— Нелли Трофимовна! Пожалуйста, получайте! Этот мальчик теперь абсолютно здоров. В изоляторе ему делать нечего, — Павел Антонович в подтверждении своих слов подтолкнул Нафаню навстречу старшей воспитательнице. — Забирайте в целости и сохранности.

Для Нафани начался новый этап жизни в детском доме. Он стал ходить в школу.

Потянулась череда одинаковых, похожих друг на друга дней. Через какое-то время Нафаня понял: скорее всего, также хорошо учиться, как когда-то, в прежние времена, он, пожалуй, уже не сможет… А если и сможет, то только по одному предмету, да и то — географии…

Все в этой школе было не так. Даже относительно спокойные и тихие детдомовцы здесь становились абсолютно не управляемыми. Потому что они чувствовали хоть какое-то небольшое послабление от гнета системы, введенной Козлявской на территории детского дома. Почти на всех уроках стоял невообразимый шум и гвалт. Содом и Гоморра. Никто и не думал учиться. Дети занимались чем угодно. Не спрашивая учителя, и вообще не обращая на него никакого внимания, бурсак в разгар урока мог встать, пройтись по классу, пересесть на другое место. Или, например, вообще, сидеть спиной к доске и играть в морской бой.

Нафане, пока он хоть мало-мальски не привык, все это показалось невероятно диким. От постоянного бедлама, творящегося вокруг, он даже впал в какое-то полусонное состояние.

Нормальные учителя просто боялись и отказывались вести уроки в классах, которые были составлены из воспитанников детского дома. Поэтому все преподаватели бурсакам доставались никудышные. Математику вела добрая старенькая Марь Ивановна, давно уже пенсионерка. Она даже не пыталась чему-то их учить. Зачастую на уроках Марья просто вязала… Терять ей почти нечего. Если ее и выгнали бы с работы, то пенсию уже все равно никто не отберет…

Литературу и русский преподавал глухой Ренат Измаилыч. Тот вообще плохо помнил, как зовут его самого… Ученики же, даже чуть ли не при нем самом, завали литератора «Ренаткой».

Химичка, Юлия Николаевна, молоденькая учительница, для себя решила, что этот год она как-нибудь отстоит, а уж на следующий, точно переведется в другую школу. Химию оно не преподавала, все равно никто не слушал. Юлия Николаевна вслух читала книжки. Не по теме конечно…

По другим предметам учителя тоже были не лучше…

В этом учебном заведении вообще многое было особенным. Например, школьный жаргон. В прежней школе, где учился Нафаня, учительницу химии называли химичкой. А здесь совсем непривычно — химоза. Даже уродские ботинки, в которых он ходил, и над коими не насмехался только ленивый, бурсаки почему-то называли по-английски: «ШУЗЫ». Хотя Нафаня сильно сомневался, что с их способностью учиться, бурсаки знали происхождение этого слова.

Но вот что интересно: судя по оценкам, успеваемость детдомовцев при всем этом была неплохой. Еще бы, оценки учителя просто завышали… Попробуй поставь плохие, будешь потом иметь дело с завучем. А еще хуже с ее подругой Козлявской. Та такую истерику закатит, сам же учитель и останется виноватым — не правильно учил.

Пожалуй, только на уроках географии была железная дисциплина. Географичка Роза Самуиловна сумела навести порядок.

Даже внешний вид этой учительницы был страшен. Нафаня как-то давно читал сказку про древний город мастеров. На обложке этой книги жители были нарисованы в больших изогнутых башмаках, чем-то напоминающие по форме кабачки. Если такой перевернутый вниз башмак приставить к лицу человека вместо носа, то можно представить, как выглядит географичка. У нее был не нос, а феноменально здоровый шнобель! В довершение к этому, лицо Самуиловны украшали немалые, черные, страшные бородавки… Баба Яга!..

