Мои познания в интимной сфере ограничивались лишь двумя ночами с Иваром, но только теперь я поняла, какая огромная пропасть лежала между его действиями и поведением хозяев дома. Знает ли их отец? Ну конечно, надо быть глухим, чтобы не услышать вопли! Значит, все происходит с его одобрения.

Девушка поднялась на ноги и поплелась в мою сторону. Когда она поравнялась с дверью, я схватила ее за руку и втащила в комнату. Лекхе даже не пискнула, только вжала голову в плечи в ожидании новых побоев. Я учуяла исходивший от нее тяжелый запах мужской похоти, и меня передернуло.

– Как тебя зовут? – прошептала я.

Она промычала что-то и покачала головой. Волосы падали на лицо, закрывая в полутьме его выражение, но я почему-то была уверена, что оно – обреченное.

– Откуда ты? У тебя есть родные?

Опять мычание. Я всерьез начала беспокоиться за рассудок бедняжки. Неизвестно, сколько времени длились мучения и какими способами ее ломали, делая покорной. Я схватила грязное запястье и повертела, разглядывая браслет.

– Его можно снять. Ты будешь свободна. Слышишь меня?

Молчание в ответ.

– Ты не должна позволять им так поступать с собой. Слышишь? – опять позвала я.

Мне казалось, что лекхе откликнется, воодушевится перспективой побега. Но она просто стояла, опустив голову, и ждала, пока мне надоест ее уговаривать.

– Я сниму с тебя браслет. Потом ты призовешь фамильяра. Излечишься и убежишь. Поняла? Только никому ни слова.

Она даже не шелохнулась. Теперь отчаяние начало просыпаться во мне. Что ж, придется действовать кардинально и вспомнить все, чему учил старший брат. Наконец-то, его уроки пригодились.

Я заставила девушку положить ладонь на край тумбочки. Та тихонько захныкала.

– Прости, – пробормотала я, а потом резко навалилась всем весом, выбивая из сустава ее большой палец.

Ожидала крика, но лекхе только пискнула. Видимо, такую боль уже не считала сильной.

– Прости… прости… потерпи немного… – я стащила с нее браслет и отбросила его в угол. – Все. Вызывай фамильяра. Лечи руку. Беги, пока они не спохватились.

Девушка прижала поврежденную конечность к груди, попятилась и покачала головой. Я оторопела.

– Ты что, не слышишь? Я освободила тебя! Времени нет!

– Так-так-так… – раздался за спиной голос Жоржа, и тут же в комнате вспыхнул свет.

Я испуганно обернулась. Он стоял в дверях, отрезая все пути к бегству. Поправил ремень на джинсах и оглядел нас с лекхе. Прищурился.

– Все-таки, Сочувствующая. Из легендарного клана! Твой отец умрет от позора.

Недомолвки закончились. У охотников теперь имелись доказательства против меня. Волна страха накрыла с такой силой, что я бросилась на него с ножом. Жорж попробовал блокировать удар, но Коля не зря учил меня, и маневр оказался обманным. Проскользнув под рукой охотника, мое лезвие вонзилось ему в бок.

Жорж закричал и упал на колени. Я выругалась, сообразив, что натворила. Замерла в растерянности. Лекхе стояла в прежней позе и смотрела на происходящее безо всяких эмоций. Как будто ни собственная, ни моя судьба ее не волновали.

Уже через пару мгновений в дверях показался Митяй. Увидев, что творится, он бросился на меня. Нож остался в боку его брата, поэтому пришлось отбиваться голыми руками. К сожалению, перевес силы оказался не на моей стороне. В глазах резко потемнело.

Когда сознание вернулось, я ощущала ужасный шум в ушах. Кто-то тащил меня за ноги по земле. Спиной чувствовалась каждая кочка, значит, меня выволокли из дома. Зрение никак не удавалось сфокусировать. Наконец мои ноги отпустили. Не успела я обрадоваться, как перед глазами возникло перекошенное от злобы лицо толстяка. Он поддел меня и перевернул. Миг падения длился недолго, но удар о доски вышиб мучительный стон из моей груди. А потом большая темная металлическая крышка захлопнулась.

Кричать я не стала. Жорж предупреждал, что воздуха тут мало.

В наушниках плейера грохотал драм-н-бейс, но даже музыка не могла заглушить мыслей о ней.

