здания. И никуда от него не денешься, даже если ладонями закрыть уши. Психбольница!..

Где она взяла живую, такую огромную двухвостку? И главное: абсолютно неясно, зачем она вообще все это устроила. Никакой здравой логике это не поддается. Может быть Козлявская ненормальная? Или маньячка! Дикость какая-то!

«Боже! Как мне плохо, как мне плохо?»- приговаривал про себя Нафаня. Но, он еще не предполагал, что ожидает его сегодня в спальне…

В этот вечер, почти сразу после ужина, Нафаню впервые избили. Били несколько человек, среди которых наиболее жестокими были Катя и Пупырь. Нет, другие тоже особой добротой не отличались, но делали они это скорее не от большого желания, а просто подчиняясь инстинкту стаи. Не будешь как они — и завтра «уделают» тебя…

Самое удивительное, что от Нафани ничего и не требовали. Его били просто так…

Ночью Нафаня никак не мог уснуть. Он лежал на своей кровати в одежде, свернувшись калачиком под одеялом, вспоминал родной дом и тихонечко плакал. Со временем он научится плакать так тихо и незаметно, что сможет это делать даже не таясь…На глазах сверстников… Никто и не догадается… Плачешь где-то внутри, а снаружи все как обычно… В детском доме самое главное, чтобы ты был незаметен и тих… Иначе всегда найдется желающий напомнить тебе твое место…

Страдал Нафаня сейчас не только от обиды и унижений, но и от голода. Молодой здоровый организм требовал еды. Он уже почти сутки ничего не ел. Ужин в детском доме был ничуть не лучше обеда. Та же безобразная свалка у раздачи. И так же, тем ребятам кто был последним в очереди, ничего опять не досталось. Давали все ту же кашу, хлеб и жалкое подобие чая. Но если в обед Нафане перепал кусочек хлеба, то ужин оказался еще скромнее. На этот раз, когда подошла его очередь, на раздаче оставался только чай, который он выпил в полном одиночестве, так как Буша в столовой почему-то не было.

Ворочаясь в своей неуютной кровати, Нафаня стал понемножку успокаиваться. «Вот если бы сейчас у меня опять был бы браслет! Тогда они не смогли бы меня избивать», — вспомнил он про свое необычное сокровище.

Нафаня еще долго мечтал, как с помощью чудесного браслета он смог бы выстоять в этом, опостылевшем всего за один день, детском доме. С этими мыслями страдалец, наконец, уснул…

— Чего ты кочевряжишься? Нос воротишь! Государство из последних сил старается накормить, одеть и обуть таких как ты, всеми брошенных. И чем тебе не нравятся эти ботинки? — вопрошала кладовщица. — Не из дома моделей конечно! Но, зато какие крепкие. Им сто лет сноса не будет. Кто-то, правда, их уже разок относил, пока ему малые не стали… А они, глянь, после этого все равно как новенькие! Еще и ты сезон поносишь, пока не вырастешь. Потом сдашь их мне, а там кто-нибудь следующий возьмет… У нас штиблеты несколько поколений ребятишек держатся. Детский дом специально берет такую, чтобы попрочнее… Иначе на вас не напасешся. Если модную обувку брать, так это на один раз… Сразу разваляться. Разве сейчас умеют крепкие башмаки делать?! Вот раньше… У меня дед в одних валенках сорок лет проходил…

Нафня с тоской взирал на обувь, которую ему выдали. Ботинки эти не просто некрасивые — они были ужасны. Страшнее вселенской катастрофы… С одной стороны, башмаки более походили на девчачьи: на старомодной платформе, с высоким каблуком. С другой, для девчачьих они были очень уж огромными. Как для слоновой ноги. Просто невероятно большие. А цвет! Надо же — синие ботинки! Причем не однородно синие, а местами переходящие в черный цвет. Какой уважающий себя пацан подобное носить будет? Засмеют! Вот клоуну они подошли бы, запросто!

— Пожалуйста, посмотрите, может у вас хотя бы целиком черные есть… Пусть такие же неуклюжие, но хотя бы нормальным цветом, — взмолился Нафаня. — Даже такие же старенькие, но черные…

— Чего захотел! Нет у меня сейчас больше ничего. Весной сдадут, тогда… Купи черного крема, да и чисти их каждый день… Всему вас молодежь учить нужно. Вот у моего деда…

— На какие деньги я куплю крем? — перебил Нафаня.

— Ничего, раздобудешь! На сигареты где-то берете… Меньше курить будешь…

— Да не курю я…

— Тем более! — кладовщица захлопнула двери своей каморки прямо перед носом мальчика, давая ему понять, что разговор окончен.

«Сговорились! Все словно сговорились, меня доконать!», — страдал Нафаня. Еще бы! Он уже три дня жил в детском доме, а за это время ему не разу не удалось толком поесть. Мало того, он пропускал школу. Да и спал Нафаня очень немного. После ежедневной вечерней трепки, которую ему задавали воспитанники детдома, сон не приходил долго. Бить его продолжали так же жестоко, молча, и ничего не требуя. Дикость какая-то. Никакой логики. Что им нужно?!

Проходя мимо зеркала в коридоре детского дома, Нафаня остановился. На него смотрел совсем другой человек. С темными кругами под глазами, с дурацкими ботинками подмышкой, он лишь слегка напоминал того беззаботного подростка, каким был прежде.