– Что «они»? – подхватил Жорж.

– Они привезли меня туда с завязанными глазами, – быстро сообразила я.

Это была часть правды. Мы с Иваром прибыли ночью, и мне не удалось тогда разглядеть дорогу.

– Но обратно-то ты нашла путь? – оживился толстый Митяй. – Запомнила? Лекхе, которые живут не в гетто… мы должны это увидеть.

Они с Жоржем переглянулись.

– Я бежала наугад. Сама не помню, как оказалась у дороги. По-моему, даже кругами ходила, – настаивала я на своем.

– Но все равно ты не выглядишь сильно обтрепанной и уставшей. Значит, это место не так уж далеко, – возразил толстяк.

Я замолчала, а он повернулся и уставился на меня пронзительным взглядом. Чем дольше затягивалась пауза, тем сильнее казалось, что веду себя, как Сочувствующая. И если охотники тоже подумают так, то обратное будет очень трудно доказать.

– И они просто держали тебя там? – Митяй прищурился. – Для чего?

– Ладно, ну чего ты насел? – встал на мою защиту Жорж. – Не видишь, девушка еще в себя не пришла.

Толстяк, наконец, перестал обстреливать меня глазами и повернулся к собеседнику.

– Ты посмотри, слишком уж она чистенькая. Что они там с нее, пылинки сдували? С какой стати дикарям так оберегать охотницу? Или она не охотница, или… – он снова бросил косой взгляд. – Она была их шлюхой.

Я охнула от возмущения. Не могла поверить, что кто-то посторонний прямо при мне станет говорить такие гадости. В клане моего отца наемники и заикнуться в моем присутствии о чем-то неподобающем боялись. В который раз мысленно посетовала, что папа из слепой родительской любви скрыл от меня столько правды о реальном мире.

– Не говори так о нашей гостье, – покачал головой Жорж, – конечно, никто из них и пальцем ее не тронул. Ты сам слышал, какие порядки в клане Хромого. Женщина из этого клана скорее убила бы себя, чем допустила такое! Это все равно, что со своей собакой переспать!

Он многозначительно посмотрел на меня в зеркало заднего вида и добавил:

– Если она, конечно, на самом деле из этого клана.

Я сглотнула. Убить себя, чтобы не спать с Иваром? О да, я пыталась. Но им-то легко судить. Они никогда не окажутся на моем месте. Поэтому я тоже не открою им правду.

– Меня держали, как заложницу, чтобы шантажировать отца, – я вздернула подбородок, – поэтому и пылинки сдували. Иначе папа не пошел бы на переговоры.

Эта версия успокоила моих собеседников, разговор затих сам собой. Я отвернулась к окну, гадая, сколько еще придется врать, балансируя на тонкой грани правды и вымысла, чтобы не навредить невинным жителям поселения, но и не сгубить собственную репутацию. И вдруг поняла, что все только начинается. У отца вопросов наверняка появится несравнимо больше. Его я не смогу заставить умолкнуть какой-нибудь высокомерной фразой, как случайных спасителей.

Придорожный указатель сообщил, что до города осталось каких-то десять километров, когда джип вдруг свернул с шоссе на грунтовку. С одной стороны виднелись дома пригородного поселка, с другой – простиралось поле со свежевскопанной черной землей, а за ним – роща.

– Куда мы едем? – насторожилась я.

– К нам домой, – уверенным тоном заявил Жорж, – не можем же мы не накормить тебя и не дать отдохнуть. К тому же, путь до заповедника неблизкий, а мы не планировали такую дальнюю поездку.

Это звучало разумно.

– Я хочу сразу же позвонить папе, – сообщила я.

– Конечно, – миролюбиво согласился он, – сразу же позвоним. Заодно и с Седым познакомишься.

– А кто такой Седой?

Жорж улыбнулся светлой мальчишеской улыбкой.

– Наш отец.

Теперь уже по двум сторонам дороги тянулись перепаханные поля. Проехав еще какое-то время, джип миновал каменную ограду с распахнутыми воротами, которые, судя по виду, никогда не закрывались, слишком уж «вросли» в землю. Нас встретил фруктовый сад. Деревья казались высаженными любовно, по линеечке. На ветвях краснели спелые бока яблок. Роль живой изгороди выполняли кусты роз. Я залюбовалась чайными, темно-красными, белыми и нежно-розовыми бутонами. Словно попала в райские кущи, настолько здесь было красиво.