На все уроки она приходила с деревянной указкой. В этой указке, как в волшебной палочке и заключалась вся сила географички. Она лупила ею учеников. Страшно, со всей силы… Так что зачастую указка даже ломалась. Семнадцатый век! Била она не только по ученикам, но и по столам, за которыми они сидели. Для тонкого, чувствительного Нафани, это был просто смертельный номер…

Когда сидишь в тишине и безмятежности, вдруг совершенно неожиданно сзади, или сбоку раздается оглушительный удар — плашмя указкой по гулкой столешнице… Как пушечный выстрел. Тут со страха заикаться начнешь! Географичка во время урока ходила по классу, и нужно было быть постоянно собранным, настороже, чтобы не пропустить удара. Это Нафане удавалось плохо. Хлопок следовал, как правило, тогда, когда он меньше всего это ожидал…

Но, нужно отдать должное учительнице: самому Нафане указкой еще ни разу не доставалось… Била Роза Самуиловна только за дело.

Не лучше чем с учебой, у Нафани обстояли дела и в отношениях с одноклассниками. Тот тон, который задал в детском доме по отношению к нему этот бандит Катя, автоматически перенесся и сюда, на территорию школы. Еще бы! Учителям было на все наплевать, а верховодили здесь те, кто понаглее, и посильнее. Беззащитный Нафаня, как новенький, и не принадлежащий ни к одной из мальчишеских группировок, представлял удобную мишень для еще большего самоутверждения Кати и ему подобных. А уж такие вещи как несуразные ботинки, только помогали юным негодяям, давая постоянный повод для насмешек.

Вот так вчера, Ларионов, или как его часто называли — Ларион, противный тип, который обычно сидит на задней парте, подошел на перемене к Нафане. Желая повеселить одноклассников, он заявил:

— Тут недалеко турбазу обокрали. Это не твоих рук дело? Там пропала огромная пара лыж!

И кивнув на ботинки Нафани, добавил, озираясь на дружков:

— Твои-то лыжи случайно не оттуда? Такие же большие, широкие! Горные! Ха-ха-ха!

Обидное гоготание, последовавшее со всех сторон, не позволило Нафане промолчать, как это он обычно пытался делать. На этот раз он не сдержался и, кивнув на коричневый пиджак обидчика, ответил:

— Там еще и попона от пони пропала! Это случайно не она на тебе? Вместо пиджака! Что-то ты ржешь как конь!

Ларионов, вовсе не ожидавший такого отпора, обозлившись, толкнул Нафаню, да так, что тот отлетел к окну. Раздался звон разбитого стекла. Это Нафаня задел локтем раму. Хорошо, что хоть не поранился!

— Варвары! Дикое скопище пьяниц!.. Не создавать, разрушать мастера!.. — неожиданно прозвучал речитатив среди возникшей секундной тишины. Это учительница, как раз проходившая по коридору, не могла не возмутиться от увиденного. Нафаня даже не знал эту женщину, так как в их классе она ничего не преподавала.

— Какой вандал это сделал? Что тут произошло? — негодовала учительница.

— Да вот: Новенький подрался! — тут же нашелся Ларионов.

Катя, до этого молча наблюдавший за всей этой сценкой, тоже подал свой голос:

— Да! Это он! Я все видел. И любой подтвердит! Не правда ли, пацаны?

Он с угрозой посмотрел на окружающих. Естественно никто и не подумал возразить.

Все это произошло вчера. А сегодня, на первой перемене, Нафаня проходя по школьному коридору, увидел огромную стенгазету и веселящихся возле нее школьников. Он, может быть, и не рискнул подойти в этот момент, чтобы взглянуть на предмет общего веселья. Посмотрел бы потом, украдкой, когда не было бы такого скопления народу. Но, кто-то из зевак, кивнув в сторону газеты, и указывая на Нафаню, заявил:

— Да вот и он сам! Похож, как две капли…

В газете был изображен разнузданный, с фингалом под глазом, лохматый, крошащий все вокруг себя, сорванец. Под рисунком кто-то написал, о том, что будто бы Нафаня устроил драку, разбил стекло, и вообще: «ПОЗОР ПОДОБНЫМ УЧЕНИКАМ!».

Ларионов в газете вообще не упоминался. Зато фамилия Нафани была выделена жирным шрифтом. Но что самое обидное, среди обсуждающих карикатуру подростков громче всех смеялся именно Ларионов. При этом он частенько посматривал на Катю, словно ожидая похвалы, за свою подлость.

У Нафани от обиды потемнело в глазах. Ну что тут можно сделать?

Все это произошло вчера, а сейчас Нафаня с неприязнью оглядывался на своего обидчика, который, не смотря на то, что идет урок, опять чему-то радовался…