– Тогда откуда они у вас?

– Я снял их с дохлых «красноповязочников», – сообщил Ивар. – Так и знал, что пригодятся.

– Ты убил своих же?

Он грозно сверкнул на меня глазами.

– «Красные повязки» – это не «свои».

– Их все ненавидят, – поведал Байрон.

– Все, кроме властей, – добавил Лекс.

– Ты убил их до того, как они тебя пытали или после? – снова обратилась я к Ивару.

– Во время.

– За что они тебя пытали?

– Это не твое дело, охотница.

Как я его ненавидела за этот тон!

– А я знаю, за то, что ты – мерзкое двуличное существо.

Ивар посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

– Двуличное? Ты меня недооцениваешь. Два лица – слишком мало, чтобы выжить среди таких убийц, как твой отец.

– Значит, когда ты меня поцеловал и умолял о спасении, это было третье лицо?

Краем глаза я заметила, как сидевший рядом Лекс вдруг напустил на себя отсутствующий вид, а впереди послышалось насвистывание Байрона.

Ивар резко выдохнул через нос и поменял положение рук на руле.

– Да, я ее поцеловал! – наконец воскликнул он.

– Мы не против, – отозвался Лекс.

– Я даже ничего такого не подумал, – поддакнул Байрон.

– Два раза, – мстительно добавила я. – И один раз был голым. И возбужденным. Думаешь, я этого не заметила?

В машине повисла тишина.

– Обсуждать мой стояк не будем, – прорычал Ивар после минутной паузы.

– Нет, неподходящая тема, – закивали его друзья.

Вроде бы беседа утихла, но еще через какое-то время Лекс не выдержал.

– Ты умолял ее о спасении?

– Это был повод для второго поцелуя, – пояснила я.

– Все равно она меня убила, – Ивар стал мрачнее тучи. – Даже рука не дрогнула.

– И спасла, – напомнила я. – И вас всех спасла тоже. А этот симулянт…

– Ты симулировал стояк на охотницу? – заинтересовался Байрон.

– Да как его можно симулировать! – встал на защиту друга Лекс.

– Заткнитесь все! – рявкнул Ивар, и его руки на руле подрагивали от гнева.

Лекхе притихли. Удовлетворенная, я откинулась на спинку сиденья и отвернулась к окну.

До города мы добрались быстро, но останавливаться там не стали. К своему ужасу, я поняла, что похитители увозят меня все дальше. Прошел час, другой. Во время короткой остановки мужчины размяли ноги, и мучительная поездка продолжилась. Я перестала ориентироваться в своем местонахождении. Куда решил меня спрятать Ивар? И догадается ли папа, где искать? Он наверняка поставит на уши округу, но сообразит ли расширить круг поисков?

Наконец автомобиль свернул с шоссе на проселочную дорогу. Непохоже, чтобы ею часто пользовались, потому что внедорожник то и дело подпрыгивал на кочках и ухабах, а низко склонившиеся ветви деревьев хлестали по крыше. Меня изрядно помотало, прежде чем Ивар притормозил. Наступила ночь, и все, что удалось разглядеть в свете автомобильных фар, – это высокий частокол, кое-как слепленный из разномастных бревен, и деревянные ворота. Гетто? Я ни разу там не была, но слышала, что заборы увешаны колючей проволокой и по периметру бродит вооруженная охрана. Совсем непохоже. Ивар коротко посигналил три раза. Через какое-то время ворота начали открываться. Я вцепилась обеими руками в сиденье, не зная чего ожидать от нового поворота судьбы.

Когда Кира закричала: «Помогите!», Ивар поймал себя на мысли, что ему страшно. Страшно не от того, что их жизни снова окажутся в опасности. Всего-то и надо, что быстро выпрямиться, развернуться, наверняка получить пулю в живот от спохватившегося полицейского, сломать ему руку, отобрать оружие и сделать ответный выстрел. Ивар испугался, что потеряет свою охотницу. Что произойдет нечто непредвиденное – и ей удастся вырваться.

Но нет, обошлось.

Всю дорогу он украдкой поглядывал в зеркало заднего вида и наблюдал за ней. Морально был готов к любой женской реакции, которую только мог подсказать ему жизненный опыт. Ожидал, что девчонка начнет рыдать в три ручья, умолять его или кого-то из его друзей сжалиться и отпустить ее, предлагать за это деньги. Что будет обещать молчать и не выдавать их, если высадят ее у ближайшего пункта полиции или хотя бы у телефонной будки. Он даже не отбрасывал тот вариант, что она предложит ему одному или им всем переспать с ней ради свободы.