Если внутри и трепыхалось волнение, то теперь оно утихло. В таком прекрасном месте просто не хотелось думать о плохом.

Вьющаяся роза оплетала упругими темно-зелеными стеблями выбеленный фасад дома. Здание выглядело старым. Узкие окна, старомодная лепнина по фронтону. Дом походил на какую-нибудь старую гимназию, из числа тех, которые мне доводилось видеть на страницах учебников истории.

Джип притормозил на широкой площадке перед входом. Жорж выпрыгнул, галантно открыл мне дверь и подал руку, чтобы помочь выбраться. Митяй просто поспешил в дом, не оглядываясь.

– У вас тут глаз не оторвать… – протянула я, вдыхая полной грудью чудесный пряно-пьянящий аромат роз.

– Это отец, – с улыбкой сообщил Жорж. Пока я любовалась плодами на деревьях, украдкой заметила, что он смотрит только на меня. – Если бы не родился охотником, то наверняка стал бы садовником. Здесь его страсть. Любимое хобби.

– У нас не так…

– А как у вас?

– У нас река. Она очень красивая, но холодная. Если бродить по берегу, то можно найти прозрачные камни, – я испытала почти невыносимую боль от ностальгии по родным местам. – А еще везде мох. Когда он свисает с деревьев, то напоминает лапы сказочных чудовищ. Так я в детстве воображала. Но цветов у нас нет. Мой папа посчитал бы цветник глупостью и лишней тратой сил и времени. И лес в основном хвойный.

– Значит, твой отец далек от романтики? – хмыкнул Жорж.

– Вся романтика закончилась со смертью мамы.

– Я слышал, ее убили лекхе. Все знают эту историю. Ваша семья – живая легенда.

Что-то кольнуло внутри на словах «убили лекхе». Нина посеяла во мне зерно сомнений, которое теперь никак не удавалось вытравить. Пока я подыскивала подходящие слова для ответа, на пороге дома снова появился толстый Михей.

– Ну где вы? – недовольным голосом позвал он. – Отец ждет!

– Пойдем? – Жорж повел меня к дверям, и я последовала охотно. Все-таки рядом с ним чувствовала себя комфортнее, чем в компании сурового толстяка, который замкнул процессию.

Из-за небольших окон в помещении не хватало света. Пахло душным ароматом увядших и начинающих подгнивать цветов. Где-то в глубине дома переливалась на разные голоса классическая музыка. Мы направились на звук. Я не разбиралась в композиторах настолько хорошо, чтобы понять, чья она, но сумела различить органную полифонию.

Жорж шел уверенно, его ботинки отстукивали ритм по гладким крашеным доскам пола. Митяй за моей спиной, наоборот, ступал мягко, как кошка. Только шорох одежды выдавал его присутствие. Коридор оканчивался приоткрытой дверью, из-за которой бил свет. Жорж толкнул ее и посторонился, чтобы пропустить меня вперед.

Я вошла и оказалась в рабочем кабинете. Пожилой сухопарый мужчина, одетый в подобие сюртука с высоким воротником, и впрямь седой как лунь, стоял лицом к окну, заложив руки в замок за спиной. При моем появлении он обернулся, взял со стола пульт и выключил музыкальный центр, расположенный на полке в окружении книг. Внезапная тишина ударила по ушам сильнее взрыва бомбы.

– Здравствуйте, – поприветствовала я, ощущая неловкость.

– Митя, а почему вы нашей гостье еще руки не освободили? – нахмурился глава клана, остановив взгляд на моих кандалах.

Торопливое шарканье ног за спиной подсказало, что толстяк бросился куда-то прочь. Жорж остался безмолвной тенью у дверей, будто и слово боялся вымолвить без разрешения.

– Значит, ты – дочь Хромого? – светским тоном поинтересовался Седой, разглядывая меня с головы до ног.

– Да.

– Я слышал, что твоя мать была красавицей. Ты, наверно, в нее пошла?

– Так говорят, – я пожала плечами.

Старик прошелся вдоль стены, по-прежнему держа руки заложенными назад. Чем-то даже ворону Нины напомнил своим важным видом.

– И как дела в заповеднике?

– Мы… мы справляемся, спасибо.