В каждой встречной незнакомке с каштановыми локонами виделась она.

И его два раза чуть не сбили велосипедисты, потому что настолько не мог сосредоточиться, что пересекал велосипедную дорожку, не посмотрев по сторонам.

Ивар выматывал себя девятым кругом по большому городскому парку. Его футболка почти насквозь промокла от пота, руки были согнуты в локтях и прижаты к бокам, а на лице застыло свирепое выражение. С таким видом отправляются убивать, а не заниматься спортом.

Спорт в принципе являлся лишь средством, а не целью.

Ивар бегал по вечерам последние несколько дней, потому что чувствовал, что иначе опять сорвется. Помчится к своей охотнице, забыв про все клятвы и обещания не повторять этого. Нет, лучше загнать себя до невыносимой усталости, чтобы доползти до душа, а потом – провалиться в сон.

Кира была слишком ласкова с ним в последний раз, а он – слишком отдался инстинктам, которые твердили «возьми ее, сделай своей». И оставшись без нее, Ивар снова не спал по ночам, ворочался в постели и вспоминал, какой утомленной и расслабленной выглядела его маленькая охотница. Когда он, наконец, оставил ее в покое, Кира лежала в прежней позе, ее ноги оставались чуть разведеными в стороны, волосы растрепались, руки были закинуты наверх, губы – приоткрыты и еще полны жаркого дыхания.

Эта поза кричала: все для него, и вся она – для него тоже.

Тогда Ивар стоял над кроватью и одевался, не в силах оторвать от нее глаз, а Кира бросила томный взгляд, вряд ли осмысленный после бессонной ночи. Словно уголек вспыхнул в уже затухающем костре. И этот взгляд пронзил Ивара сильнее любой пули, и ему внезапно стало ясно, что в этот момент она убила его по-настоящему. Не в прошлом поединке, тем бесполезным ножом из обычного железа, а теперь, в эту секунду, сейчас.

Чтобы избавиться от наваждения, Ивар решил на некоторое время забыть дорогу в поселение. Он постоянно твердил себе, что ее отец убил всю его семью, не пожалел даже маленькую сестренку, превратил жизнь его народа в ад. Что в этом парке среди семей с детьми, которые катаются на каруселях, наслаждаются свежим воздухом на скамьях, играют в бадминтон на лужайках, ездят на велосипедах и роликах или бегают, как он сам, – среди них нет ни одного лекхе. И никогда не будет. Для лекхе не предусмотрено парков и зон отдыха.

Ивар держал в своих руках один-единственный шанс все изменить. Судьба подкинула ему возможность вендетты, а вместо того чтобы им воспользоваться, он переполнялся глупыми фантазиями и мечтами и больше всего на свете хотел эгоистично наслаждаться девушкой, забыв о страданиях друзей.

На перекрестке двух аллей примостилась старуха с цветочными букетами в ведрах. Пробегая мимо, Ивар представил, какое лицо было бы у его охотницы, если бы он подарил ей вон те красные розы, и глупо заулыбался. Затем поймал себя на мысли, что совершенно не знает, какие она предпочитает цветы и любит ли их вообще.

Осознав, до чего докатился, Ивар громко выругался, напугав проходившую мимо парочку, и припустил вдвое быстрее обычного, свернув в боковую аллею. Придется сделать еще круга четыре, чтобы вытрясти из башки дурь.

Внезапно наперерез ему выскочили трое. На рукавах ветровок мелькнули красные повязки. Ивар остановился и нахмурился, уже понимая, кого увидит.

– Виктор… – процедил он, вытаскивая из одного уха наушник.

Лекхе невысокого роста, с розовыми ушами и легкой щербинкой между двух передних зубов, оскалился подобием улыбки. Его взгляд медленно просканировал Ивара снизу вверх от белых кроссовок до кончиков волос.

– Привет, Хамелеон. Что-то не слышно тебя и не видно в последнее время. Как там дела в Сопротивлении? Как Мила поживает?

Двое его подручных окружили Ивара и вызывающе хмыкнули. Он сжал кулаки, всерьез подумывая, что получил отличную возможность их почесать и выпустить пар. Но все-таки парк – общественное место, а ему не улыбалось потом объясняться в полиции за драку. Отец и так постоянно твердил об осторожности, а Ивар то и дело невольно забывал о наставлениях.