И поначалу Кира действительно заистерила. Но потом собралась с мыслями и перестала. Гораздо позже Ивар сообразил, что она выросла среди мужчин и просто не видела примера типичного женского поведения. Реагировала на трудности так, как отреагировал бы кто-то из ее родственников. Как отреагировал бы он сам. Собралась и начала анализировать ситуацию и искать способ побега. Это настораживало Ивара больше любых криков и угроз. Он понимал, что девчонка борется. Ее гордый вид, блестящие от непролитых слез глаза, нервно дрожащие губы, покрасневшая кожа на тыльной стороне левой кисти, которую она принималась пощипывать, когда с задумчивым видом смотрела в окно – все это подсказывало Ивару, что внутри нее кипит нешуточное напряжение, подобное бомбе замедленного действия.

С каждой минутой его все больше срывало с тормозов по отношению к ней. Когда Ивар въехал в ворота своего поселения, то вдруг отчетливо понял, что его ничто не сможет остановить. Этой ночью он будет с Кирой, окажется внутри нее, завладеет ею безраздельно. Не ради жилы, не ради мести ее отцу – ради того, чтобы понять, каково это: быть с такой, как она.

Какая ирония судьбы – запасть на охотницу! Ивар жалел, что ему не попадались такие девчонки среди лекхе. Все женщины его вида были сломленными и боязливыми. Они давно смирились с положением дел, приняли участь низшей расы и покорились завоевателям. Ивар легко читал это в потухших безжизненных взглядах. Он жалел своих соплеменниц, но не хотел их. Ивар спал с обычными женщинами, и они даже не догадывались, что он из себя представляет, но это была скорее дань городскому образу жизни и необходимость поддержания имиджа ради безопасности. Горожанки казались ему тупыми бездушными тварями, помешанными на тряпках и статусе своего очередного любовника.

Оставалась еще Мила, единственная из девушек-лекхе, которая не сгибалась под ударами судьбы, но к той Ивар испытывал исключительно дружеские чувства.

Когда Кира вышла из машины и остановилась, чтобы оглядеться, он заметил, что ей страшно. Обычный и вполне понятный страх, продиктованный чувством самосохранения. Втянув голову в плечи, со скованными руками, она стояла, как ребенок приоткрыв рот от удивления, и разглядывала поселение. С места у ворот взгляду сразу открывалась широкая площадь, освещенная уличными фонарями. По обеим сторонам от площади шли дома, одноэтажные и двухэтажные, но не те хилые «мазанки», которые можно было встретить в гетто, а нормальные жилища с каминным отоплением.

Поселенцы начали выходить из домов, чтобы посмотреть, кто приехал. Увидев незнакомку, они спешили ближе, сгорая от любопытства. Ивар кивал в ответ на приветствия, а сам размышлял, правильно ли поступил, что привез ее именно сюда? Рискнул и поставил на карту жизни всех близких ему людей ради одной девушки. И достойна ли она этого риска? Выдержит ли то, что он для нее приготовил? Сможет ли помочь ему так, как это требуется? Не сломается ли, как сломались женщины его вида под властью мужчин ее вида?

Людей собралось около полутора десятков, и тогда Ивар представил им Киру. Сообщил, кто она такая и что она будет его пленницей здесь. Поселенцы зашипели, а девчонка вздрогнула. Ивар нахмурился, взял ее за руку, чтобы увести, и тут в нее полетел первый комок грязи.

Он не стал останавливать своих людей, потому что и не ожидал от них ничего другого. Принятия не будет, по крайней мере с первого взгляда. И в этой войне Ивар должен быть на их стороне от начала и до самого последнего вздоха. Если начнет защищать дочь врага – может потерять уважение. А оно ему жизненно необходимо.

Глаза Киры расширились, и она так закусила верхнюю губу, что показалось – выступит кровь. Ивар потащил ее за собой, стараясь быстрее увести от толпы, но комья летели ей вслед, ударяли в спину, по плечам, разлетались брызгами по волосам и одежде. Лекхе выкрикивали ей вслед ругательства и грозили кулаками.